Бернард Эшли - Терри на ограде
Каждый класс, куда он заходил, казалось, был в полном порядке — то есть все, вроде, цело и на месте. А вообще-то нашлось бы о чем поговорить. В одном, где учителем стажер, корзина с посудой из-под молока осталась в углу, а не выставлена к двери, как положено. В другом пол подметен, а стулья так и остались вверх ногами на столах. И хоть Джарвиз был еще не в себе, он уже готовился сказать словечко-другое нарушителям установленного порядка, разве что надо будет заняться чем-то посерьезнее. Медленно, один непослушный ключ за другим, одно проклятье за другим, одна дверь за другой, он продвигался назад к вестибюлю, и понемногу в голове у него прояснилось и все уверенней становилась походка.
А Терри переживал еще одно потрясение — пожалуй, за этот день самое сильное — оттого, что очутился незваным в кабинете мистера Маршалла. Когда его посылали или вызывали сюда, он ничего не мог толком рассмотреть. Присутствие директора подавляло его, и лишь потом в памяти вдруг всплывало что-нибудь как будто не замеченное — своего рода остаточный образ, запечатленный глазной сетчаткой, словно пленкой фотоаппарата. Так, например, однажды отец выиграл в фабричной лотерее барометр, и Терри вспомнил, что точно такой же висит в кабинете мистера Маршалла. Или как-то в магазине тканей он увидел директорские занавеси. Теперь он стоял в этой святая святых и смотрел на все новыми, испуганными глазами.
Отец Терри сказал бы, что, похоже, у мистера Маршалла не так уж много дел. Слишком пусто, слишком прибрано у него на письменном столе. Слишком продуманно и аккуратно все расставлено. Не видно, чтоб он изнемогал под грудами бумаг, которые обрушиваются на него изо дня в день. Чернильный прибор зеленого сланца (привезенный из Уэльса, где он проводил отпуск); качающееся пресс-папье с розовой, без единого пятнышка промокательной бумагой, другое — стеклянное, чтобы класть под него бумаги, а ни одной бумажки под ним нет; телефон поставлен под углом в сорок пять градусов, чтоб, разговаривая, удобней облокотиться на стол — таковы были символы его деятельности. Возможно, Терри все эти признаки ничего не говорили, зато он мог поручиться, что на расследование преступлений, крупных и мелких, мистер Маршалл времени не жалеет. Это весьма важно, чтобы сохранить доброе имя школы, часто повторял директор. Такова его работа: думать, намечать линию поведения, взвешивать все «за» и «против» и усердно и старательно вершить правосудие.
И Терри уже сник, подавленный гнетущей внушительностью этого небольшого кабинета, каждая секунда длилась и длилась, и такая одолела жуть, как прежде в пустом доме в квартале доков, только еще гораздо страшней. Все, что происходит, — зло, и это не во сне, а наяву. И хоть ни в чем он не виноват — конечно же, нет, — но ведь все началось с его бегства из дому, а потом он и вовсе окажется в ужасном положении, оттого-то он теперь чувствует себя преступником, будто сам затеял этот налет. Будто очутился по ту сторону ограды, отделяющей добро от зла, и стоило перемахнуть через нее, она так выросла, что назад уже не перебраться.
Пресс-папье перекочевало к Мику в карман джинсов, и на бедре у него словно вздулась шишка, а сланцевая подставка для ручек оказалась у Футбольной башки, и он запустил ею в электрические стенные часы. Но не попал и с досады выругался, а его снаряд лишь царапнул обои и, не натворив больших бед, упал на пол. Но удар об стену прогремел в маленькой комнате, точно взрыв в карьере, откуда этот сланец извлекли на свет. Все подскочили от неожиданности, а неожиданностей Лес не любил. Взбешенный, он с размаху двинул Футбольную башку по плечу.
— Дубина! — рявкнул он. — Мы не за тем пришли!
— Будешь тут крушить, скажут — тут были не порядочные воры, а бандюги, — ухмыльнулся Мик.
— Из-за его дури народ сбежится. Нам надо взять транзисторы — и дёру. Бить-крушить будешь в другой раз…
— А чего дерешься! — проныл Футбольная башка, держась за плечо.
— Это зря… — поддержал Мик.
— Заткнитесь вы! — Разозленный Лес повернулся к тому, кто знал, где тут что: — Слышь, Терри, в каком шкафу?
Терри. Опять. Да еще когда разозлился. Может, когда он зол на своих, он добрей с тем, кто ему помогает? Вот это здорово! — мысленно усмехнулся Терри. Но, может, это и не так. С таким Лесом никогда не знаешь, на каком ты свете.
— Вон в том. Под окном. Левая дверца.
Что толку упорствовать? Только отколотят, а шкафы Лес все равно переломает, пока не отыщет, что ему надо.
Под окном с жалюзи в металлической раме стоял низкий шкаф, дубовый, но выкрашенный в белый цвет, чтобы выглядел современнее. Он-то уж наверняка заперт, это Терри знал. Когда приходишь за приемником, мистер Маршалл всегда его отпирает. Но Лес уже опять уверовал в себя, для него это не помеха. Он многозначительно поглядел на Мика, присел на корточки и очень осторожно, будто хирург во время тончайшей операции на ухе, стал поворачивать нож в замке. Ему ясно было — шкаф старый, крепкий, такой пинком не откроешь, только зашибешь пальцы, и скачи потом на одной ноге по комнате всем на потеху. А с замком этим он справится, это ему раз плюнуть.
В полминуты дверца была открыта, нож сунут обратно в карман джинсов, и вот Лес дорвался. Наконец-то! Он горел жадным нетерпением, действовал и ловко и грубо, точно палач. Порывисто сунулся внутрь. Вот оно, ради чего он здесь, ради чего угрожал, и запугивал, и вел их: он знает, на что пустит деньги, которые теперь выручит, и, точно голодающий, который дорвался до кладовки со съестным, он запустил руки в шкаф. Глаза его блестели, из носу текло, в горле как-то странно булькало.
— И всего делов! — сказал он и громко, пронзительно, гнусаво засмеялся. — И всего делов, черт возьми!
Джарвиз направлялся к первому из тех шести классов, которые еще предстояло осмотреть, и его здоровое ухо было обращено к левой стене коридора, а за этой стеной помещался директорский кабинет. И он услышал: что-то ударилось об стену, и тотчас раздались громкие сердитые голоса. Это уже не ошеломило его — открывая одну за другой двери классов, он чего-то в этом роде и ждал. Вот, значит, они где! И, судя по голосам, — ребятня. Ясно! Он не спешил, не кинулся вслепую прямо в кабинет, он ведь старый вояка, стреляный воробей; нет, он тихонько отворил дверь в вестибюль, проскользнул туда и ловко — теперь и ключи и пальцы отлично слушались — запер ее за собой. Он готовился к броску в атаку, и, как в былые времена, перед тем как выскочить из окопа, в нем поднялось до боли острое волнение, и тело сразу стало моложе лет на десять. Он пригляделся к вроде бы закрытой двери канцелярии, потом подкрался к входной двери и запер ее; и точными движениями пехотинца, готовящего штык к бою, расстегнул пряжку своего широкого кожаного пояса. Дернул, еще раз, еще; повернул, еще раз, еще, потянул, еще раз, еще. Есть! Свободный от пряжки конец ремня обернул вокруг правой кисти и осторожно приблизился к комнате секретарши — голова вздернута, один глаз подозрительно прищурен, другой зорко подстерегает опасность. Тревога! К бою готовсь!
Через комнату от него Лес созерцал добычу и пускал слюни от удовольствия. Он ведь толком не знал, какой будет улов, думал выручить за все фунта три, а может, и пять-шесть; но транзисторы, которые тут оказались, ошеломили его, в голове стали зарождаться грандиозные планы. Насколько он помнил, хотя в свою школу заглядывал не часто, проводка для радио была во всех классах. Но хорошие приемники штука очень дорогая, и начальные школы обходятся плохонькими, маленькими транзисторами. А эти — большие, сантиметров тридцать на десять и двадцать в высоту, у них так легко выдвигаются длинные антенны, и целых четыре диапазона, и есть гнезда для магнитофона и наушников. Отличные транзисторы — полированное дерево, удобные ручки, и корпус перехвачен сверкающим ободком нержавеющей стали.
— Шик! За такие монету не пожалеют!
— Машинки что надо…
— Ай да Лес, котелок варит…
— Не гляди, что ряшка страхолюдная…
Транзисторов было шесть, и на каждом — наклейка с номером, чтобы Маршалл мог давать их по очереди и чтобы поровну садились батарейки. Без особой охоты Лес дал каждому по транзистору и один отставил на стол — для себя. Последний, под номером шестым, сунул в руки Терри:
— Этот тебе, на сохранение, до завтра. Так что ты теперь по уши завяз, вместе с нами, сечешь? Ты теперь из нашей шайки и добычу дома укрываешь. А завтра вечером в полпятого притащишь его в лощину, на самое дно, к сточному колодцу. Да без дураков, ясно? Гляди никого с собой не приведи! Если кому проболтаешься, папаше или там полиции, самому будет хуже — нас-то не найдут и машинки не найдут и решат, ты им наврал с три короба: напугался, что поймали, и все выдумал. Я-то знаю, как у них мозги устроены. Ясно?
Лес шмыгнул носом и глядел на Терри, ждал ответа. Терри крепко прижал транзистор, будто нежеланное дитя. Отчаяние окутало его, словно облаком ядовитого газа, голова шла кругом, мутило, и он не мог вымолвить ни слова.
![Эптон Синклер - 100% [худ. Пинкисевич]](/uploads/posts/books/242973/242973.jpg)