Сильвия Раннамаа - КАДРИ
Отец поднялся, закрыл окно и заходил по комнате, словно забыв и о моем вопросе и обо мне самой. Плечи у меня дрогнули. Не то потому, что в комнате стало прохладно, не то потому, что я заговорила о матери. Отец остановился передо мной и заговорил. Голос у него изменился – зазвучал низко и глухо:
– Мать твоя тоже была красивая.
Это не было для меня новостью, хотя никто не говорил мне этого: я всегда знала, что моя мама была красивая, ведь все мамы самые красивые и лучшие на свете. Все же я была рада, очень рада, что отец это подтвердил, и я с нетерпением ждала, что он скажет еще. Но он глядел мимо меня, куда-то вдаль, и, как видно, больше ничего не собирался говорить. Наконец я спросила:
– Но она была и добрая, правда?
– Да, добрая, – кивнул отец. – Может быть, по рассказам бабушки у тебя создалось впечатление, будто я мало любил твою мать. Но в этом твоя бабушка ошибается, как, возможно, ошибалась и твоя несчастная мать. Я тоже немало ошибался в жизни.
Ошибался?
Разве это только ошибка, если человек в трудное время бросает свою родину? Разве взрослым людям можно ошибаться в таких вещах? Впрочем, я не должна забывать, что он, в сущности, не бежал с родины, как некоторые другие, а очутился вдали от нее из-за своей службы на корабле, плававшем в чужих водах. Но все же ему надо было вернуться раньше, гораздо раньше.
Но я тут же вспомнила, что не должна быть несправедливой. Ведь отец в то время ничего не знал о болезни ма- тери. Даже о ее смерти он узнал только здесь, на родине, и я сообразила, что не все еще могу понять в этой истории и поэтому мне лучше помолчать.
Отец перевел разговор на другое. Спросил меня, как я учусь и совсем ли поправилась моя нога. Да, это именно он поздоровался тогда в лавке с бабушкой, именно от него мы пустились наутек. В ту пору он только что вернулся из-за границы и сразу же принялся разыскивать меня. А в тот день, когда я попала под машину, он ходил в школу узнавать обо мне: в тот самый день, когда я так тосковала по нем, мечтала о том, чтобы он меня защитил... Это он прислал передачу в больницу. Он еще несколько раз пытался связаться со мной, чему противилась бабушка. Сколько недоразумений! Хорошо, если бы все они разъяснились!
Я с радостью рассказала о своих школьных делах, ведь я теперь хорошо училась по всем предметам, кроме этой проклятой алгебры.
– Неужели моя дочь не может одолеть алгебру? – спросил отец, удивленно подняв брови. – Это не годится. Будем теперь заниматься с тобой и вместе одолеем эту премудрость.
Я с восхищением взглянула на отца:
– Разве вы... то есть ты знаешь алгебру?
Отец усмехнулся:
– Знаю, не беспокойся. Сумею помочь и тебе.
Я поняла, что наступил подходящий момент узнать что-нибудь и о самом отце, и принялась его расспрашивать. Но он отвечал так скупо, что я узнала куда меньше, чем хотела. Все же я выпытала у отца, что капитаном он не был, но зато был радистом, а должность радиста такая же важная, как должность капитана, может, и поважнее и потруднее. А теперь отец работает на одном большом заводе механиком и доволен своей работой. Он сказал, что будет помотать нам каждый месяц.
Мне вспомнились слова моей матери, услышанные от бабушки: принимать помощь можно только от любящего человека. Я сказала их отцу. Он ответил:
– Странные вы существа! Вам приходится силой навязывать деньги. Там, где я побывал, от человека больше ничего и не требуют, как только денег, денег и денег! Кого же мне любить, как не тебя? Пойми, что у меня в жизни почти ничего не осталось. Ты для меня теперь все! О ком же мне еще заботиться, как не о своей единственной дочери? Сама подумай. Все у нас должно быть общее. И мы ведь поладим, да?
Я с восторгом кивнула и в эту минуту почувствовала, как передо мной распахиваются ворота в страну счастливых. У меня есть отец! Он, конечно, много наделал ощибок, но ведь ошибаются не только дети.
Отец пошел провожать меня домой. Был морозный вечер. Снова вернулась зима, и всюду лежал чистый, свежевыпавший снежок. На каждой тумбе, на каждой ветке красовались снежные шапочки. Но небо было ясное, и в вышине сияли бесчисленные звезды. Мне очень захотелось, чтобы эти звезды, словно прожектора, осветили нас, чтобы все прохожие могли видеть, как я шагаю рядом со своим отцом. Я старалась идти в ногу с ним. Отец заметил это и сократил свой шаг. Нам было так хорошо и весело, что дорога показалась слишком короткой...
Суббота
Как замечательно иметь отца! Мой отец! Каждый раз, когда я произношу эти два слова – а я всегда стараюсь вставить их в разговор, – душу мою наполняют гордость и счастье. Только иногда мне кажется, что счастье никогда не приходит без того, чтобы не привести с собой хотя бы легкую тень горя. И права тетя Эльза, которая как-то писала мне в письме об одном человеке, который нашел десять рублей, но горевал, что не нашел двадцать. Я и сама понимаю, что такой человек смешон, но все же не перестаю ломать голову, почему мы не можем жить все вместе – бабушка, отец и я. Ведь они оба мне родные. Почему же мое счастье не может быть полным?
Я ходила к отцу часто, как могла. Несколько раз я его не заставала дома или он куда-то спешил. Мне становилось грустно. Начинало казаться, что я для отца – далеко не самое главное на свете.
Бабушка тоже вела себя странно. Она никогда не запрещала мне ходить к отцу, но в те вечера, когда я возвращалась от него, она бывала какой-то молчаливой, и мне каждый раз приходилось массировать ей спину и поясницу, чтобы задобрить ее. Мало того, что к собственному отцу приходится только в гости ходить, так еще выходит, будто я этим обижаю бабушку!
Странное дело!
Мне очень хотелось, чтобы они встретились. Я надеялась, что они помирятся друг с другом, поладят и кто знает, как все это обернется.
Ведь бабушка уже давно обещала пойти со мной к отцу, но когда мы как-то уже совсем было собрались, у нее вдруг сильно заболела спина, и мне пришлось пойти одной. А больше у нас об этом разговора не было. Отца я не раз звала к нам, он обычно провожал меня, но, дойдя до нашего дома, говорил, что уже поздно или еще что-нибудь. Так и он все откладывал свое посещение.
Я догадывалась, что он делает это нарочно. Просто не хочет приходить к нам. Не хочет встречаться с бабушкой! Я считала, что дальше так продолжаться не может, и решила: будь что будет, но и я не пойду к отцу. Во всяком случае, не пойду раньше, чем он хотя бы разок побывает у нас. Пусть тогда бабушка говорит что угодно, но они хотя бы встретятся и станет ясно, как быть дальше.
Мы с отцом условились заниматься алгеброй по средам и пятницам. Я всегда приходила к нему вечером, и отец ждал меня. В эту пятницу я осталась дома. Я рассуждала так: отец увидит, что я не явилась, и сам зайдет к нам в субботу узнать, что со мной. Я была в этом уверена. И постаралась как можно лучше прибрать нашу комнату. Подвязала себе волосы, как подвязывает их Анне, когда бывает дома. Получилось, правда, не так красиво – волосы у меня слишком длинные и густые. Увидев мою прическу, бабушка принялась стыдить меня, говоря, что я стала похожа на юродивую из ее родной деревни. Эта юродивая выходила на берег моря и дожидалась там пророка, который будто бы должен приплыть на белом корабле. Я дожидалась не пророка на белом корабле, а всего-навсего родного отца, но и мое ожидание оказалось таким же бесплодным и .печальным. Не оправдало надежд и .воскресенье. Анне почти насильно увела меня каток. Погода в этот день была неважная, и я скоро вернулась домой. Но дома никто меня не ждал.
Отец не пришел ни в понедельник, ни во вторник. В среду вечером я была словно в горячке. Когда стрелки часов дошли до половины седьмого – в это время я обычно отправлялась на урок – мне хотелось зубами вцепиться в косяк двери, чтобы не побежать к отцу. Хотя я страшно боялась потерять то, что так недавно обрела, но прежде всего нужна была ясность.
Я отчаянно надеялась, что в этот вечер отец, видя, что я уже во второй раз не являюсь, придет сам.
Бабушка, та непременно пришла бы, но отец не пришел. Я ждала его до двенадцати ночи, прислушиваясь в тишине к каждому шороху. Я вздрагивала при каждом приглушенном стуке наружной двери, но постепенно все звуки умолкли, лишь беспокойно стучало мое сердце.
Бабушка заставила меня улечься в постель. Я взяла портрет матери и стала глядеть на него, чтобы не чувствовать себя такой одинокой. Бедная, бедная мама, как беззаботно и радостно смеялась она на портрете! У меня было такое чувство, будто мы с матерью снова потеряли отца.
Я знаю, капризничать не годится, и в будущем я еще не раз пойду к отцу, но все это не то. Только теперь я поняла, почему моя мама попросила бабушку дать то обещание. Да, любовь – это не такое дело, где достаточно одних слов, а тем более денег. Почему отец в наше первое свидание наговорил мне столько хороших слов? Зачем? А теперь, когда единственная дочь не была у него уже целую неделю, ему и горя мало, он и не думает проведать ее. К чему мне его деньги? Мы и без них обходились. Мне вовсе не нужно новое зимнее пальто. Я готова всю зиму проходить хоть в плаще, лишь бы знать, что я дорога своему отцу, что он беспокоится обо мне.
