Стефан Каста - Зеленый круг
— Хассе тоже считает, что этим летом я научусь, — говорю я маме.
— Это было бы прекрасно, — отвечает она, но по ее тону я понимаю, что мыслями она где-то далеко. В это лето мама какая-то странная, отсутствующая. Реже радуется. Ее объятья стали не такими частыми и теплыми.
Мне интересно, есть ли в этом моя вина? Не я ли заставляю ее грустить?..
Но теперь меня это больше не интересует.
Я слышу, как начинают ворочаться на своих постелях из хвороста и овчины мои друзья. Уже светает, солнце освещает нашу скульптуру. Голова деревянного человечка пылает не хуже, чем у настоящего Бендибола. Я протираю глаза.
— Ночью мне показалось, что я слышала жужжание комара.
* * *Я беру с собой на пляж Умника и вытаскиваю из воды плети морской капусты и фукуса, полные мидий. Белые птицы держатся расстоянии. Похоже, теперь они меня побаиваются. Пока я выбираю мидии, Умник роется в куче водорослей своим сильным рылом. Я разбиваю камнем ракушку и бросаю ему. Умник жадно ест угощение. Он чавкает от удовольствия, а затем поднимает на меня взгляд в ожидании новой порции.
— Ну, всё, — говорю я и показываю ему пустые ладони. Умник подходит ко мне и трется о них.
— Ты хочешь еще? — спрашиваю я.
Он отвечает коротким громким хрюком.
— Ну ладно, — говорю я, встаю, снова захожу в воду и собираю фукус. Умник направляется за мной, пока вода не доходит ему до шеи. Тут он останавливается. В уздечке он выглядит смешно.
— Ты тоже не умеешь плавать, да? — спрашиваю я. — Тогда лучше подожди здесь. Ты ведь никуда не убежишь?
Когда я возвращаюсь с большой охапкой водорослей, Умник удовлетворенно хрюкает и радостно скачет рядом со мной до самого берега.
— Ты очень умный кабанчик, — говорю я после того, как мы снимаем с фукуса все мидии. — Тебе ведь не нужна эта глупая уздечка?
— Уф-ф! — отвечает мне Умник.
Я отстегиваю ремешок на его подбородке и осторожно снимаю уздечку.
— Ну вот, так гораздо лучше!
Умник радостно трясет головой. Он со всех ног мчится на пляж, разворачивается и несется назад ко мне. Я смеюсь.
— Малыш, ты так обрадовался! А теперь пойдем к остальным.
Умник трусит рядом. Время от времени он посматривает на меня снизу вверх. Совсем как собака, даже умнее.
— Ты его отпустила? — восклицает Дэвид. — Совсем с ума сошла!
— Он не убежит, — говорю я. — Уздечка ему не нужна. Умник, может, ты и команду «сидеть» знаешь? Давай проверим. Сидеть!
Умник смотрит на меня удивленным взглядом, но не садится. Вместо него я сама сажусь около Дэвида.
— Сидеть! — повторяю я и хлопаю ладонью по земле.
— Уф-ф! — говорит Умник и усаживается ко мне на колени.
Дэвид громко смеется.
— У вас много общего, — говорю я. — Только Умник гораздо сообразительнее.
* * *Дина стоит на коленях на берегу и рисует на песке. Рядом с ней — куча камней, чтобы отгонять птиц. Но птицы держатся высоко в небе. Видимо, уже усвоили урок.
Я сижу немного поодаль, болтаю с Умником и учу его новым трюкам. Он уже умеет по команде подходить, садиться и ложиться. Он самый умный зверь после Пуффа. Я рассказываю ему о Бендиболе. Умник его боится и едва ли отважится пройти мимо статуи. Я объясняю Умнику, что мы построили ее, чтобы позвать на помощь.
— Это просто сигнал бедствия, понимаешь?
Я смотрю на нашу статую на вершине защитного вала. Солнце освещает красный камень. Руки подняты, словно Бендибол стремится обнять небо. Дэвид и Габриэль старательно укрепляют камнями ноги статуи.
— Эй, Дэвид, ты знаешь, где еще есть такая же статуя? — кричу я.
— Какая?
— Такая, как Бендибол. Она стоит на вершине скалы над городом.
— Понятия не имею.
— В Лос-Анджелесе, да? — говорю я, обращаясь к подошедшей ко мне Дине.
Дина оборачивается, смотрит на Бендибола и качает головой.
— В Рио-де-Жанейро, — поправляет она меня. — В Бразилии. Там действительно есть статуя.
— Точно, это я и имела в виду. А чья она?
— Иисуса Христа.
Я рассматриваю Бендибола. Он тоже в чем-то похож на Христа, хотя и с большой натяжкой. Но издалека он напоминает статую из Рио-де-Жанейро. И кажется, что он кричит: «О, Господи, приди и спаси нас!»
— Ты закончила?
Дина кивает.
— Я написала послание, если вдруг будет пролетать самолет.
Я смотрю на нее.
— Ты серьезно?
Дина пожимает плечами.
— Нужно увеличить наши шансы.
Я размышляю над словами Дины о самолете. Я в это не верю. Мне кажется, уже нет никаких самолетов. Но не хочу спорить с Диной и вместо этого спрашиваю:
— Интересно, какой сегодня день?
— Какой день? О чем ты?
— По-моему, сегодня воскресенье.
Дина смеется над моими словами.
— Воскресенье? А что, пусть будет воскресенье, хотя разве это важно?
Я киваю.
— Мне кажется, нам стоит сделать что-то типа календаря. Так мы хоть немного сможем следить за временем.
Дина с удивлением на меня смотрит.
— Ведь странно, когда нет дней недели, — говорю я. — Так совсем с ума сойдешь.
— Юдит считает, что нам нужно сделать календарь, — говорит Дина Дэвиду и Габриэлю, закончившим возиться с Бендиболом.
— Неплохая идея. Можно вырезать даты на доске, — говорит Габриэль и достает острый нож, найденный в мастерской.
— Я считаю, что сегодня воскресенье, — говорю я.
Габриэль явно озадачен.
— Хорошо, — соглашается он. — А какое число?
Это уже сложнее. Мне нужно подумать. От напряжения у меня на голове словно зашевелились волосы.
— Четвертое марта, — говорю я и перевожу дух.
— Четвертое марта?
— Да, воскресенье, четвертое марта.
— А какой год?
— Понятия не имею, — говорю я. — Думаю, нам нужно начать с самого начала. Первый год.
— Воскресенье, четвертое марта, первый год, — повторяет Габриэль. — Значит, напишем: ноль четыре, ноль три, ноль один.
— Точно, — говорю я.
— Нужно найти подходящую доску, — с энтузиазмом говорит он.
«Наконец-то, — думаю я. — Наконец-то в этом Уткограде станет немного больше порядка».
* * *Мы идем на пляж. В небе кружат белые птицы. Вокруг нас по песку радостно носится Умник. По-моему, он так счастлив, потому что у него появилась компания. Мы — его новое стадо. Интересно, сколько ему лет?
— Осторожнее с моей надписью! — кричит ему Дина.
Я вижу огромные буквы на мокром песке: HELP. Разумно. Английский язык понятен почти всем. Было бы обидно, если бы она написала на шведском, а мимо пролетел бы самолет и никто не понял бы, что это значит. Рядом с текстом Дина нарисовала на песке четыре наших портрета. Получилось жутко похоже.
— Какая же ты талантливая! — восклицаю я.
Дина смеется.
— Вылитые мы. Ума не приложу, как это у тебя получается?
— Можно и лучше. Я торопилась.
— Если кто-нибудь пролетит на самолете, то поймет, — восхищенно говорит Габриэль.
— А если будут проплывать на лодке, увидят Бендибола, — добавляет Дина.
— А вдруг никто не пролетит и не проплывет? — говорю я. — Вдруг уже нет ни самолетов, ни лодок? Что мы будем делать?
Дина пожимает плечами.
— Тогда мы сдадимся. Просто пойдем дальше изучать эту землю. Где-то ведь еще остались остаться люди.
— Мы не можем быть в этом уверенными, — говорю я и вспоминаю мертвую семью.
Я не хочу о них думать, но в голове все крутится и крутится мысль. Мне кажется, мы все старательно избегаем разговоров о людях в фермерском доме. Все это слишком неприятно и странно. Едва я вспоминаю о них и крысах на чердаке, как в животе словно что-то сжимается. Со всем этим явно что-то не так: с фермой, с близнецами, с лицом в окне.
— Лучше все-таки живые, — говорю я.
— И дружелюбно настроенные, — добавляет Дина. — И не террористы.
Мы бредем по берегу уже несколько часов. По крайней мере, мне так кажется. Ни у кого из нас нет часов, чтобы узнать, который час. У нас впереди весь день. Берег напоминает мне длинный тонкий пояс с фукусом и пустыми раковинами вдоль кромки воды, на которые мы стараемся не наступать. Жарко, наши повязки на глазах намокли от пота.
Дэвид находит длинную доску, светло-серую и гладкую, словно по ней прошлись наждачной бумагой. Похоже, эта доска лежала в воде у берега годами. Она-то и станет нашим календарем.
— Странно, что пейзаж совсем не меняется, — говорю я и осматриваюсь. — Хотя мы уже долго идем.
— Да, — говорит Дина. — Словно мы ходим вокруг одной и той же декорации.
Я оборачиваюсь и смотрю на наши следы на песке. Во всяком случае, они настоящие. Поднимаю взгляд и вижу силуэт Бендибола позади нас.
— Кроме Бендибола, других ориентиров здесь нет, — говорю я.
— Хорошо, что мы его сделали, — говорит Габриэль, — иначе мы бы никогда не нашли дорогу назад.