Елена Шолохова - Звезда
– Предупреждать надо.
Улыбка тотчас угасла.
– Тебе не нравится?
– Не, всё супер. Но будет ещё лучше, если ты сделаешь мне бутер с колбасой.
– Наташка, на меня тоже сделай, – попросил Мальцев.
– И на меня, – присоединился Сачков.
Она засмеялась. Уплыла на кухню.
– Ничего вы не понимаете, – изрёк Яковлев, ловко цепляя палочками чёрно-белую загогулину. – Суши – это м-м-м… пища богов. Вот мы когда в Японии с предками были…
Слушать его я не стал, а решил осмотреться. Сунулся на кухню, где хозяйка нарезала копчёную колбасу.
– У тебя апартаменты ого-го! Устроишь экскурсию?
– А как же бутерброды?
– Ну а куда они денутся? – И я протянул ей руку.
Она чуть поколебалась, но взяла меня за руку. Пальцы у неё были холодные, почти ледяные, что странно – тепло ведь дома, даже жарко.
– Здесь папин кабинет, – она распахнула дверь в небольшую комнату с массивной мебелью под старину. Правда, я в таких вещах мало смыслю, может, и правда там был настоящий антиквариат.
– Там родители спят, а здесь живу я.
Её комната оказалась полной противоположностью отцовского кабинета. Сплошь чёрное стекло и металл. Тёмно-серый, с хаотичными разводами диван, и чуть светлее – шторы. Ковёр – под зебру. Обои белые, с чёрными абстракциями. Фото и постеры на стенах и те чёрно-белые.
– У тебя здесь прямо пятьдесят оттенков серого.
Голубевская хихикнула.
– А ты читал?
– Вот ещё!
Холодные пальцы в моей ладони потеплели. Она повернула ко мне лицо, так близко, что я почувствовал её дыхание. Мы замерли, глядя друг другу в глаза. Ещё бы секунда, и… Но в последний момент она отстранилась. Импульс стих.
– Да, мне нравится всё… монохромное.
Не спорю, впечатляло. Стильно. Модно. Но… малость смахивало на офис. Сразу вспомнилась Алёнкина комнатка – три метра вширь и столько же в длину. Старая мебель, красно-коричневый ковёр на стене и целый ворох мягких игрушек. Убогонько, конечно, а уютно. Невольно ощутил укол вины, но тут же вразумил себя: с какой стати? Ну переглянулись. Что такого? Подумаешь. И потом, Дубинина сама виновата: последнее время меня нещадно динамит. А я что, терпеть должен?
– Ладно, пошли к народу.
– … И ещё они там постоянно кланяются. Вообще все, – Яковлев как раз заканчивал свою историю про японцев.
– Всё, Тёмыч, ты меня вдохновил. После школы еду в Японию, – объявил Сачков.
– Ты же японского не знаешь, – фыркнула Потанина. – Что ты там делать будешь?
– Кланяться буду.
В гостиную вернулась Голубевская с блюдом в руках, и мы дружно накинулись на бутерброды.
Первым окосел Артём Яковлев – говорю же, эти роллы – не закуска, а ерунда. Остальных тоже вскоре развезло. Одна Голубевская смотрела на всех незамутнённым взором и по большей части хранила молчание.
Мальцев ни с того ни с сего ударился в раскаяние:
– Ты это… про тот случай с рефератом по физике забудь. Непонятки вышли. Мы ж не думали… не хотели…
– Да, не хотели, мы же не знали, что ты – звезда, – вяло хихикнул вконец разомлевший Яковлев. Мальцев на него беззлобно цыкнул.
– Не обращай внимания. Только всё равно не понимаю, чего ты с этим Чибисом связался…
– А чем он плох? – спросил я с вызовом.
– Да тем, что лох, – встрял Сачков.
Рифму заценили, посмеялись.
– Попридержи язык, – осадил я его, но не зло, больше для собственного успокоения. Не хотелось конфликтовать, даже с Сачковым. А положа руку на сердце, с Мальцевым, да и с Яковлевым тоже, мне было гораздо интереснее общаться, чем с Максом. И тут ко мне привязалась Потанина.
– Пофиг на Чибиса. А вот скажи, ты что, правда с Дубининой встречаешься? – спросила она таким тоном, будто большего абсурда в жизни и быть не может.
Я напрягся и, не знаю почему, уставился на Голубевскую. Та смотрела на меня серьёзно и выжидающе.
– А с какой целью интересуешься? – попробовал я увильнуть.
– Просто интересно.
– Нам всем интересно, – поддакнул Сачков.
– Не, серьёзно. Секрет, что ли? – сразу оживился Мальцев. – Мы вот с Веркой… и не скрываем этого.
Он чмокнул её в висок, точно подтверждая свои слова.
Отвечать не хотелось. Да и что тут ответить? Я сам толком не знал, какие у нас отношения. Не мог разобраться, что я к ней чувствую. Вот с Ингой всё было просто и понятно. То есть не просто, конечно, но понятно, а с Алёнкой – полная неразбериха. Особенно теперь.
– У нас с ней просто дружеские отношения и всё, – наконец сказал я.
– Ну и слава богу! – воскликнула Потанина и обернулась к Сачкову: – А ты трындел, что Олег с Дубининой ходит. Вечно мелешь что попало.
– Да все в школе так думают, – начал оправдываться Сачков.
– Все думают, – передразнила его Потанина и с победным видом добавила: – А я сразу говорила, что не мог он клюнуть на эту моль.
– Может, сменим тему? – включилась в беседу Голубевская.
Я мысленно поблагодарил её за это. Потому что обсуждать Алёнку было неприятно, и потом, как бы я ни убеждал себя, что всего лишь сказал правду, всё равно чувствовал себя каким-то предателем…
Разбрелись сильно за полночь, только Потанина осталась. Я тоже засобирался домой, но у дверей меня тормознула Голубевская:
– Олег, можешь здесь переночевать. Мы с Веркой в моей комнате ляжем. А тебе я в гостиной на диване постелю.
Может, я дурак? Потому что никаких весомых причин не пойти домой у меня не было, а я взял и остался. Понятно, что мало радости бежать по темноте да по морозу, но лучше бы я ушёл…
Утром меня разбудили девчачьи голоса. Потанина и Голубевская пили кофе на кухне и оживлённо обсуждали вчерашний вечер.
– Проснулся наконец? Садись с нами. Налить тебе чашечку?
Я поймал своё отражение в зеркальной глади чёрного стеклянного шкафа. Взъерошенный, помятый, ещё и кости ныли, будто под забором ночевал.
– Можно я лучше в душ схожу?
– Ой, да конечно! Сейчас я тебе дам чистое полотенце. Она принесла белое махровое полотенце размером с простыню.
– Смотри, здесь душ регулируется, а если захочешь, можешь ванну наполнить. Вот тут включается гидромассаж, здесь – музыка, если вдруг заскучаешь.
Я стянул футболку, но Голубевская не уходила. Стояла и нахально разглядывала меня.
– Чего тебе? – спросил я не слишком вежливо.
– Да ничего, – улыбнулась она. – Просто ты такой… накачанный…
Не то чтобы я падок на лесть, но стало приятно. Тем более говорила она явно то, что на самом деле думала, – и в тоне, и во взгляде сквозило неприкрытое одобрение. Я даже засмущался. Наконец она вышла. Я скинул плавки и залез под душ, врубив радио. Включая по очереди то холодную, то горячую воду, окончательно взбодрился и из душа вышел уже человеком, а не развалиной. От кофе отказался, поспешил домой. За всю жизнь я не ночевал дома от силы раз пять, и всегда родители были в курсе. Вчера будить их не хотелось и ещё больше не хотелось вдаваться в объяснения, куда и зачем иду. Решил, что если вдруг они вспомнят о моём существовании и взволнуются, то позвонят на сотовый. И только сейчас меня осенило, что я вчера отключил телефон. Домой я мчался чуть не вприпрыжку, надеясь, что родители не успели начать паниковать. Но увы… Оказалось, они уже с утра всех с ног на голову поставили, так что когда я заявился, то застал дома целую сходку: дядю Юру с женой, Ирину Борисовну, Макса, Алёнку. В первый миг все уставились на меня в немом оцепенении. А потом началось… Говорили то хором, то наперебой. Мама норовила одновременно обнять меня и стукнуть. Папа всё восклицал, как я мог так поступить с матерью.
– Олег, ты где был? – взяла на себя допрос Ирина Борисовна.
Как же мне не хотелось отвечать!
– У Голубевской, – признался я.
– Кто это? – спросила мама, но никто ей не ответил.
– Ты провёл эту ночь у Наташи Голубевской? – изумилась Ирина Борисовна. – А её родители?
– Их не было. Куда-то уехали, – тихо сказал я.
На Алёнку я не смотрел – не мог. Зато чувствовал на себе её обжигающий взгляд. Я сроду не краснел, но тут и щёки, и уши предательски заполыхали. Алёнка пробормотала какие-то извинения и убежала. Покончив с расспросами, ушла и Ирина Борисовна вместе с Максом, оставив меня на растерзание матери. И посыпалось… Почему не предупредил? Почему не позвонил? Почему не вернулся ночью? Почему? Почему? Почему? Голова пошла кругом. А ведь всего-то навсего сходил на безобидную вечеринку к однокласснице. Но все смотрят на меня так, будто я как минимум в оргии участвовал. Чёрт-те что! Разругавшись с родителями, ушёл к себе. Попробовал дозвониться до Алёнки, но она упорно сбрасывала. Тогда я позвонил с отцовского.
– Погоди, не бросай трубку. Ты выслушай, а потом можешь думать что хочешь, – быстро заговорил я, когда услышал её голос. – Я понимаю, как всё это выглядит. Но на самом деле ничего такого не было.
– Мне всё равно, – сухо сказала она.
Меня уязвили не её слова – их можно списать на обиду, а, скорее, тон. Он и вправду выражал полное безразличие. А ничего, что я бегал за ней всё это время, а она только и делала, что отшивала меня? Да и потом, в самом деле, с какой стати я должен перед ней оправдываться? Никаких обещаний я ей не давал. Подумаешь, один раз целовались! Это ещё ничего не значит. Если я начну перед каждой, с кем целовался, оправдываться, то… Меня охватило раздражение.
