Мария Парр - Вафельное сердце
— Эта кляча глупее коровы, — сказала она, подошла вплотную к лошади и прижалась губами к ее уху.
Минуту Лена стояла тихо, кругом трещало и хрустело.
— Му-у! — замычала вдруг Лена.
И Юнова кляча рванула с места и понеслась вон из конюшни с такой скоростью, что сшибла меня с ног. Лена чуть не закипела от злости, увидев, что я упал.
— Трилле! — заорала Лена, отскакивая, потому что в это время с крыши упала горящая балка. — Трилле! — снова крикнула она.
Я не мог ничего ответить. Я чувствовал себя точно как Юнова кляча — меня парализовало от страха. Горящая балка лежала между мной и дверью.
Тут до меня добралась Лена. Она перепрыгнула через огонь, как маленькая кенгуру. Своими худыми пальцами она сжала мою руку. А потом отшвырнула меня к дверям. По-моему, она меня подняла и бросила. Я дополз до дверей. Последнее, что я помню, — это что щека касается мокрой травы и сильные руки вытягивают всего меня из конюшни.
Вся моя семья толпилась под дождем, все кричали и метались.
— Лена, — прошептал я, нигде ее не видя.
Меня крепко держала мама.
— Лена осталась в конюшне! — завопил я, вырываясь из маминых рук. Но она не выпустила меня. Я дрался, орал и кусался, но не сумел справиться с ней. Обессилев, я уставился в открытую дверь. Там внутри осталась Лена! Она сейчас сгорит…
Тут из пламени шатаясь вышел дед с каким-то тюком на руках. Он без сил опустился на колени и положил Лену на траву.
Больницы. Я их не люблю. Но в них людей лечат и делают здоровыми. И вот я стою здесь один перед белой дверью, я пришел навестить больного.
Я постучался. Под мышкой у меня был кулек из-под карамелек. Внутрь я набил весь свой запас молочных шоколадок.
— Входите! — грохнуло мне навстречу громче смешанного хора.
Лена сидела в кровати и читала комиксы про Дональда Дака. У нее была белая повязка на обритой голове. Огнем ей опалило волосы. И она надышалась дымом. А в остальном все с ней было неплохо. Все обошлось. И вообще — видеть ее живой было такое счастье!
— Привет! — сказал я и протянул ей кулек.
Лена наморщила нос, и я поспешил сказать, что внутри шоколадки.
— А клубничного варенья хочешь? — спросила она.
Спрашиваете! У Лены оказался целый склад баночек клубничного варенья. Ей приносят столько, сколько она попросит, объяснила Лена.
Пока мы закусывали шоколадом с вареньем, я расспрашивал Лену, болит ли у нее голова, как самочувствие и все такое, о чем разговаривают с больными. Голова болела не сильно. Лена хотела поскорее домой. Но в больнице говорили, что ей нужно полежать у них еще день или два, что они хотят понаблюдать за ней.
— Это правильно, наверно, — сказал я, понимая врачей.
Над ее кроватью висел мой Иисус.
— Лена, — пробормотал я.
— Чего?
— Спасибо, что спасла меня.
Она не ответила.
— Это очень храбрый поступок.
— Да ладно, — сказала Лена, отвернувшись. — Пришлось.
Ну как сказать — пришлось, подумал я, но прежде чем мои мысли двинулись дальше, Лена сказала:
— Я ж не хотела, чтоб мой лучший друг сгорел там с концами.
После этого я долго не мог сказать ничего.
— Лучший друг… — пробормотал я наконец. — Лена, а я твой лучший друг?
Лена посмотрела на меня, будто это я здесь больной.
— Ну конечно, ты! А кто, по-твоему? Кая-Томми?
Как будто большой камень упал откуда-то сверху в низ живота. У меня есть лучший друг!
Лена сидела себе на кровати, лысая с забинтованной головой, и вылизывала уже следующую баночку из-под клубничного варенья. Она не подозревала, как она только что меня осчастливила!
— Мне кажется, что с этого дня коленки у меня будут дрожать гораздо реже! — сказал я и улыбнулся.
В этом Лена сомневалась.
— Но ты очень храбро полез в конюшню за этой глупой клячей, — сказала Лена. — Ой, кстати, Трилле, я посваталась.
— Ты? К кому?
И Лена рассказала, что утром она лежала здесь в больничной кровати и притворялась спящей, а по бокам кровати сидели ее мама и Исак и стерегли ее сон. Они разговаривали о любви, о Лене и о Щепки-Матильды. Лена поняла, что Исак вообще-то не против перебраться в Щепки-Матильды, если до этого дойдет. Он слышал, что там можно разобраться в подвале, сказал он.
— Трилле, но они только ходили вокруг да около и никак не могли перейти к делу, — объяснила Лена. — Поэтому у меня лопнуло терпение, и я открыла глаза.
— И? — нетерпеливо спросил я.
— И сказала: «Исак, ты хочешь на нас жениться?»
— Ты так спросила? А он?
Лена опять посмотрела на меня странно.
— Конечно, он сказал «да».
Она засунула в рот шоколадку и стала пускать довольные пузыри.
— Лена, так у тебя будет папа! — радостно закричал я.
ИВАНОВ ДЕНЬ: ЖЕНИХ И НЕВЕСТА
Снова наступил Иванов день, и все было готово, и все было отлично. Я стоял в своей комнате у распахнутого окна и любовался нашим королевством. Какое счастье, что бывают такие дни! С морем, солнцем и свежескошенными лугами.
— Лена! Пошли гулять!
И хотя сегодня играли свадьбу и день был особенный, мы с Леной просто растворились в лете, сбежали — и все. Чем только путаться у всех под ногами и всем мешать, гораздо лучше пробежаться наперегонки по лугу.
— Трилле, ты тормоз, — просипела Лена, когда мы одновременно добежали до моря.
Кто еще тормоз, подумал я, но вслух не сказал.
А потом мы плескались водой и кидали водоросли в стену сарая. Потому что водоросли так здорово шмякаются о стену. Потом мы прыгали по камням и допрыгали до дома дяди Тора, и Лена ловко спрыгнула в лодку и засунула одуванчик в замочную скважину каюты.
Телки паслись неподалеку.
— Как ты думаешь, а можно скакать на корове? — спросила Лена.
Оказалось, можно.
Лена считала, что теперь, когда у нас в бухте появился свой доктор, мы можем больше рисковать. И хотя мы обещали дяде Тору никогда не трогать его телок без разрешения, мы их, конечно, взяли покататься. И все, конечно, пошло наперекосяк. Шум, крик, суета…
Но к вечеру отмытая от навоза и заклеенная пластырем Лена надела на себя платье, потому что сегодня был Иванов день, и свадьба, и праздник, и ради этого Лена готова была пойти почти на любые жертвы.
— Да, — ответил Исак, когда пастор спросил, хочет ли он жениться на маме Лены.
— Да, — ответила мама Лены, когда пастор спросил ее.
И Лена тоже громко и важно сказала свое «да», хотя ее никто не спрашивал, — но ведь правда, что этой свадьбы никогда бы не было без ее сотрясений мозгов.
Костер мирно потрескивал, вечер был тихий и теплый, а на берегу в Щепки-Матильды собралось столько народу, сколько никогда еще не собиралось.
— Тебе кажется, что в этом году невеста красивее, чем в прошлом? — спросил дед.
Он в парадном костюме и с кружкой кофе сидел на камне чуть в стороне ото всех.
— Немножко, — честно ответил я, потому что мама Лены была красавица, каких я не видал.
— Хм, — хмыкнул дед и надулся.
— Ты думаешь о бабе-тете? — спросил я. — Тебе не хватает ее сегодня?
— Немножко, — ответил дед и стал крутить в руках кружку.
Я стоял, смотрел на него и чувствовал, как сердце переполняется и растет в груди — оно уже с трудом помещалось в ней. Мне хотелось подарить деду все-все, что только есть в мире самого прекрасного. И вдруг я понял, что нужно сделать. И незаметно ушел с праздника и вернулся в дом.
В квартире деда была приветливая полутьма. Я забрался на стол у мойки и вытянулся во весь свой рост. Она стояла на самом верху кухонного шкафа — вафельница бабы-тети. Я снял ее и немного постоял, баюкая ее в руках. А потом зашел в дедову спальню. В его молитвенник была вложена мятая пожелтевшая бумажка. «Вафельное сердце» — было написано сверху красиво, как в старые времена. Так вот, оказывается, как называются вафли бабы-тети — «вафельное сердце».
Я не очень хорошо умею печь, но я прилежно следовал всем указаниям рецепта, и скоро на столе уже стояла большая миска с тестом. Как раз когда я собрался начать печь вафли, дверь с шумом распахнулась.
— Чем это ты тут занимаешься? — подозрительно спросила Лена.
Потом она увидела вафельницу.
— О…
— Тебе, наверно, надо возвращаться на свадьбу, — сказал я неуверенно, потому что мне хотелось, чтобы Лена осталась. — Все-таки твоя мама замуж выходит.
Лена впилась взглядом в вафельницу.
— Мама сама отлично справится, — сообщила Лена и с прежним стуком закрыла дверь.
Я никогда не забуду, как мы с Леной пекли для деда вафли в Иванову ночь, пока на берегу фьорда настоящие жених и невеста играли свадьбу. Мы сидели напротив друг дружки по обе стороны стола и больше молчали. С моря доносилась музыка и радостный гул голосов. Я наливал тесто, Лена снимала готовые вафли.