Наследный принц Андрюша - Машков Владимир Георгиевич
— Да, ему нездоровится… Но с утра он пошел к врачу… Вот я и жду, что ему сказал врач…
Глянув на Настю, я понял, что совершенно запутался. Я, врач, жду, что скажет другой врач. Тогда я привел более удобоваримую причину:
— А я сам простыл, поэтому мне лучше не выходить…
Вечерняя прогулка под дождем не прошла даром! С утра я слегка хрипел и хлюпал носом. Вполне достаточная причина, чтобы не выходить из дома.
И тут зазвонил телефон.
— Это поликлиника? — интеллигентным голосом осведомилась трубка.
Они пошли по третьему кругу! На сей раз моей выдержки хватило лишь на то, чтобы спокойно произнести:
— Нет! — а потом я заорал: — Правильно набирайте номер! Это не поликлиника, не аптека, не магазин, не прачечная…
Я бы, наверное, перечислил все адреса, куда безуспешно пытались дозвониться не известные мне люди, но кашель прервал мой крик. Не знаю, может, мне показалось, но трубка, перед тем как повеситься, радостно хихикнула.
Когда я добрался до кресла, я был совершенно без сил. Настя напоила меня горячим чаем и сама отправилась в магазин, а я остался дома, чего и добивался.
Но, самое удивительное, после моего вопля звонки прекратились, их как рукой сняло. Словно невидимые хулиганы добились того, ради чего с утра беспрерывно звонили — вывели меня из терпения.
Снова позвонили после того, как пришел из школы Андрюша. Увидев меня, укутанного в плед, кашляющего, шмыгающего носом, внук озабоченно спросил:
— Ты что, дед, захворал?
— Ничего страшного,— махнул я рукой.— К вечеру буду уже на ногах.
Как всегда наш разговор с Андрюшей не свелся к банальному обмену любезностями. За привычной фразой внука я уловил отчетливый упрек: «Ты, дед, совсем некстати расхворался. Пошел третий день, а вы с дедом Матвеем и не чешетесь. Неужели вам совсем не жалко своего бедного внука?»
И мой бодрый ответ вовсе не так был прост. Я вот что хотел сказать Андрюше, и, надеюсь, до него дошло: «Мы с Матвеем не сидим сложа руки. Мы вертимся как белки в колесе. И то, что я слегка приболел, совершенно ничего не значит. Я, как пионер, готов в любую минуту, по первому зову…»
Как я уже сказал, снова позвонили после того, как Андрюша пришел из школы, пообедал и сел за уроки. Первым он и снял трубку. В его комнате, бывшей когда-то моей, стоял второй аппарат.
Не сказать, чтобы я навострил уши. Но все-таки прислушался. Наверное, потому, что Андрюша говорил громко, отчетливо выговаривая слова. И тут хочешь не хочешь, а кое-что услышишь.
— Я знаю,— убеждал невидимого собеседника Андрюша,— сроки поджимают, терпение скоро лопнет, может произойти самое ужасное, непоправимое, все висит на волоске, да-да, но надежда умирает последней.
Я вспомнил, что мне приказал Матвей: мы должны знать коварные планы противника, а для этого все средства хороши, потому что на войне, как на войне. Но подслушивать — это же некрасиво, неприлично... Искушение было слишком велико. В свое оправдания скажу лишь одно — я делаю это ради внука…
Осторожно, чтобы Андрюша не услышал, я снял трубку.
— Я надеюсь,— быстро произнес Андрюша,— что мои деды сделают все, что в их силах…
— Пусть они поторапливаются,— раздался в трубке хриплый голос, от которого у меня мурашки побежал по всему телу,— а то мы церемониться не будем, предупреждаем…
Более противного голоса я в своей жизни не слышал! С утра мне звонили милые интеллигентные женщины, обладавшие ангельскими голосами. Нет сомнения, что этот Хриплый (так я окрестил собеседника Андрюши) из их шайки-лейки…
— Мои деды предпринимают все меры,— настойчиво повторял Андрюша, но Хриплый не хотел его слышать.
— А где результаты?
— Но время еще терпит,— пытался защищаться Андрюша.
— Времени осталось в обрез,— гнул свое Хриплый.— Да, кстати, скажи своим дедам, чтобы они не совали свои длинные носы, куда не надо…
Я похолодел. Неужели они засекли Матвея?
— По-моему, они не суют,— робко оправдывался Андрюша.— Во всяком случае, они меня заверили.
— По-твоему… Они тебя заверили… — передразнил Андрюшу Хриплый.— Я знаю, что говорю… Передай им, а то без носа останутся,— довольный своей шуткой, он захохотал, и от этого его голос стал еще противнее.
Хриплый положил трубку. А я держал свою возле уха, слушал короткие гудки и лихорадочно размышлял! Нет никакого сомнения — они заметили за собой слеж! ку… Ну, конечно, Матвей — пожилой человек, где ему гнаться за молодыми да шустрыми… И к тому же его хромота. Она выдает Кузнечика с головой. Да и многие из тех, кому он насолил, знают его в лицо… Надо срочно предупредить Матвея. Но ведь он запретил ему звонить без надобности… Но бывают случаи, когда нельзя терять ни минуты…
Я решительно набрал номер телефона Матвея. На мое счастье, он оказался дома. Видно, забежал перекусить.
— Пио пини пите пибя пиза писе пикли,— четко, как диктор по радио, выговаривая слова, произнес я.
В переводе с нашего птичьего языка это означало: «Они тебя засекли».
Затаив дыхание я ждал, что ответит Матвей. Я понимал, что ему необходимо время для перевода.
— Молодой человек, перестаньте хулиганить,— сердито воскликнул Матвей и повесил трубку.
Все ясно — до него дошла моя информация. У меня сразу поднялось настроение. Ведь я выполнил свой долг.
Но не долго у меня держалось хорошее настроение. Его испортил Андрюша. Он вошел в комнату и уставился на меня испытующим взглядом. Я почувствовал, как краска стыда заливает мое лицо. Он заметил, что я его подслушиваю. Но Андрюша повел речь о другом.
— Дедушка, я тебе еще не все рассказал…
Мое лицо, наверное, из красного стало белым.
— О тех, кого ты называешь мафиози,— уточнил Андрюша.— В столице мне тоже угрожала мафия. Я просил-молил мать и отца, чтобы они взяли меня с собой в Африку. Там, я думал, скроюсь от мафии надолго, а может, и навсегда. Но мамочка высмеяла мои страхи… Сказала, что это фантазии переходного возраста…
Я был поражен — Андрюша говорил так, словно читал письмо своей матери, адресованное мне. А если действительно читал? Не может быть, я все время ношу письмо во внутреннем кармане пиджака.
— Я был очень рад,— продолжал Андрюша,— когда оказался здесь, у вас… Думал, что сюда они не доберутся… Но, оказалось, их руки дотянулись и сюда… Ты помнишь, сразу по приезде, я завел речь о завещании?
Я кивнул. От волнения я не мог говорить.
— Я думал, что, предъявив им завещание, на некоторое время откуплюсь от них. Мол, подождите, вырасту и заплачу… Но они, как видно, не захотели ждать.
Андрюша замолк. Я не знал, что ему сказать.
— Ты не волнуйся, мы с Матвеем делаем все, что в наших силах.
Андрюша улыбнулся.
— Пойду делать уроки…
Остаток дня я то впадал в отчаяние, то загорался надеждой. В конце концов понял: пока не расскажу все Матвею, не обрету душевного спокойствия.
Вечером я стал собираться на встречу с Матвеев
Когда я одел плащ, Настя строго спросила:
— Ты куда?
— К Матвею.
— Он тебе звонил? — допытывалась Настя.
Если на первый вопрос я ответил честно и открыто, то на второй пришлось выкручиваться.
— Звонил и просил зайти.
— Но ты же сам простужен,— Настя сделала последнюю попытку удержать меня дома.— А на улице дождь…
— Я возьму зонт,— нашел я выход из трудного положения.
С зонтом в руке я улыбнулся.
— Я скоро приду.
— Привет Матвею,— в голосе Насти прозвучала ирония.
Но тогда я не придал этому значения, потому что очень спешил.
На этот раз я вел себя, как заправский конспиратор. Сел не в первый автобус, а во второй. И лишь после того, как убедился, что за мной никто не следит.
На вокзале я сверил свои часы с часами в зале и убедился, что у меня в запасе есть время. Не спеша направился к киоску, купил вечернюю газету и, сев на лавку, углубился в чтение. Иногда я стрелял глазами поверх газеты и поверх очков. Но никому вокруг до меня не было дела.
Я играл роль человека, который приехал на вокзал, чтобы встретить ближайший поезд. И коротал время, почитывая газету. Но поскольку поезд опаздывал (вернее, поскольку не появлялся Матвей), я встал и направился в буфет. У одной стойки я увидел Матвея. Он жевал свои любимые пончики, запивая их молоком из пакета. Но я не бросился к нему с распростертыми объятиями, а, слегка кивнув, стал в очередь к буфетчице. и вскоре со стаканом мутного кофе и пирожком пристроился рядом с Матвеем.
