Павел Карпов - Черная Пасть
Притихший торгагент так и не решился взглянуть на своего гондольера в эту минуту. Отвернувшись, он думал свое:
- У вас есть холод... от другой змеи! Я боюсь политику.
Они встали на разные стороны поржавелого, корявого камня, и были на виду у рыбаков. И это Фалалею не претило: к чему играть в кошки-мышки, пусть их все видят. Чтобы не обижать Игоря Завидного, уважить его просьбу, он покажет иностранцу "змеиный остров", и они вернутся в Бекдуз. Никакого разговора о бумагах пока не получалось. Возможно, они и не понадобятся? Это - к лучшему. Не придется потом терзаться ожиданиями каких-то последствий.
Они прошли по мрачному коридору нависших каменных громад с мокрыми, гладкими стенами. В душной сумеречности что-то хлюпало, возилось, шипело. Поднялись на небольшую террасу с двумя ковахами - неглубокими пещерными боковушками в скале. Закрытая со всех сторон, ровная площадка казалась полом опрятной комнаты, не имеющей крыши. Экскурсанту, видимо, нравилась эта камерная обстановка, тишина укромного уголка. И он не скрывал, что ему теперь импонировала безлюдность острова и библейская пустынность змеиного заповедника. Куда девались недавние страхи и философичные, грустные размышления о человеческой неприкаянности, бренности бытия, "вечном хладе" и неприютном потустороннем мире! У него вдруг пробудился живой интерес к окружающему, и он силился проникнуть взглядом на другой край острова.
- Маяк спит? - вскинул он чистый, до полированного блеска выбритый подбородок. - Ему надо быть против солнца. Вот такой азимут...
- Направления тут разные!..
Экскурсант становился не только любопытным, но и нагловато настойчивым. Он понимал, что инженер Завидный в этом деле пытается хитрить, сам не поплыл, а послал бакенщика: что он думает?
- А далеко отсюда до маяка, имея в виду слышимость... Кийко не был склонен к рассусоливанию, не очень сдержанно ответил:
- Кричи хоть до мокроты!.. Не услышат маячники.
- Кричать нет необходимости, - торгагент, чуть прищурив левый глаз, поднял лицо к солнцу и косил на своего гондольера. - О, как здесь интересно! Не покажете ли еще что-нибудь гостю? Экзотика -моя слабость Потрудитесь. Тот, который Завидный, отблагодарит.
Скрытый намек кольнул Кийко в больное место, но он совладал с собой. Потрогав пальцем канавку на своей заячьей губе, он с готовностью предложил свои услуги.
- Шагайте. Сейчас увидете!.. - Кийко вскочил на каменный придел у скалы, в углу площадки, и помог взобраться туда же своему спутнику. - Смотрите. Лучше смотрите! Вам это надо видеть. И запомнить.
С невысокой гранитной приступочки открылся удивительно широкий мир. Около серокаменного подноса, на котором они находились, оказался продолговатый грушевидный водоем, не озерко, а тихая котлубань - впадина с чистой дождевой водой. По дну наполненной до краев нерукотворной ванны стлался изумрудный коврик, а на него, сверху, через ключевую прозрачность, падали тени от обоженных солнцем и потрескавшихся каменистых истуканов. Это чистенькое зеркальце было самой живописной отметинкой на мрачном острове, как драгоценный амулет на челе грубого дикаря. Вокруг этой глубокой лужицы не было ни деревца, ни лужайки, ни полынного кустика. Вполне подтверждалось, что "змеиный остров" был когда-то огромной подводной скалой, которая потом вылупилась из пучины, идущего на убыль Каспия; поднялась она из воды голой и за долгие годы не обзавелась никакой живинкой, осталась прежней мертвой глыбой, хотя и величалась теперь островом. Унылый вид Кара-Ада еще более оттеняла и подчеркивала окружавшая его раздольная, морская вольница: горы облаков на горизонте, разноцветная чересполосица водных полей, растрепанная ветром длинная, пенистая коса, а у горизонта - как плавающие листики лавра - лодки и корабли на рейде, неподвижно и уместно впаянные в морской пейзаж. Маяк, хотя он и возвышался над этим вечным покоем, с того места, где стояли Кийко и черноокий иностранец, не был виден. Его скрывал красноватый подкрылок скалы, опущенный тяжело и низко, словно богатырское забрало. Неугасимый светильник, словно хранитель огня Прометея, никогда не обманывающий маяк, будоражил море и небо в любую непогодь и хмару; он маячил самым далеким путникам, а вот совсем рядом его рассмотреть было невозможно. Видно, не для дурного глаза открывал Кара-Ада свое лицо.
... Море. Небо. Камни да еще что-то невидимое, но неотступно присутствующее рядом. И это незримое, но сильное и волевое чувствовалось в воздухе, в камнях, в переливах волн и даже в облачке, упавшем на живую скатертку дождевого водоема.
- Смотрите, - повелительно шепнул бакенщик пришельцу. - Шире глаза откройте!
Все, что было доступно взгляду, уже осмотрел торг-агент, и даже пощелкал фотоаппаратом, из которого умел постреливать почти не целясь, навскидку. Должно быть, оптическое ружьецо было пристреляно надежно. Он порывался за скалу, не иначе, надеясь увидеть маяк и еще чего-нибудь, но Фалалей Кийко неволил его взгляд в другую сторону.
- Туда смотрите!
- А-а! - игриво заулыбался пришелец. - Куча камней и медная звезда! На эту жестянку надо смотреть? Пожалуйста, я с удовольстивем... Могу для фотокадра! Эти несуразные камни не очень портят рельеф. Экзотичный пейзаж. О, Азия!
Фалалей не оскорбительно, но властно повелевал:
- Посмотри и запомни это место! Другим там расскажи. Не так смотришь. Прямей и шире смотри!..
- Отчетливо вижу и без очков серую кучу. Натуральные камни, а ля булыжники!..
- Могила.
Пришелец с тихим испугом, уже по-другому взглянул на одинокий, гордый холмик, машинально снял шляпу и спрятал ее за спиной.
- О, жалкая могилка! Это всегда трогательно. Рядом с могилой забываешь о пустяках и обидах.
- Вечная могила. Навсегда она свежая. И памятливая: около нее ничего не позабудешь!..
В руках экскурсанта сверкнул фотоаппарат.
- О, романтика Азии! Утопленник или от змеи?..
- Разные тут... Их много: и заморенных, и тифозных, и утопших, и засохших!.. Еще не все отыскались. По косточкам собираем и храним. Братская могила..
- О, я слышал про этих гордецов, которые без кушанья, без всякого багажа и воды остались на необитаемом острове Кара-Ада. Никто не просил пощады и еды!..
- Смотри. Здесь видны и интервентов следы... На этом змеином острове народных борцов погубили. Каждый камень здесь - мститель. Камни не умирают. В них остался их огонь, - Кийко дал волю словам и тут же умерил пыл.
- О, революция - плохая драма. Стреляют - все, и без холостых патронов! Она нашла даже этот змеиный островок. Лучше без революций... Надо тихо. Ты согласен, хозяин гондолы?
Пренебрежение и даже брезгливость к могильным камням, подленькое смакование какой-то сомнительной независимости и безверия у этого холеного красавчика были противны.
- Идите к могиле, - пригласил Фалалей торташа.-Иногда там слышны голоса... Приготовьтесь. Всякое бывает!
- Химера. Я убежденный материалист. Люблю диалектику, хотя и принадлежу, как вы говорите, к миру капиталистов. Надо уходить отсюда. Оставим в этой могиле политику!.. Ведь я не столько представитель торговой фирмы, сколько турист. О, у вас очень уважают и берегут интуристов. Многое им показывают. Вы сильные. Вам можно... Но у меня спрос скромный. Я любитель природы, экзотики. Ведите, гондольер, туда, где можно отдохнуть и где есть редкий, красивый вид!..
Не знал и не догадывался Фалалей Кийко, что про него говорил иностранцу Завидный, но уже начинал понимать, что этот обременительный экскурсант не очень-то ему доверяет, испытывает и мучает утонченными уловками. Отыскивая поудобнее спуск к небольшой лагуне, турист с коммерческими поручениями снова напал на Фалалея с дознаниями, но теперь иного - сердечного порядка.
- У вас должна быть большая семья, гондольер? Задумчив и осторожен человек, который кормит много детей,- ни с того, ни с сего вздумал он сочувствовать многосемейным, к которым причислил и одинокого Фалалея. - Своя гондола - хорошо, но нужен еще бизнес!..
- Нет нужды! - хотел отнекнуться Фалалей.
- О, вы гордый аскет! Женоненавистник... Так у вас говорят? Вы их боитесь? О, зачем опасения!.. С ними надо тонко уметь... Помогает!
Фалалей остановился, широко расставил кривоватые ноги в кирзовых сапожищах и поиграл кончиком ремешка.
- Отгадали. Премного побаиваюсь их... Все какие-то жидковатые попадаются. На том и овдовел... Так что я против них во какой зуб имею!..
И тут, наконец-то, Фалалей угодил иностранцу как истинный гид. От удовольствия торгаш с икотой засмеялся и причмокнул, потерев ладони о согнутые коленки.
- О, вы есть великолепный оперный гондольер! Зачем у вас не гитара ловкого Фигаро, а фонарь Диогена?..
- Эх, опера, туды ее в качель!.. И без гондолов мне тоже, а фонарь нужен, чтоб всякую мошкару привлекать на свет! По ночам-то одному скучно, - отшутился Фалалей, поглядывая на укороченные тени скал. - Солнце скоро подойдет к обеду. Пора. В срок вас доставить обратно наказывали.
