Ико Маран - Хоботок по прозвищу Слоняйка
— Да, дружок, мама очень верно сказала: всему есть предел. — И засунул Хоботка в шкаф.
9.В комнате было тихо и темно. Только уличный фонарь отбрасывал на штору слабый свет. Время от времени он покачивался, и тогда казалось, будто по малюсеньким клеточкам шторы ползают малюсенькие плюсы и минусы. Но это только казалось так. Плюсы вообще не могут ползать, потому что у них нет ног, и у минусов тоже нет. Вот мухи ползают по шторе вверх-вниз. Но все время они тоже не ползают, иногда летают и жужжат.
Сийм уже спал, но не совсем, а только чуть-чуть: как раз засыпал. Вдруг ему показалось, что кто-то постучал. Тихо-тихо.
— Это, наверно, Хоботок, — решил Сийм. — Ему в шкафу скучно, вот он и стучится.
Хотя Сийм и был всерьез обижен на Хоботка, он все же от души сочувствовал ему. Сийм тихонько постучал в дверцу шкафа и приветливо спросил:
— Ты чего стучишься, Хоботок?
— Вовсе я не стучусь, — послышался грустный приглушенный голос.
— Кто же стучался?
— Ты сам стучался.
— Сейчас-то стучался я, а кто стучался раньше?
— Я не стучался. Я думал.
— О чем ты думал?
— А о том, что маленькому игрушечному слонику ничего нельзя делать. В школу ходить — и то нельзя, сразу запирают в шкаф.
— А ты не чиркай в чужих учебниках, — пожурил его Сийм.
— А я и не чиркал в твоем новом учебнике!
— Интересно, кто же это сделал? Папа? Или мама?
— Это папа, — решил Хоботок.
Сийм фыркнул: так смешно было представить, как папа рисует в его учебнике кошек. Но Хоботку он строго сказал:
— Не болтай глупостей!
Некоторое время царила тишина, а потом из шкафа донесся радостный голос:
— Я знаю, кто это сделал! Это Мурляна!
— О какой Мурляне ты все время твердишь? — спросил Сийм.
Снова молчание. Хоботок раздумывал, говорить о Мурляне или нет. Наконец, он все же решил сказать. Бояться ему было нечего — самое худшее было уже позади.
— Мурляна — школьная кошка, — сказал он. — Ей семь тысяч лет…
— Таким старым никто не может быть, — сказал Сийм.
— А вот она может. Она мне сама сказала.
— Она наврала.
— Нет, Мурляна вообще не врет. Она не разрешила про нее никому рассказывать, а я все равно проговорился. Вот она и набедокурила, чтобы меня упрятали в шкаф.
Сийм, конечно, не поверил ни одному слову Хоботка, но не стал его прерывать, потому что хотел загнать его вопросами в тупик.
— Интересно, как кошка добралась до моей книжки? — начал он свой допрос.
— Она взяла ее из твоего портфеля, а еще взяла твой черный карандаш. Залезла под кровать и стала чиркать.
— Может, ты знаешь и то, как она попала в нашу квартиру?
— Очень просто. Она пошевелила левым усом, и дверь сама открылась. А когда она шевелит правым усом, все начинают летать.
— Кто — все?
— Букашки-таракашки и зеленый попугай. Я сам видел.
— Где ты это видел?
— В живом уголке.
— Странно, почему я не видел! Я тоже был в живом уголке. Мы перед торжественным собранием обошли всю школу. А этот зеленый попугай просто-напросто чучело. Ты подумай сам, если бы тебя набили ватой, ты бы смог летать?
— А вот он хлопал крыльями и кричал: "Дур-рак! Дур-рак!" А стоит Мурляне свистнуть, как раздастся страшный взрыв!
— Ты сам слышал?
— Да. Мурляна научит и меня свистеть. Я уже немножко умею.
— Ну-ка посвисти, я послушаю.
— В шкафу нельзя свистеть. В шкафу темно.
Сийм не сомневался, что историю с Мурляной Хоботок сочинил для того, чтобы вырваться на свободу. Для игрушечного слоника хитро придумано! Но пора было спать, и Сийм сказал:
— Давай теперь спать, Слоняйка. Мне завтра рано вставать. Ведь я должен идти в школу.
— Мне тоже рано вставать. Я тоже должен идти в школу, — сказал Хоботок.
— Нет, нет! И не надейся! — испугался Сийм. — В школу ты больше не пойдешь! Тебя никто не выпустит из шкафа!
Хоботок озабоченно сказал:
— Но тогда Мурляна сильно разозлится. Она снова придет и исчиркает всю твою книжку.
Сийма не испугали угрозы Хоботка. Он устало сказал:
— Хватит болтать, никакой Мурляны вообще не существует, потому что кошки не умеют свистеть и рисовать тоже не умеют.
Хоботок оторопел:
— Откуда ты это знаешь? — взволнованно спросил он.
— Знаю — и все. Ты эту Мурляну выдумал!
Сийм говорил так убежденно, что совсем сбил Хоботка с толку. А что, если кошки действительно не свистят и не рисуют? Если Мурляна — это чистая выдумка? Тогда… тогда нет никого, кто пустил бы его в школу.
А эта мысль была такая грустная, что Хоботок бросил ее на полпути и уснул.
У Сийма тоже глаза закрылись, но тут снова кто-то постучал. Теперь уже явственно. Стучались в окно. Сийм от страха спрятался с головой под одеяло. Потом осторожно выглянул. В углу окошка что-то поблескивало. Сийм вылез из кровати, подкрался к окну и увидел, что за окном сидит попугай из живого уголка, а в клюве у него листок бумаги. А на нем корявыми печатными буквами что-то написано. Эти буквы-то и блестели.
Сийм открыл окно. Попугай шумно влетел в комнату, сделал над ней круг, выронил из клюва записку и, прокричав "Дур-рак! Дур-рак!", улетел.
Сийм поднял записку и прочитал:
УЧЕНИЧЕСКИЙ БИЛЕТ ХОБОТКА
Честное слово, Хоботок ученик взаправду, а не понарошке.
ШКОЛЬНАЯ КОШКА МУРЛЯНА.
— Хоботок, — виновато прошептал Сийм.
Из шкафа не донеслось ни звука. Сийм открыл дверь.
Хоботок, расстроенный, спал. Сийм схватил его на руки, стал тормошить, приговаривая:
— Проснись, Слоняйка! Милый Слоняйка, проснись!
— Чего я опять натворил? — спросил Хоботок сквозь сон.
— Ты ничего не натворил, — успокоил его Сийм. — Мурляна прислала тебе ученический билет… Теперь я верю, что это не ты исчиркал мою книжку…
Хоботок вмиг взбодрился.
— Вот всегда так! Никто не верит тому, что говорит маленький Слоняйка! Но потом я всегда бываю прав!
— Я верю, верю, — успокоил его Сийм. — Но что-то мне стало прохладно.
Он уложил Хоботка у себя в изголовье, а сам закутался в одеяло. Когда Сийм согрелся, он сказал:
— Но ты, Хоботок, на наш урок не приходи, а иди на урок к Мурляне. Будем видеться только на переменах.
Хоботок ничего не ответил. На радостях, что снова оказался прав, он заснул.
Чудище-Юдище и Мурляна
Сийм сидел за столом и выводил восьмерки. Делал он это неохотно, потому что должен был писать их так, как показано в учебнике: начинать сверху с середины, потом постепенно заворачивать влево вниз, затем вправо, потом повернуть вверх и прийти на старое место. Это было ужасно нудное занятие. К тому же восьмерки выходили какие-то кособокие и помятые, будто они наехали на дерево. А ведь Сийм изобрел хороший метод, как можно очень просто получить красивую восьмерку: сперва нужно написать обыкновенную цифру три, а потом написать еще одну, повернутую носом к первой. Вот и готова восьмерка! Но так писать не разрешалось. Никто не разрешал: ни учительница, ни мама, ни … Папа, может, и разрешил бы, но у него Сийм не смог спросить разрешения, потому что мама увела его в кино. Поэтому Сийму ничего не оставалось, как писать кособокие и помятые восьмерки. Они нагоняли на него тоску.
Сийм вздохнул и отупело обвел глазами комнату. Взгляд его остановился на Хоботке, который стоял с карандашом в хоботе, крепко прижавшись к косяку двери, и на высоте своей головы проводил черточку.
— Хоботок, что ты делаешь? — удивленно спросил Сийм.
— Ничего, — смутился Хоботок.
— Ты измеряешь свой рост?
— А что толку его измерять? — безутешно сказал Хоботок, прошелся по комнате, прыгнул на диван и уставился в одну точку.
Сийм что-то вспомнил и сказал:
— Хоботок, что-то я тебя давно в школе не видел.
Хоботок с безразличием сказал:
— Ты и не мог меня видеть, потому что, во-первых, на переменках вы так носитесь с Ханно и Эльдуром, что ты даже учительницы не замечаешь, а во-вторых, мои уроки как раз тогда, когда у тебя переменки, а в-третьих, я больше не хожу в школу.
Эта новость удивила Сийма. Он воскликнул:
— Почему же ты больше не ходишь?
— По очень простой причине. Я уже и без того умный.
Сийм недоверчиво посмотрел на него и сказал:
— Если ты такой умный, напиши-ка мне несколько красивых восьмерок.
Хоботок прыгнул на стол, положил передние ноги на лист тетради, чтобы он не помялся, и принялся старательно выводить восьмерки. Он это делал совсем иначе: сперва рисовал маленький круг вверху, потом чуть побольше внизу, а потом соединял их между собой черточкой. Это выходило у него очень ловко. Уже были готовы три восьмерки.
Только теперь Сийм догадался вмешаться.
