Луиза Олкотт - Под сиренью
Но оба мальчика нашли новое развлечение для проведения свободного времени. У активного Бэна — это было исследование лесов и полей с маленькой коробочкой через плечо, а у хилого Торни была маленькая комната, приспособленная под него, где он высушивал цветы в стопках газет, развешивал травы на стенах, занимал бутылки и чашки, сковородки и тарелки под свои сокровища и производил столько мусора, сколько ему нравилось. В настоящее время Бэн знал огромное количество чудесных зеленых укромных уголков, где священные ариземы проповедовали свои маленькие проповеди; он видел ручьи, около которых росли синие фиалки и прекрасные папоротники; скалы, вокруг которых, как розовые эльфы, танцевали коломбины, и деревья, на которых вили гнезда птицы, скакали белки и в которых прятались сурки. Торни переполняло желание пойти и посмотреть на все эти красоты собственными глазами.
Итак, старый конь по кличке, Джек решился и пошел, разгуливая и блуждая, давая мальчикам возможность изучать всю красоту этих прекрасных мест. Бэн всегда возвращал друга домой более сильным и загорелым, чем забирал. Это очень радовало мисс Селию: она с улыбкой смотрела, как они уходят вдвоем, оставляя ей время на такие приятные мелочи, как шитье, чтение писем или мечтания в тишине в качающемся гамаке под сиренью.
Глава 13. Кто-то убегает
Занятия в школе закончились, теперь можно было веселиться. Когда в последний день июня Бэб и Бэтти вернулись домой, они побросали свои учебники, как будто больше никогда не собирались браться за них опять. Усталый учитель отпустил их на целых восемь недель, и сам отправился на отдых, здание школы закрыли, уроки больше не проводились, начались каникулы. Казалось, что тихий городок внезапно наводнился детьми; они все были настолько необузданными, что их занятые мамаши не знали, как оградить своих игривых чад от неприятностей, домовитые отцы размышляли, как бы использовать их свободные руки, чтобы собрать побольше ягод или накосить сена, а старики, желая молодым всего самого хорошего, в душе тайно благословляли того, кто изобрел школы. Девочки тут же начали обсуждать, как они отправятся на пикники. И пикники начались: маленькие шапочки виднелись среди полей, как новый сорт грибов, все склоны были усеяны цветными платьицами, будто цветы решили прогуляться; а леса были полны птиц, только без перьев, щебетавших так же беспечно, как, например, дрозды или крапивницы. Мальчики бросились играть в бейсбол, как утки бросаются в воду, и похожими были сцены многочисленный потасовок и баталий, проходивших с большим шумом и незначительными кровопролитиями. Для непосвященных это выглядело так, будто молодые люди совсем потеряли головы, — не важно, насколько было жарко, они были там, без курток, с закатанными рукавами, продолжая свою сумасшедшую игру. Смешные кепки метались туда-сюда, дети отбивали потертый кожаный мяч и тут же ловили его, словно от этого зависели их жизни. Они грубили друг другу, разговаривали на грани крика, ссорились из-за каждой мелочи в игре, но видно, что они были чрезвычайно довольны и наслаждались игрой, не смотря на жару, пыль, гам и постоянную опасность выбить себе глаз или зуб.
Торни был отличным игроком, но сил продемонстрировать свои способности не хватало. Он сделал Бэна своим поверенным и, сидя на заборе, рассуждал о том, что его волновало. Бэн был многообещающим учеником, делая успехи: его глаза, руки и ноги были хорошо натренированы и служили ему исправно, а кроме того Брауна считали первоклассным ловцом. Санчо охотился за вылетевшими мячами и в остальное время охранял куртки с видом постового у могилы Наполеона. Бэб часто присоединялась к этому веселью, которое устраивало ее гораздо больше, чем дурацкие пикники или возня с куклами; но герои поля никогда бы не приняли ее в свою игру — ни за какие коврижки. Все, что ей оставалось, — это сидеть в стороне и с замиранием следить за изменчивостью фортуны к «нашим». На Четвертое июля был запланирован главный матч, но когда клуб собрался, обнаружились неприятные обстоятельства: Торни со своей сестрой уехали из города на время праздника, два лучших игрока вообще не явились на встречу, а остальные были уже утомлены всеми событиями и празднованиями, которые начались с восходом солнца.
Мальчики разлеглись на траве в тени большого вяза, вяло обсуждая свои многочисленные ошибки и разочарования.
— Это самое неудачное Четвертое июля, которое я когда-либо видел. Даже нельзя взрывать петарды, потому что в прошлом году чья-то лошадь испугалась, — проворчал Сэм Китеридж, горько сетуя на строгий указ, который запрещал свободным гражданам в этот знаменательный день жечь столько пороха, сколько им хочется.
— А помните, как в прошлом году Джимми сильно повредил руку, когда поджег старый заряд? И мы чудесно провели время, когда отводили его к доктору, а потом домой? — спросил другой мальчик с таким чувством, будто считал себя обманутым от того, что сегодня не произошло никакого несчастного случая.
— И что, так никакого фейерверка и не будет, пока кто-то не подожжет чей-то хлев? Я не собираюсь ждать, пока кто-то это сделает, — уныло ответил ему другой мальчишка, который в своем опрометчивом увлечении пиротехникой случайно зажарил соседскую корову целиком.
— Я бы не дал и двух центов за такое старое, неспешное место, как это. А в прошлом году четвертого июля в это же время я разъезжал с грохотом по Бостонским улицам на крыше нашего огромного автомобиля. Жарило, как в печи, но было так весело заглядывать в окна и слышать, как кричат женщины, когда машина накренялась и они думали, что я сейчас соскользну вниз-, - сказал Бэн, опираясь на свою биту с видом человека, который повидал мир и теперь сожалеет, что приходится возвращаться с таких высот.
— Скажешь тоже! — ответил Сэм, пытаясь удержать биту на подбородке и получив сильный удар по носу, когда ему не удалось довершить этот подвиг.
— Много ты понимаешь, приятель! Могу тебе сказать, что это было очень трудно и такой лентяй, как ты, не смог бы этого сделать. И потом, ты слишком крупный для этого, — сказал Бэн, изучив плотного юношу со спокойной презрительностью.
— Чего мы здесь околачиваемся? Давайте пойдем поплаваем, если не можем играть, — предложил огненно рыжий мальчик, отдуваясь после чехарды возле пруда с Энди.
— Да, можно. Похоже, тут больше нечем заняться, — вздохнул Сэм, поднимаясь, как молодой слон. Остальные последовали, было, за ними, но услышали крик:
— Эй! Эй! Мальчики, подождите! — голос, заставивший их обернуться, принадлежал Билли Бартону, который галопом несся по улице, а в руках у него развевалась длинная лента бумаги.
— В чем дело на этот раз? — строго спросил Бэн, пока другие хмыкали и улыбались в ожидании больших новостей.
— Посмотрите сюда, прочтите это! Я туда собираюсь. Пойдемте все вместе, — взахлеб говорил Билли, вручив бумагу Сэму и оглядывая толпу мальчишек с лицом, сияющим, как полная луна.
— «НЕ ПРОПУСТИТЕ БОЛЬШОЕ ШОУ», — прочел Сэм. — «ВАН АМБУРГ И Ко. НОВАЯ ГРАНДИОЗНАЯ ВЫСТАВКА ЖИВОТНЫХ, ЦИРК И ГИГАНТЫ, ВЫСТУПЛЕНИЕ ПРОЙДЕТ В БЕРРИВИЛЛЕ, 4 ИЮЛЯ только в 13:00 и 19:00, ВХОД 50 ЦЕНТОВ, ДЕТИ ЗА ПОЛЦЕНЫ. НЕ ЗАБУДЬТЕ ДЕНЬ И ДАТУ.
X. ФРОСТ, МЕНЕДЖЕР».
Пока Сэм читал, остальные мальчики глазели на завлекательные картинки, которыми пестрело приглашение. Там была нарисована золотистая машина, в которой сидели благородные люди в шляпах, играющие на огромных трубах; а также изображены двадцать четыре скачущих коня с украшенными перьями головами и гривами, развивающимися на ветру; клоуны, акробаты, силачи, наездники, летящие в воздухе, будто бы законы гравитации больше не имели над ними власти. Но самыми лучшими были картинки с животными, на которых жираф стоял верхом на спине слона, зебра перепрыгивала через тюленя, гиппопотам сражался с двумя крокодилами, а львы и тигры прыгали в разных направлениях с широко открытыми пастями, а их хвосты были такие прямые, как у известного нортумберландского льва.
— Жуть. Не хотел бы я такое увидеть, — сказал малыш Сайрус Фей, искренне надеясь, что клетка, в которой будет происходить этот спектакль, крепкая и надежная.
— А ты и не увидишь, это всего лишь картинка! Все это понарошку, — Бэн, которому в голову запало слово «цирк», указал на маленькую картинку человека, висящего на спине с ребенком в каждой руке, тогда как двое мужчин повисли на его ногах, а третий схватился за его голову.
— Я иду, — сказал Сэм со спокойной уверенностью. Эта масса неизвестных удовольствий зажгла его душу и заставила забыть о собственном телосложении.
— Как ты это сделаешь? — спросил Бэн, указывая на объявление с нервным возбуждением во всем теле — таким же, которое он испытывал, когда отец ловил его на арене.
— Пойду с Билли. Это всего четыре мили, и у нас куча времени, так что мы легко справимся. Мама не будет беспокоиться, если я передам ей через Сая, — ответил Сэм, доставая полдоллара, будто такая невероятная сумма была обычным делом для его кармана.
