Ирина Щеглова - Весенний подарок. Лучшие романы о любви для девочек
К концу матча Марина уже сидела на первом ряду, потому что оттуда было гораздо лучше видно. Ей, увлеченной игрой, уже не надо было ни на что опираться спиной. Когда матч закончился, она чуть ли не до слез обиделась на жизнь за то, что победила какая-то «Надежда» с зелеными полосами, причем с глупым счетом 1:0. Вадим подъехал к Митрофановой, сдернул шлем и виновато улыбнулся. Лицо его было разгоряченным, красным, мокрые прядки волнистых волос облепили лоб, щеки, лезли в глаза и в рот. Он двумя руками убрал их с лица и огорченно сказал:
– В самом деле, надо подстричься. Мешают… И тренер ругается…
– Не надо! – вырвалось у Марины. – Так красиво… – она замолчала, в очередной раз удивившись самой себе.
Орловский сделал вид, что не заметил ее замечания, и спросил:
– Как тебе эта «битва диких зверей»?
– Не такие уж вы и дикие. Вели себя довольно интеллигентно. – Марина улыбнулась. – Знаешь, я неожиданно увлеклась и очень за вас болела. Жаль, не помогло…
– Я переоденусь, – сказал он, видимо, не желая говорить о проигрыше, – и приду за тобой.
Когда они ехали домой, Вадим пытался объяснить Марине хоккейные правила, а потом все-таки решился сказать и о проигрыше.
– Понимаешь, наш Сан Саныч сегодня выпустил на лед двух новых защитников. Откуда-то их выкопал, хочет ввести в команду… Вот и результат! – разгорячился он. – Они же ничего не могут! Слабаки!
– А где старые защитники? Куда их дели? – удивилась Марина.
– Никуда не дели. Один болен, а второй – переехал в Москву, в спортивный интернат. Его в какой-то элитный клуб пригласили. Не смог отказаться.
– А ты смог бы?
Орловский пожал плечами.
– Не знаю. Сейчас мне кажется, что отказался бы.
– Почему?
– Не хочу уезжать из Питера.
Марина решила больше ни о чем не спрашивать. Она опять вспомнила Богдана с Марго, и сердце отозвалось такой болью, что впору было закричать. Игра, ненадолго было увлекшая ее, закончилась, и Марина опять оказалась один на один со своей бедой. Вадим будто почувствовал, что про хоккей Митрофановой говорить больше неинтересно, и тоже замолчал. У Марининого подъезда он опять сразу простился и, перекинув на другое плечо огромную сумку, быстро зашагал к своему дому.
С трудом втолковав маме, где и с какой стати она так долго была, Марина уселась за уроки. Посредине алгебраического уравнения она задумалась об Орловском. Что он собой представляет, этот любимец девочек их 9-го «Г»? Вадим всегда казался Марине самовлюбленным эгоистом. Она ненавидела его за то, что он без конца шпынял и без того забитого Илью Криворучко. А сейчас вдруг вспомнила, что в прошлом году в походе именно Орловский туда и обратно нес два рюкзака: свой и Кривой Ручки, который выдохся на первом же километре. Орловский вечно изводит едкими замечаниями Ваську Куру и в то же время, как только потребовалось, пошел вместе с ним драться двое на двое с парнями из 10-го «А», которые почему-то вязли к Курослепову.
Пожалуй, он очень неоднозначен, этот Вадик. И волосы у него действительно красивые, жалко их стричь… Кстати, он уже два раза приходил ей на помощь… Допустим, он надеется, что она из благодарности воспылает к нему пламенными чувствами, а потому действует из корыстных интересов. Но почему тогда он так быстро уходит? Почему больше ничего не говорит? Пожалуй, интерес он у нее уже вызвал… А остальное? Разве может быть «остальное», если у нее так болит сердце по Богдану? А что, если Рыбарев вдруг бросит Марго и вернется к ней? Обрадуется ли она? Наверно, обрадуется… Но простит ли? Марина опять, как наяву, увидела целующихся Богдана и Марго и чуть не заплакала. Она все это время так живо ощущала на своей щеке губы Богдана, что, пожалуй, не сможет ему простить, что он мог поцеловать другую…11. Ускользающие надежды и Элечкин праздник
На праздник, придуманный Элечкой, многие учащиеся 9-го «Г» возлагали самые большие надежды.
Феликс Лившиц, примерив латы и шлем, полагающиеся Чернобогу, решил, что в этом одеянии предстанет перед Мариной Митрофановой в самом выгодном свете. А когда она, ошеломленная его мужской красотой, потеряет на некоторое время контроль над собой, он тут же возьмет ее в оборот, перестанет наконец трусить и стесняться и самыми красивыми словами скажет ей еще раз о своих чувствах. А в первом же танце, на который он ее непременно пригласит на последующей за представлением дискотеке под обещанных «Носорогов», можно будет, пожалуй, и поцеловать ее как-нибудь посущественней, чем это получилось у него на улице возле ее двора, хотя, конечно, и не слишком вызывающе, чтобы не шокировать присутствующих.
Илья Криворучко сначала идти на праздник не хотел, потому что ничего хорошего для себя не ожидал. Потом он решил, что сходить, пожалуй, все-таки стоит, поскольку в полутемном дискотечном зале можно будет незаметно объясниться с Митрофановой на предмет того, что он здорово погорячился в прошлый раз со скаляриями. Конечно, рыбок жалко, что там говорить, но, с другой стороны, она, Марина, ему гораздо дороже всяких скалярий. Если на дискотеке Митрофанова будет в настроении, то, может быть, удастся даже в знак примирения предложить ей Изабеллу и сразу же пригласить ее к себе домой, в криворучковскую квартиру, что гораздо лучше вульгарных плясок под глупейших «Носорогов». Если даже по какой-то уважительной причине Марина не согласится покидать дискотеку, то это тоже ничего, потому что прощение наверняка будет все же получено, что откроет перед ним, Ильей, новые перспективы.
Богдан Рыбарев ждал праздник так, как ничего и никогда в своей жизни еще не ждал. Во-первых, опять же впервые в жизни, он будет на виду – он будет самым главным, и на этот раз не в коротеньких джинсиках, из которых вырос еще в прошлом году, а в настоящем театральном костюме, который ему здорово идет. Во-вторых, рядом с ним будет самая красивая девушка не только параллели 9-х классов, но, пожалуй, и всей их средней школы. И с этой девушкой он не только будет стоять рядом на сцене и вести праздник, он будет с ней танцевать на виду у всех. Для дискотеки у него тоже наконец появилась нормальная одежда. Он уломал мать, чтобы она купила ему на вещевом рынке черные брюки из плотного шелка и голубоватый, почти под цвет глаз, джемпер с пушистой сизой ниткой. Конечно, вещи были недорогие и простенькие, по сравнению с прикидом Вадика или Лехи Пороховщикова, но Богдану они здорово идут, а в дискотечной полутьме вообще никто не догадается, что он оделся в самом дешевом и непрестижном месте. И Марина Митрофанова увидит, что он ничуть не хуже Орловского или Лившица, что он равный им, что до него не надо снисходить и не надо поднимать его до себя. Он, сын уборщицы тети Люды – такой же, как все, и даже лучше, потому что сама Марго Григорович готова за него в огонь и в воду. А потом, после дискотеки, он сможет сколько хочет целовать красавицу Марго, а она не будет против и даже сама поцелует его так, что у него рухнет вниз сердце и дрогнут колени. Вон, тот же Пороховщиков смотрит на него врагом, потому что он-то думал, что Марго будет с ним, а она не с ним… Она для других Марго, а для него, Богдана, она Риточка, Ритуля… Пожалуй, с Мариной все было бы куда сложнее. Наверно, хорошо, что все сложилось именно так, как сложилось. Все-таки интуиция его не подвела, когда он, еще не совсем в себе разобравшись, крикнул в телефонную трубку «нет!».
Алексей Пороховщиков тоже ждал Элечкин праздник и последующую за ним дискотеку. Он решил приударить за Слесаренко назло Маргошке, учитывая, что Лене, судя по всему, не обломился Феликс. Может статься, что Григорович и не заметит его вызова, поскольку увлечена неожиданно приобретшим популярность Рыбарем, но какое-то шестое чувство подсказывало Алексею, что с этим Рыбарем не все так просто.
Лена же Слесаренко даже и не мечтала о Пороховщикове. Она надеялась, что Феликс Лившиц, увидев ее в новом потрясающе красивом платье, поймет наконец, насколько она интереснее странной Марины Митрофановой, и все еще у них будет хорошо, как в бразильском или, может быть, даже отечественном сериале.
А вот Вадим Орловский почти ни на что не рассчитывал. Он видел, как Марина страдает по Рыбарю, но, в отличие от всех, не удивлялся. Он и сам глубоко страдал, а потому очень хорошо понимал Митрофанову. В самом деле, если бы ему вдруг сейчас вместо Марины предложили какую угодно замену в лице самой красивой и умной девятиклассницы планеты, разве он согласился бы? Да он с презрением отверг бы все эти предложения! Вот и для влюбленной в Рыбаря Марины он, Вадим, ничто. Всего лишь суррогат, подделка, тень… Конечно, не зря говорят, что надежда умирает последней. Конечно, он надеялся… Но надежда была весьма слабой, ускользающей и призрачной.
Марина же за полчаса до вышеозначенного мероприятия безучастно сидела перед Милкой Константиновой и вполуха слушала ее бесконечную болтовню. Ей, правда, все же пришлось встрепенуться, когда Константинова понесла уже натуральную дичь.
