Борис Раевский - Только вперед
Тысячи прыгунов пытались побить рекорд Стоунвола или хотя бы повторить его. Они месяцами тренировались, изучали законы биомеханики, без конца чертили на бумаге маленьких человечков с шестом, пытаясь разложить прыжок Стоунвола на составные элементы, понять, в чем секрет высоты.
И не могли понять.
Тогда один из американских спортивных клубов предложил Стоунволу выступить перед прыгунами-соотечественниками, чтобы они могли усвоить его технику. И хотя в момент прыжка все равно невозможно что-либо толком разобрать, так как прыжок стремителен, как молния, — Стоунвол категорически отказался от выступления.
Чемпион не хотел раскрывать своих тайн.
Стоунвол тренировался в своей усадьбе на специально созданном для него одного маленьком стадионе. Этот стадион был обнесен высоким плотным забором, чтобы никто, чего доброго, не подглядел, как берет разбег чемпион, на каком расстоянии от перекладины втыкает он бамбуковой шест, как проносит тело над планкой.
У Стоунвола был личный тренер, который получал от него жалованье, не мог тренировать никого, кроме хозяина, и должен был молчать, как рыба.
Американские спортивные воротилы предложили упорному Элиоту Стоунволу бешеную сумму — 35 тысяч долларов — за то, чтобы он позволил заснять свой прыжок на кинопленку. Дельцы надеялись, что на экране можно разложить движения прыгуна на отдельные элементы и изучить их.
Стоунвол отказался. Он подсчитал, что ему выгоднее быть монополистом, пользоваться славой и брать дорогие призы на состязаниях, чем передавать свой секрет другим. А вдруг тогда кто-нибудь прыгнет выше его?
Так и оставался нераскрытым «секрет» Стоунвола, пока другие спортсмены не побили его рекорда…
«Да, захочет ли Важдаев раскрыть свой секрет?» — снова и снова думал Леонид.
Уже много часов бродил он по Москве. Проголодавшись, зашел в кафе. Время было не обеденное, народу в зале немного. Он выбрал столик под пальмой, сел, огляделся.
«Обязательно эти волосатые пальмы, — усмехнулся Леонид. — Почему везде именно пальмы?»
Заказал обед молоденькой, очень важной официантке в накрахмаленной белой наколке с острыми зубцами, напоминающей корону, и стал ждать.
Рядом с ним за круглым столиком сидели два пожилых человека с орденами Ленина на груди. Один — сосем седой, с косым шрамом на виске, был в синем костюме, другой, помоложе, — в кителе. У обоих были темные, загорелые лица. Только потом Леонид понял, что это не загар: из их разговора Кочетову стало ясно, что это мастера-сталевары с Урала. Кожа на лицах собеседников потемнела от вечно пышущих жаром мартеновских печей.
— Понимаешь, — говорил седой мужчина в синем костюме, оживленно жестикулируя вилкой. — Показал я Коле Замойскому, как добиться, чтобы печь при выпуске металла не охлаждалась. Ах, да ты же Колю Замойского не знаешь! Совсем мальчишка — девятнадцати годов ему еще не исполнилось. И что же ты думаешь? Через три недели сварил этот мальчишка сталь на четыре минуты быстрее меня!
Оба мастера дружно засмеялись.
— Нет, ты подумай, — сверкая глазами, продолжал седой мужчина. — Он всего-то у печи без году неделя, а уже скоростные плавки дает!
— А что ты думаешь? — весело отвечал ему другой сталевар. — Такой паренек через год всю науку превзойдет — станет мастером хоть куда! Потому — учат их, не старые времена-то! Меня мастер, немец Вельтман, семь лет к печи даже близко не подпускал. Только знай за пивом бегай да двор убирай. А числился я учеником. Спрошу, бывало, о чем, так мастер — вежливый был, черт! — не выругается, не ударит, а просто притворится, будто и не слышал вопроса.
Леонид, забыв об обеде, жадно прислушивался к разговору. Похожая на королеву, величественная официантка принесла бифштекс, а перед ним еще стояла почти полная тарелка супа.
«А еще торопил!..» — укоризненно посмотрела официантка на странного посетителя и со звоном положила на столик вилку и нож.
Но Леонид не обратил внимания на этот красноречивый жест. Он был всецело поглощен беседой мастеров.
— А про секреты — и не говори! Раньше, бывало, мастер умрет и секрет свой в гроб унесет. Твоему Коле Запойскому…
— Замойскому, — поправил седой мастер.
— Ну, все равно, Замойскому. Ему, чтобы всеми секретами нашего ремесла овладеть, долгие годы требовались. А теперь ты ему секрет на блюдечке преподносишь. Да и вообще — никаких секретов уже нет! Пользуйся, кто хочет. Да получше пользуйся, побольше стали стране давай!
Дальше Леонид не слушал. Расплатившись с сердитой официанткой, он вышел из кафе. Настроение его резко изменилось: разговор сталеваров ободрил его.
«А что? — весело подумал Леонид. — Вот возьму подойду к Важдаеву и скажу: «Научи, друг, меня своему баттерфляю!»
Кочетов поехал в гостиницу, осмотрел свой номер — большой, с телефоном, ванной, толстым мягким ковром на полу и плотной шторой на трехстворчатом окне.
Леонид никогда еще не останавливался в гостиницах. Номер понравился ему. Он распахнул форточку (в номере было душновато), потом открыл желтый чемодан, с которым бродил весь день по Москве, вынул из него другой — совсем маленький — черный чемоданчик и поехал в бассейн.
В черном чемоданчике лежали только плавки, шапочка, полотенце да мыло с мочалкой. Раздеваясь, Леонид попытался осторожно расспросить пловцов и тренеров о своем будущем сопернике — киевском динамовце Викторе Важдаеве.
— Парень ничего! — сказал ему один тренер. — Но характер — ого! Не человек — тигр!
Кочетов не стал уточнять, чем Виктор напоминает тигра, и обратился к другому соседу.
— Парень ничего! — повторил тот. — Но характер — ого! Не человек — бомба!
В том, что характер у Важдаева действительно не шелковый, Леонид убедился очень скоро.
— А, Фома неверный! — громко приветствовал его Важдаев, как только Кочетов спустился к воде. — Вынимай секундомер! Сейчас уверишься, что дважды два четыре, Волга впадает в Каспийское море, а 1 минута 10,8 секунды есть 1 минута 10,8 секунды.
Леонид кисло улыбнулся и стал возле стартовой тумбочки. Он еще днем перестал сомневаться в правильности своего секундомера. Важдаев снова проплыл дистанцию и показал то же время — 1 минута 10,8 секунды. Пловцы и тренеры, как по команде, посмотрели на Кочетова и дружно засмеялись.
— Все правильно! — сказал Леонид. — Молодец!
— Запишите, Михаил Петрович! — весело крикнул своему тренеру Важдаев. — Запишите: рекордсмен Советского Союза Леонид Кочетов изволил сказать, что я молодец!
Все снова засмеялись.
«Въедливый парень! — нахмурился Леонид. — Откуда он уже узнал, кто я? Вот и попроси такого раскрыть «секрет». Он еще вслух поиздевается!»
Настроение у Кочетова снова испортилось. Он, не начиная тренировки, по-прежнему стоял на борту бассейна, наблюдая за Важдаевым.
В московском бассейне было пять дорожек — на одну больше, чем в ленинградском. В воде находились четыре пловца. Третья дорожка, рядом с Важдаевым, была свободна. Леонид взглянул на билетик, который ему вручили в раздевалке. Его дорожка была третьей.
«Эх, была не была! — решил Кочетов и прыгнул в воду.
Он неторопливо плыл брассом рядом с Важдаевым и видел, что тот изредка, но очень внимательно поглядывает на него.
— А неплохо плавает рекордсмен! — громко сообщил Виктор своему тренеру. — Ну, давай знакомиться, Фома! — смешно подмигнув, дружелюбно обратился он к Кочетову.
Они оба поплыли брассом.
— Пошли баттерфляем! — крикнул Важдаев. — На этом брассе далеко не уедешь!
— Не могу! — откровенно признался Леонид.
Виктор изумленно свистнул.
— Совсем?
— Совсем не могу!
— Так чего ж ты молчишь, Фома? — весело сказал Важдаев. — Сейчас мы тебя обучим!
— Михаил Петрович! — позвал он своего тренера. — Идите рекордсмена обучать!
— Ты мне и один-то все нервы перепортил, — грозно ответил тренер. — А если вы вдвоем насядете, — проще сразу утопиться.
— Топиться лучше не здесь, а на Украине, Михаил Петрович! — весело ответил Виктор. — Там Днипр глубокий! Да вы не волнуйтесь: Кочетов — не я. У него характер девичий — тихий, ласковый и застенчивый. Из него вы веревки вить будете.
Через минуту Леонид уже лежал на воде, послушно и старательно, как школьник, повторяя все движения, которые ему показывали Важдаев и его тренер.
«Здорово получилось! — радостно думал он, делая широкие взмахи руками из-за спины к голове. — Даже просить не пришлось. Сам предложил помочь!»
* * *И тренировки начались.
Характер Важдаева проявился тут вовсю. Он, вероятно, никогда никого не учил, и почетные обязанности педагога, да еще обучающего не простого ученика, а рекордсмена, видимо, понравились ему. Но Виктор требовал, чтобы Леонид все усваивал моментально. Он будто забыл, как долго и упорно работал с ним самим его тренер, пока добился нынешних результатов. Нет, ему хотелось, чтобы Кочетов уже через несколько дней плыл баттерфляем не хуже его, Важдаева.
