Владимир Арро - Мой старый дом
Ну, напугала… У меня даже в глазах потемнело. «Вот погоди, — думаю, — выйди, я тебе покажу, как людей пугать!»
А самому весело! Не уйду ещё. Посижу на своём прекрасном диване.
Эх, хорошо мне сидеть! Захочу — покачаюсь! Пружины скрипят изо всех сил. Скрипите, скрипите, пружины! А ну-ка и я вскочу на него ногами. Мне всегда запрещали, а теперь кто мне запретит? Мой диван! Только мой! Эх, как подкидывает! И-эх!.. И-эх!!!
Идёт Палён через проходные дворы. Спрашивает:
— Ты прыгаешь?
— Прыгаю!
— А ну-ка и я попрыгаю!
Стали мы вдвоём прыгать. Палён вдруг как заведёт:
— Опа, опа, Азия — Европа!..
Я говорю:
— Палён, ну как не стыдно!..
Он перестал.
Я говорю:
— Давай лучше поиграем в крепость.
— А как это?
— А вот я тебя столкну, значит, моя крепость, а потом ты заскакивай и меня толкай. Кто дольше крепость удержит.
Эх, хорошо я придумал! Палён как сумасшедший вокруг дивана бегает, тут сунется, там сунется, всё ищет у меня слабое место. Но в моей обороне не так легко слабое место найти.
Наконец запрыгнул Палён, как толкнёт меня, и я полетел вниз. Ничего себе — болезненный! А ещё от физкультуры освобождён.
«Ну, — думаю, — сейчас я тебя атакую!» Но Палёна не просто было атаковать. Я запрыгнул несколько раз, но не удержался. Но и Палён не удержался, полетели мы с ним вдвоём кубарем.
Не заметили даже, как Файзула подошёл. Костюм на нём чёрный, рубашка белая и жёлтые полуботинки. Одеколоном от него несёт. Что такое, не Файзула, а оперный артист какой-то!
Он кричит:
— Ай, как нехорошо! Зачем такие игры играете? Садитесь шахматы играйте. Или нарды. Или кости. Тихо надо играть.
— Почему тихо-то, Файзула? Можно и не тихо.
Это я у него спрашиваю.
— А ты совсем уходи, — Файзула говорит. — Ты мне один показатель испортил? Испортил. Ты мне другой показатель испортил? Испортил.
— Не портил я тебе никаких показателей.
— А кто ребёнка у магазина воровал? Ты воровал. Файзула всё знает. От Файзула не скроешь. Ты домой лучше иди. Сейчас корреспондент придёт, будет про меня газету писать. Фотографировать будет.
То-то, я смотрю, Файзула так вырядился. Вот что с человеком слава делает. Совсем испортился у нас дворник. Раньше Файзула тихий, скромный был. В нарды учил нас играть, песни узбекские пел, качели нам построил.
— Зачем тебе газета-то, Файзула?
— Надо газета. Почёт надо. Кишлак буду посылать.
Ну, что ты с ним сделаешь. Ведь пропадёт совсем. У него и взгляд стал другой — глаза блестят. Он и у ворот теперь по-другому стоит — как статуя. Может, он думает, что к нашему дому мраморную дощечку прибьют: здесь жил и работал дворник Файзула. Но ведь этого не будет. Жаль мне его стало. Не замечает человек, как портится.
Я говорю:
— Дощечку-то всё равно не прибьют, Файзула.
— Какую дощечку?
— Ладно, это я так подумал.
— Нехороший ты человек, Скачков. Зачем ребёнка у матери воровал?
— Да я, Файзула…
А, да чего с ним разговаривать! У него одни показатели в голове. Показатели и указатели.
— Пойдём, Палён.
Палён говорит:
— Конечно пойдём. Тебе куда? Мне в парикмахерскую.
Я говорю:
— Совпадение. Мне тоже в парикмахерскую.
А что, постригусь. Почему не постричься? Всё-таки знакомые парикмахеры. Например, Артур Жанович. Он мою голову знает.
Наша парикмахерская
В парикмахерской только и разговоров что про матч «Спартака» с «Шахтёром». Все галдят, руками размахивают.
Кухарев забьёт и Скворцов забьёт!
— Ни черта твой Скворцов не забьёт. Кухарев ещё куда ни шло, а Скворцов — нет, не забьёт.
— Да что вы говорите, в матче с «Араратом» Кухарев еле ногами двигал, вот-вот упадёт.
— Это когда, в третьем тайме?
— В третьем тайме.
— Ну, значит, и Кухарев не забьёт. Я больше всех рассчитываю на Степанова.
— Успокойтесь, граждане, — сказал Артур Жанович, — так же невозможно работать. Шум, гам — в ушах уже какие-то галлюцинации начинаются. Если хотите знать, забьёт вовсе не Кухарев. И совсем не Скворцов. И уж конечно, не этот пенсионер Степанов. Неужели у вас не дрожит сердце, неужели у вас не трепещет душа, когда на поле выходит Савушкин? Ведь это же бомбардир от бога!
— Савушкин — да!..
— Савушкин — ничего не скажешь.
— А? Да?.. Какая скорость, какой удар! Мне худо сделалось, когда они играли с тбилисским «Динамо», вы помните этот проход Савушкина на двадцать второй минуте первого тайма? Без валидола этот матч невозможно было смотреть.
— Да-а…
— Кто ж не помнит!..
— А? Да?.. Метеор! Ракета! Мои надежды на Савушкина растут от матча к матчу. Это перспективный игрок, блистательный, умопомрачительный! И сегодня он вам это докажет.
— Не-ет, Кухарева вы недооцениваете…
— Да что Кухарев, заладил: Кухарев, Кухарев! Если на то пошло — Степанов!
— Не Степанов, а Скворцов, Скворцов!
— А я говорю — Кухарев!
— А я говорю — Степанов!
— Скворцо-ов!..
— Граждане, граждане, пощадите, — взмолился Артур Жанович. — Ведь мы ж на работе. Просто голова идёт кругом! За целый день наслушаешься столько всякой ерунды!.. Кухарев — игрок с нераскрывшимися возможностями. Скворцов после травмы. Степанов, я вам ещё раз повторяю, немолод, к тому же он курит. Зато Савушкин — какой блеск, какой восхитительный игрок!..
— Савушкин — да.
— Савушкин — ничего не скажешь.
— Кто же против Савушкина?..
Такой у них шёл разговор. Другие парикмахерши на них — ноль внимания, стригут, бреют. «Хоть бы, — думаю, — к Артуру Жановичу не попасть, у него насидишься. Он то и дело — ножницы в сторону, глаза в потолок: Савушкин, Савушкин!..»
Корреспондент
— А, постриглись, — говорит Файзула. — Это хорошо. Сейчас он придёт. Уже звонил ЖЭК. Садитесь, шахматы играйте. Шумно не играйте.
Совсем помешался на этом корреспонденте. Сидит в чёрном костюме посреди своего скверика. На столе перед ним фарфоровый чайник и две пиалы. Файзула чай пьёт. Чай он пьёт только зелёный. Я однажды попробовал — это просто горечь. В нём ни крошки сахара. Файзула пьёт эту гадость по десять раз в день.
Голуби вокруг него разгуливают, воробьи на ветках чирикают. Он сидит в сквере, как в родном кишлаке, никто ему не мешает. Пьёт чай и обдумывает повышенные обязательства. Файзула говорит так: «Чай не пьёшь — откуда силы берёшь?»
Спортом надо заниматься, вот откуда силы.
Вдруг и в самом деле во двор входит человек в очках и светлом пиджаке. За ним почему-то идёт Тентелев.
— Эй, пожалуйста, — кричит Файзула. — Сюда проходите! Здравствуйте! Салям алейкум! — Файзула берёт его руку двумя руками.
Корреспондент садится за столик вместе с нами.
— Это я и есть Файзула Абдурахманов, — говорит Файзула. — Пейте зелёный чай. Вкусный, свежий. Только что заварил. У нас обычай такой: сначала чай пьём, потом разговариваем. Как ваше здоровье? Как здоровье жены?..
— Да я, собственно… — говорит корреспондент, но Файзула его не слушает.
— Как здоровье детей? Папы, мамы?..
— Вкусный чай, — говорит корреспондент.
— Очень вкусный, — говорит Файзула. — Очень полезный!
— Хорошо у вас во дворе, много зелени.
— Очень хорошо! — говорит Файзула. — Много работаем. По всем показателям. Пятый показатель — зелень.
— Пятый? А первый какой?
— Первый — квартплата.
Корреспондент чай выпил и говорит:
— Я к вам знаете по какому вопросу?
Файзула кивает:
— Знаем, знаем! ЖЭК предупредил.
А в это время другие ребята подходят: Семёнов, Дубарев, Куркина. Что корреспондент должен прийти — все слышали.
— Я вам все данные приготовил, — говорит Файзула и вынимает из кармана пачку листков. — Вот макулатура. Вот зелень. Вот пищевые отходы. Вот работа с детьми. Я с ними очень много работаю, они скажут.
— Да мне не это надо, — говорит корреспондент. — Я не по этому пришёл. Мне нужен Саша Скачков.
Все повернулись ко мне. А Файзула говорит:
— Вот этот Скачков. Но мы за него не отвечаем.
— Который Скачков? — спрашивает корреспондент.
«Ну, — думаю, — это насчёт грудняка». Я говорю:
— Ну, а чего я такого сделал? Прокатил немного его, так я ж только до угла… Ну, чего особенного?..
Корреспондент говорит:
— Какой — этот? Это не Скачков.
— Как не Скачков? — удивляется Файзула.
Ну вот, я уже и не Скачков.
Я говорю:
— Кто, я не Скачков? А кто же я, по-вашему?
Все кричат:
— Скачков! Это Саня Скачков! Мы его все знаем!
Корреспондент даже очки снял.
— Странно, а он совсем по-другому выглядел.
— Он постригся, — сказал Файзула.
Корреспондент снова надел очки и кого-то поискал глазами. Взгляд его упёрся на Тентелева.
