Иосиф Дик - В нашем классе
— Ладно, уходи отсюда, — сказал Димка, — тебя никто не держит.
— Пипин Короткий, пошли! Ауфвидерзеен! — Парамонов повернулся и взялся за ручку двери.
Сидоров заметил, что у него дрожат пальцы.
Горшков растерянно посмотрел на Димку, потом на Парамонова и вдруг тихо сказал:
— Никуда я с тобой не пойду!
Парамонов, пораженный, остановился:
— Не пойдешь? Ну, заказывай гроб! — И он хлопнул дверью.
— Сам ты гроб! — сказал ему вслед Горшков и, убедившись, что Парамонов уже отошел от двери, громко добавил: — Дурак!
— Торжественная минута! — усмехнулся Маркин. — Прощание Горшкова с прошлым!
Димка и Сидоров спустились в физкультурный зал. Все девочки, тесной толпой окружив репродуктор, висящий над сценой, с напряжением вглядывались в его серебряное горло.
Аня заметила ребят и вышла из толпы:
— Слушайте, что там у вас? Почему не включаете? Мы только услышали: «Товарищи девочки», и всё…
— Сгорел трансформатор, — прямо сказал Димка.
— И музыки не будет?!
— Нет, — ответил Димка и вдруг увидел, как все девочки, окружившие его, переглянулись, перестали улыбаться и как-то обмякли.
— Какой ужас! — сказал кто-то из них.
— Да-а… вечер сорван, — как бы про себя, сказала Аня. — Учительница пения, которая нам тут играла, уже ушла. Но ведь там же было все в порядке?!
— Было…
— Тогда в чем дело?
— Парамонов… сжег…
— А когда можно будет починить?
— Теперь не знаю. На это время надо.
— Эх, досада, дело до конца не довели!
Аня в упор посмотрела на Димку и на Сидорова. Димка взглянул в ее строгие серые глаза и потупился.
Было очень горько и обидно. Трудился-трудился, ходил за деталями по магазинам и рынкам, аккуратненько все припаивал — а пришел один человек, который никогда не имел никакого отношения к его труду, и все разрушил. «Подвел!» И как тут оправдываться?
— Фокус не удался, — услыхал он за спиной шопот и обернулся.
Сзади стоял Толя. На его лице было легкое злорадство вот, не дал билета и провалился! Эту фразу услышал один лишь Димка.
Он опустил голову и, не попрощавшись, вышел из зала. За ним, провожаемый десятками глаз, тронулся Сидоров.
И в наступившей тишине были отчетливо слышны их шаги по блестящему коричневому паркету.
Толя отошел к сцене и вдруг почувствовал на себе неодобрительные взгляды школьниц, будто он тоже был в чем-то виноват. И даже Аня, стоявшая невдалеке, косо поглядывала на него. Толе стало почему-то неловко. Но почему? Он-то к радиоле непричастен. Что же, он должен бежать за ребятами и уговаривать их, чтобы они остались? Но они действительно провалились! Ведь говорили Димке — не берись!
Кое-кто из девочек пытался играть в «ручеек», водить хоровод, но веселья не получалось. Не было музыки.
— Толя, — вдруг подошла к нему Аня, — сыграй нам что-нибудь, а?
— Что именно?
Толя заметил, что многие девочки прислушиваются к их разговору, и, небрежно отбросив полу пиджака, засунул правую руку в карман брюк и чуть отклонился назад.
— Венгерку можешь?
— Я этого танца не помню.
— А какой-нибудь другой знаешь?
— Другой? — Толя поднес указательный палец к подбородку и опустил голову. — Это надо подумать…
Лицо у Ани вдруг осветилось.
— Подожди… У меня в портфеле лежит твой «Весенний этюд». Я его сейчас принесу!
Аня стремительно повернулась, но Толя схватил ее за руку:
— Подожди… Я не буду этюд играть.
— Почему?
— Эту вещь… здесь не поймут. — Толя вынул из кармана руку и покрутил пальцем в воздухе, как бы подыскивая аргумент поубедительней. — Она серьезная.
Конечно, он готов был сыграть, но ему хотелось, чтобы Аня еще немножко поговорила с ним, может быть еще раз попросила.
— Толя, я тебя очень прошу, — проникновенно сказала Аня, — выручай.
— Нет, у меня этюд очень сложный.
Тогда Аня спокойно повернулась и пошла к выходу из зала.
— Ты куда? — удивился Толя.
Он быстро догнал Аню и протянул к ней руку, будто собираясь что-то объяснить. Но Аня легонько оттолкнула руку и стремительно вышла в коридор.
«Гордость свою показывает!» — глядя ей вслед, подумал Толя, и вдруг ему стало невыразимо грустно. И зачем он поссорился? Танцевали, смеялись, а потом — вот те на! Главное, из-за чего?! Ломался, ломался… Болван!
Конечно, чтобы помириться, об этом сейчас не может быть и речи. Не ходить же за ней при всех! Да и если ходить, она не захочет мириться.
Толя еще несколько минут постоял в зале и пошел одеваться. В коридоре к нему подошла Аня и, не глядя на него, молча вернула «Весенний этюд», свернутый в трубочку.
Он вышел на улицу и долго бродил вокруг женской школы с освещенным первым этажом. Через открытые форточки из физкультурного зала долетали звуки рояля и слышны были веселые голоса. Пианист, видимо, уже нашелся…
Погода была мягкая, с мелким снежком — как раз для прогулки. Но нет, Толе уже некого было ждать.
«Неужели и я виноват в том, что Парамонов сжег трансформатор?» — думал он и, вспомнив о том, с чего началась его ссора с Аней, никак себе не мог ответить на этот вопрос. Но он чувствовал, что Аня в чем-то права, и от этого на душе было горько и обидно. Ему казалось, что он потерял что-то такое, что восстановить уже трудно и, может быть, уже невозможно. Но это потерянное «что-то» очень важно всегда и во всем. Толя долго не мог определить, что же все-таки он мог потерять, но когда уже ложился в постель, он понял и испугался. Это было Анино доверие.
XIV
Через несколько дней с Толей произошла неприятная история.
Когда он вошел в школу, торопясь на уроки, в широком вестибюле, заполненном первоклассниками, которых встречали мамы и бабушки, его окликнул Миша Фрумкин, ученик из параллельного класса.
— Здорово, Толька! — улыбаясь, сказал он. — Что же это ты ростки нового зажимаешь?
— С чего ты взял? — нахмурясь, спросил Толя.
— А ты еще не читал?! Ха-ха! Там про тебя такое написано. Ну, как в «Правде», протянули.
— В «Правде» — про меня? — побледнел Толя.
— Да нет, в нашей стенной газете! До «Правды» тебе еще далеко. Ох, и здорово! С образными выражениями, с цитатами. А карикатура — любо-дорого смотреть. Что ж ты так опростоволосился?
Толя уже не слушал Мишу. Прямо в пальто он побежал к себе, на второй этаж.
Около дверей класса, где всегда вывешивалась стенная газета, толпились мальчики. Тут были из шестых классов, из седьмых и даже из десятого.
— Эй, расходись, сам идет! — вдруг выскочив из класса, крикнул Юра Парамонов.
Увидев взволнованного Толю, ребята расступились. «Мысль ученика (экстренный выпуск)», — пробежал Толя по яркому заголовку отрядной газеты. За передовицей «Отдадим все силы учебе» шли статьи: «Скоро весна», и… вот она: «Зажимщик ростков нового». Толя впился глазами:
«Наш известный композитор Толя Гагарин махнул рукой на учебу своего отряда. Например: Юрий Парамонов ведет бесшабашный образ жизни, и поэтому из-за него сорвался вечер в женской школе. Он поломал нам общественный приемник, не зная законов физики. И ясно: Парамонов может очутиться в числе второгодников. А подсчитано: если свести всех второгодников нашего района вместе, то получится, что у нас каждый год две школы (!) учатся впустую.
В соседней, 739-й школе все классы стараются учиться без единой двойки и второгодников. А Толя Гагарин знает об этом начинании, но палец о палец не ударяет. Он только ходит, как Гамлет, и размышляет. Надо председателя одернуть!
Цепкий глаз».
«Цепкий глаз, цепкий глаз…» — повторял про себя Толя и никак не мог оторваться от газеты, потому что за его спиной стояли ребята и безусловно ждали, что он скажет. Да какой это «Цепкий глаз»? Это же Димка Бестужев!..
Под статьей была нарисована карикатура: Толя, сидящий за партой, закрыл глаза и заткнул пальцами уши, то-есть ничего не видит и не слышит, что творится вокруг него. У него был длинный нос и толстые губы, а волосы на голове почему-то стояли дыбом. Но все-таки он был похож на себя, и из этого можно было сделать вывод, что его рисовал Пипин Короткий.
— Ну что, товарищ председатель, — тронул Толю за плечо Парамонов, — здорово нас с тобой в прессе увековечили, а? Теперь мы вроде друзья — на одной доске стоим!
— Пошел вон! — обернувшись, сказал Толя и замахнулся портфелем на Парамонова.
Ребята, окружившие стенгазету, засмеялись.
— Это кому портфелем, мне? — удивился Парамонов. — Я хочу тебя поддержать в тяжелую минуту, а ты мне портфелем? Черная неблагодарность!
Толя побежал в раздевалку сдавать пальто, а вернувшись в класс, подошел к Димке, сидевшему с Маркиным и Сидоровым:
