Лидия Чарская - Щелчок
— Что? Что увидим? — заинтересовались дети.
— Она и сама не знает, — заявил Толя.
— Я и сама не знаю. Но… tante Natalie сказала, что мы увидим там что-то особенное, — проговорила его сестра.
— А что же ты не говоришь, что tante Natalie обещала нам рассказать интересную историю после обеда? — напомнил Валя.
— Да! Да! И историю расскажет, и в таинственную комнату поведет, — подхватили хором дети Сливинские.
— Обедать, детвора! Суп простынет! — послышались голоса старших в открытые окна столовой.
И вся ватага понеслась к дому.
Какой вкусный был обед у tante Natalie! Каким очаровательным десертом угостила она своих гостей!
Но странно. Г-жа Зараева не притрагивалась ни к одному блюду, и, когда раскладывала кушанья по тарелкам гостей, руки у нее дрожали как в лихорадке. А глаза подолгу останавливались на личике сидевшей подле нее Гали.
Едва успел кончиться обед, как хозяйка поднялась с места.
— Я попрошу вас, дорогое друзья, уделить мне несколько минут внимания. — произнесла она взволнованным голосом, проходя в гостиную впереди гостей. — Присядьте, господа, и выслушайте меня. Я хочу вам рассказать небольшую историю юности одной моей знакомой, которая должна заинтересовать вас всех. Вы разрешите?
— Помилуйте! Мы очень рады, — отозвались взрослые.
— Рассказывайте! Рассказывайте! Мы все внимательно слушаем, вас, tante Natalie! — неистово кричали дети.
И несколько десятков глаз жадно уставились в ее лицо.
Г-жа Зараева обвела своими печальными глазами слушателей и начала свой рассказ.
Глава XV
В небольшом южном бессарабском городке, — так начала свой рассказ г-жа Зараева, — жили две сестры: одна из них — молодая вдова с ребенком — девочкой, другая — девушка, лет шесть перед тем окончившая институт.
Обе сестры жили в своем имении в полном затишье, несмотря на то что были богаты. Смерть мужа старшей из них тяжело отозвалась на обеих, и их не манило уже больше к веселой светской жизни. Обе они всецело ушли в воспитание крошечной девочки, их единственной радости и сокровища, дочери молодой вдовы.
Эта крошка была прелестное кроткое существо со светлыми глазами и льняными волосами. Грациозная, изящная, она уже двух лет от роду утешала мать и тетку своим умом, послушанием, сообразительностью и ласками. Сестры мечтали уже видеть ее счастливой, умной, красивой девушкой, как вдруг ужасное горе обрушилось на маленькую семью.
Однажды летом девочка нечаянно вышла из сада на берег реки и исчезла… По следом на земле убедились, что она пошла к крутому берегу речки. Здесь следы терялись… Не было никакого сомнения, что девочка, подойдя к краю берега, оступилась, упала в воду и утонула. Так решили все в один голос.
Обезумевшие от горя мать и тетка созвали всех окрестных крестьян искать маленький трупик в реке… Его не нашли. Должно быть, малютку далеко унесло течением…
Горе так сразило мать девочки, что она вскоре умерла, а осиротевшая сестра ее поспешила уехать из ужасного места несчастия, продав усадьбу. Она решила — чтобы как-нибудь заглушить горе, — путешествуя, кочуя с места на место, утопить в постоянной смене впечатлений свою тоску.
Прошло много лет. Усталость взяла свое. Девушка утомилась и, желая отдохнуть немного от кочевок, устроилась неподалеку от своих друзей в крошечной усадьбе, окруженной лесами и полями.
Как-то раз в одном из домов соседних с нею помещиков она встретила девочку, похожую на свою покойную племянницу настолько, что сразу полюбила ее, привязалась к ней. Эта девочка своими льняными волосами и светлыми кроткими глазками напомнила ей так живо дорогую покойницу, что она снова почувствовала себя счастливой в присутствии этой девочки.
Tante Natalie умолкла на минуту, а затем вдруг, как бы опомнившись, прибавила, обводя странно заблестевшими глазами присутствующих:
— Дети, я обещала вам показать таинственную комнату! Эта комната находится в связи с моим рассказом… Пойдемте, дети, пойди и ты, Галя, дитя мое! Дай мне руку, я хочу пойти туда рядом с тобою.
И, странно взволнованная, с непонятным трепетом в побледневшем лице, Натали поднялась с места.
Поднялись и все остальные, недоумевающие, удивленные, и последовали за нею.
— Я знаю, она рассказывала случай из своей жизни, — произнесла полковница шепотом мужу.
— И эта маленькая цыганочка, по-видимому, напоминает ей утонувшую племянницу, — ответил тем же шепотом тот, и они поспешили в таинственную комнату следом за остальными.
Глава XVI
Странное чувство охватило Галю с той минуты, как Натали начала свой рассказ. Темные глаза рассказчицы то и дело останавливались на ее лице. И эти глаза, полные тоски и грусти, напоминали девочке чьи-то ласковые, давно забытые взоры… Постепенно все яснее и яснее выступали эти взоры в памяти Гали… И еще другие, еще более дорогие, любящие… А за ними выступали деревья широко разросшегося фруктового сада, уютный маленький домик и река… И крошка-девочка в белом платьице с распущенными волосами в зелени сада и на берегу реки… Потом чей-то темный силуэт представлялся Гале… Черная женщина в ярких лохмотьях, появившаяся внезапно и утащившая девочку в лес… А потом… нищие грубые цыгане… брань, крики, побои… и Орля… милый Орля, защитник и ангел-хранитель девочки…
— Вот мы и пришли! — внезапно послышался над головою Гали дрогнувший голос.
Затем щелкнул замок в двери. Широко распахнулась она, и все очутились в небольшой комнате, оклеенной светлыми обоями, с окном, завешенным кисейной занавеской. В одном углу комнаты стояла детская кроватка под белоснежным кисейным пологом, в другом — стол с массою игрушек, разбросанных на нем и в углу, на ковре. Точно здесь только что находилась девочка, хозяйка этого уголка.
Лишь только Галя переступила порог комнатки, светлое, как луч солнца, воспоминание прорезало маленькую головку…
Ведь эту кроватку, эти игрушки, эту занавеску и ковер она помнит, знает, хорошо знает… И вот ту куклу с отбитым носом. Да, да, да, ведь это ее кукла Дуся, ее Дуся! Та самая Дуся, с которой она когда-то играла по целым дням!
Все светлее, все яснее и настойчивее проникает воспоминание в белокурую головку девочки… Прошлое поднимается из недр души, воскресла память…
Да, нет сомнения, это ее кровать, ее кукла, ее игрушки… А там… Она поднимает глаза на стену… Там над кроваткой каждый раз, прежде чем уснуть, она видела ее — портрет тон, которая сидела около ее кровати, портрет ее матери…
Вот он! Так и есть! А с ним рядом другой…
— Мама! — вырвалось громким неожиданным криком из груди девочки, и она протянула к портрету руки. — Мама! Мама! Мама!
— Верочка! Крошка моя! Это я — твоя тетя!
Натали бросилась к Гале, и град исступленных поцелуев посыпался на лицо, шею, волосы и руки девочки. Слезы ручьем полились из глаз Зараевой, смочили льняную голову и платье ребенка.
И Галя плакала и прижималась к груди девушки. — Верочка! Моя Верочка!.. Племянница моя ненаглядная!.. — шептала Натали, смеясь и плача от счастья. — Крошечка моя!.. Я тебя узнала, узнала сразу!.. Ведь все эти восемь лет я жила мыслью о тебе!.. Я верила в твою смерть, но… все же надеялась смутно, что увижу, встречу мою крошку… Как видишь, я все твои вещи привезла из старой усадьбы… окружила себя ими и среди них, твоих игрушек, подле твоей пустой кроватки, проводила взаперти целые часы, вспоминая свою Верочку, тоскуя по ней… Бог видел мое горе и смилостивился надо мною, вернул мне тебя… О, теперь я никогда не расстанусь с тобою, с моей бесценной, единственной, родной моей племянницей, сокровищем моим. Я заменю тебе покойную маму, я всю жизнь положу для тебя, счастье мое, дорогая, милая, родная моя деточка.
И опять нежные руки обвивали шею Гали, а горячие трепещущие губы Натали осыпали градом поцелуев ее лицо.
Девочка отвечала такими же поцелуями и ласками… Память ее пробудилась вполне и подсказывала картины детства одну за другою, одну за другою…
— Тетечка! Наташечка! Тетечка моя! — лепетала она тихо, застенчиво прижимаясь к Натали и робко возвращая ей поцелуи и ласки.
Все присутствующие были взволнованы, потрясены этой сценой. В глазах взрослых стояли слезы. Девочки плакали. Растроганные, потрясенные, плакали и Счастливчик с Алей. Подозрительно долго сморкался Ивась. А Ваня Курнышов что-то очень усердно занимался мухой па стене и ожесточенно кусал себе губы.
Никто не объяснил, как эта цыганочка Галя могла быть Верочкой, потерянной, погибшей племянницей tante Natalie. Но все догадались, что тогда, восемь лет назад, девочка, которую считали погибшей, не утонула в речке, а попала к цыганам, которые увели ее в табор и держали вместе со своими цыганскими детьми.
Несколько минут в комнате все молчали.