Макс Бременер - Тебе посвящается
— Так вот: если от забора во дворе ты хоть одним снежком из десяти угодишь в форточку вашего класса — или нашего, все равно, — велосипед — твой! Безвозмездно! За одно попадание…
Неожиданное предложение Гайдукова всех развеселило. Ляпунов, который особенно загорелся, настаивал, чтоб после уроков Станкин выполнил упражнение, заданное Игорем, при всем классе, и уже оповещал одноклассников о предстоящей потехе.
— Собственно… — сосредоточенно проговорил Станкин только потому, что уже два раза начинал произносить это слово. (Он всегда заканчивал начатое.) — Не исключено, что я… — Стасик с беспокойством взглянул на воодушевленно суетящегося Ляпунова, — не попаду в форточку. Из этого следует…
— …что одиннадцатилетний мальчишка подавно в нее не попадет! — докончил стремительно Игорь, рядом с которым не только обстоятельный Стасик, но и кто-нибудь порасторопнее частенько выглядел мямлей.
— Дашь опровержение, понял? — бросил Валерий затюканному редактору и поспешил на третий этаж, в 5-й «Б».
…Пятиклассники интересовались единственно спортивной стороной поступка Хмелика. Они пропустили мимо ушей ядовитые слова, сказанные в осуждение Лени по радио: эти слова были частью чересчур мудреными, а частью привычными — и тоже слишком.
Хмелик был для ребят из параллельных классов, сбегавшихся на него поглядеть, пареньком с завидно меткой рукой, который ловко созорничал, но — случается со всеми! — попался. И они спорили без устали: мог Хмелик угодить через форточку в класс с первого раза или не мог? Многие настаивали, что сначала был недолет и только потом уж — попадание… Гена Конев повторял всем любопытным одно и то же:
— Хмель ни в какой класс ничего не закидывал. Мы с ним играли в снежки и ни от кого не прятались, его и увидели из окна. А он даже мне снежком не влепил!
Иногда Конев еще добавлял:
— У него вообще по физкультуре тройка.
Увидев вместо мускулистого дискобола худенького, смирного и печального мальчика с тройкой по физкультуре, любопытные расходились. Что касается одноклассников Хмелика, то их не нужно было убеждать, что Леня не виноват. Они сочувствовали ему. И лишь две одноклассницы преследовали Хмелика коварным вопросом:
— Леня, почему у тебя в волосах нет пера?..
Если б Хмелик клюнул и спросил: «Почему у меня должно быть перо?» (на это девочки очень рассчитывали), — тут бы они ему великолепно ответили: «А дикари без перьев не бывают!» И получился бы намек на «дикарство», о котором говорилось в фельетоне.
Но Хмелик рушил хитрые планы девочек: на их вопрос, такой нарочно нелепый и интригующий, он не отзывался вовсе… Он шагал по коридору и молчал, кто бы с ним ни заговаривал.
К нему подошла классная руководительница.
— Как это тебя угораздило, Леня? — спросила она, сокрушенно качая головой.
Гена Конев тотчас принялся энергично объяснять:
— Он никуда ничего не закидывал!.. Мы с ним… — В заключение Гена напомнил о тройке по физкультуре и для наглядности помял в пальцах дряблый бицепс Хмелика. — Пощупайте сами, — предложил он классной руководительнице.
Однако классная руководительница не стала щупать бицепс, а продолжала качать головой — совсем слабо, едва-едва: так качают головой уже не в укор другому, но в такт своим мыслям… Учительница оставила ребят, сказав, что вечером зайдет к Хмелику домой. А к Лёниному бицепсу протянула было руку староста. Леня резко, обозленно вырвался.
— Хмелик, почему у тебя в волосах нет пера? — устало и безнадежно вопросили в этот момент упрямые девочки.
— Почему у меня должно быть перо?.. Какое перо?.. — внезапно откликнулся Хмелик, озираясь по сторонам, точно не очнувшийся от сна.
— А дикари без перьев не бывают! — дружно, радостно крикнули обе девочки, не веря себе, что Леня все-таки поймался на их удочку.
Хмелик прыгнул вперед и без звука, с остервенением дернул за косы обеих девчонок сразу. Те, заголосив, даже присели от боли. Он развязал им ленты и, возмущенно сопя, отошел.
Девочки повели себя по-разному. Одна легко отвела душу, произнеся: «Дурак!» — после чего быстро расплела и заново заплела косу. Другая не стала приводить себя в порядок, а, причитая: «Пусть все увидят, что он наделал, пусть ему будет, пусть ему будет…» — направилась в учительскую. Впрочем, она намеревалась скорее попугать обидчика, чем действительно пожаловаться.
Эта девочка и попалась прежде всего на глаза Валерию, когда он поднялся на третий этаж.
— Кому это «пусть будет»? — спросил Валерий. — А, Ветрова?
Девочка подумала, что ответить вожатому, который все-таки тоже школьник, не значит наябедничать, и указала на Хмелика. Тут возле них очутилась Наталья Николаевна. Наталья Николаевна была учительница. Правда, сегодня она почему-то повязала красный галстук, что удивляло, но все-таки учительница… Ветрова запнулась.
— Ну, кто обидел? — спросила Наталья Николаевна, положив Ветровой на голову руку. — Я с сегодняшнего дня старшая вожатая. Мне теперь все надо знать. — Она слегка взъерошила девочке волосы.
Участие разбередило почти улетучившуюся обиду, и Ветрова, всхлипнув, призналась:
— Хмелик чуть косу не оторвал! — Но тут же добавила: — Его сегодня зря по радио обругали… А вообще-то он тихий.
— Приходите ко мне после уроков все — Хмелик, ты члены совета отряда, — велела Наталья Николаевна, — звеньевые тоже. И вы, Валерий. Будет совет дружины. В пионерской. Разберемся в фельетоне, сообщим потом в «Школьные новости», что думаем… Почему без галстука? — Последнее относилось уже к проходившему мимо пятикласснику Тишкову: Наталья Николаевна входила в круг своих новых обязанностей.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Воспользоваться приглашением на совет дружины Валерию не пришлось. После занятий собралась комсомольская группа 9-го «А». Предстояло обсудить поступок Кавалерчика, крикнувшего, когда влетел в класс снежок: «Бомба!» — и уйти было нельзя.
«Хорошо, что Наталья Николаевна теперь старшая вожатая, — подумал Валерий. (Прежняя старшая вожатая с начала года много болела, так что пионеры редко ее видели.) — Она и без меня разберется…»
Он не забывал откровенного, необычного, хорошего их разговора.
Пришли Зинаида Васильевна и Макар Андронович, и Станкин открыл собрание группы.
С того дня когда Макар Андронович удалил Бориса с урока, а Зинаида Васильевна упомянула на комитете о «деле» Кавалерчика, все ребята знали, что им тоже придется высказываться о случае на уроке географии. Ждал этого и Борис.
…Зинаида Васильевна встала первой.
— Комсомольцы, — сказала она, — нам нужно сегодня настроиться на самый серьезный лад, на очень, очень серьезный лад…
И Зинаида Васильевна заговорила. Она говорила о Североатлантическом пакте, Европейском оборонительном сообществе, воинственных речах генерала Грюнтера и непреклонно смотрела на Кавалерчика, который беспокойно ерзал на парте. А ребятам тревожно и неловко было на него глядеть. Ведь если речь о его проступке учительница начинает с Грюнтера и других страшилищ, виденных лишь на карикатурах, то, может быть, Боря, так хорошо знакомый, чем-то им сродни?.. Эта мысль возникала не у всех и, наверное, не дольше, чем на мгновение. Но она мелькала все-таки.
Конечно, некоторые из ребят, слушавших Котову, слабо разбирались в международном положении. Конечно, среди них были такие, которые читали газеты только потому, что историчка «гоняет по современным событиям». Они просто не решались сейчас что-либо сказать, считая, что для этого надо быть более сведущими в вопросах мировой политики. И, хотя чтоб догадаться и заявить, что Кавалерчик не имеет отношения к североатлантическому генералу, достаточно было всего-навсего верить собственным глазам, после речи Зинаиды Васильевны воцарилось молчание. Затем, после обычных просьб быть поактивнее, комсомольцы стали подниматься один за другим. Все говорили очень коротко: Борис сорвал урок, он поступил неразумно, ему нужно объявить выговор. Никакие призывы не помогали, подробнее не высказывался никто.
— Предоставим слово групоргу… Пожалуйста, Станкин, — предложила Зинаида Васильевна, забывая, что Станкин сам ведет собрание.
— Ну, так вот, — произнес Стасик, видимо раздумывая, с чего начать.
Макар Андронович скупо, поощрительно кивнул. Так опытный, немолодой учитель на уроке ли, где присутствует инспектор, или на экзамене дает понять хорошему ученику, что вполне надеется на его здравый ум и робеть совершенно не к чему.
— Я считаю, — сказал Станкин, — что Борис, безусловно, заслуживает взыскания. Этот его нелепый выкрик на уроке географии… — Стасик развел руками. — Конечно, это такое мальчишество, которое девятикласснику не к лицу! Еще в шестом классе, я понимаю, такое озорство можно как-то, что ли…
