Ирина Дегтярева - Цветущий репейник
В ответ на отцовский вопрос он всхлипнул и помотал головой. Тогда голова отца, удовлетворённо кивнув, исчезла за перегородкой.
— A то смотри, я тебя туда быстро устрою. Это легче, чем каждый день слушать твои жалобы и стенания. Что, на Москве свет клином сошёлся? Ты как с луны свалился. Если тебя в школе плохо учили, сообщаю: в России люди живут не только в Москве, но и на Кавказе, в Сибири, на Дальнем Востоке, в Поволжье и в самых разных уголках нашей необъятной Родины.
— Я не против Кавказа или юга, — Стёпка говорил в нос, опухший от слёз, от этого голос стал больным и жалким. — Там тепло.
— Я бы тоже не отказался погреть старые кости на солнышке. Но что поделаешь, если метеостанция в Дальнем несколько севернее, чем Кавказ? Если бы не такие метеостанции, как эта, — отец постучал ладонью по столу, — то не видать никому прогноза погоды.
— Кому он нужен? — от злости у Стёпки высохли слёзы. — Всё равно всегда неправильный.
— Он бывает неправильный потому, — терпеливо и устало объяснил отец, — что такие разгильдяи, вроде тебя, не хотят жить в таких условиях, как здесь, а хотят греться на солнышке, получать много денег неизвестно за что и бездельничать. Да и аппаратуры нормальной, современной, нет. А если позакрывали метеостанции, нет аппаратуры, денег и людей, то откуда будет точный прогноз погоды? Хотя крупные катаклизмы нам прогнозировать удаётся даже в таких условиях.
— Что ты мне лекции читаешь? — крикнул Стёпка. — Я домой хочу, домой, домой!
Отец решительно вышел из-за перегородки, отчего-то держа в руке свёрнутый в трубку график.
— Если ты сейчас же не прекратишь крик, то я тебя взгрею, как давно уже следовало. Слышишь?
Стёпка плюхнулся на табурет у окна, снова уткнулся заплаканным лицом в колючие рукава свитера и затих. Заканчивался третий день Стёпкиной «зимовки». Когда из двух зол выбирают меньшее, кто-нибудь обязательно окажется крайним. Стёпкины родители выбирали из худшего: дикие районы Африки, куда мать оправлялась бороться с одной из множества разновидностей коварной тропической лихорадки, или не менее дикий российский Север, где отец с альтруистским энтузиазмом предавался метеорологическим наблюдениям в избушке.
В этой избушке была всего одна комната, пара маленьких окон, огромная печь, закопчённая от топки углём. Если у этой избушки и были курьи ножки, то они давным-давно вросли в вечную мерзлоту, скрылись под снегом и скорее напоминали окорочка из холодильника, чем те сказочные коричневые и упитанные когтистые лапы.
На нейтральной территории между Африкой и Русским Севером, в Москве, находилась двухкомнатная квартирка в пятиэтажке. С большими окнами, балкончиком, утопавшим в ветках клёна и сирени. Но остаться в этой квартирке Стёпке было не с кем.
В маминой Африке не было русской школы и не было гарантии, что Стёпка не подцепит одну из сотен тропических болячек и не станет маминым подопытным. Оставалось одно — на Север! На Север! На санях, на оленях, в собачьей упряжке. Так это виделось Стёпке. Однако на деле всё оказалось прозаичнее. Несколько тряских суток поездом, потом по ухабам на «газике» и на вертолёте до Дальнего. Вертолёт был самым романтичным из всего путешествия. А всё остальное — холод, снег, холод и снова снег, буран, вьюга, метель…
Как мать с отцом жили подолгу вдали друг от друга и до сих пор не развелись, Стёпка не понимал, да особо и не интересовался их отношениями. Лишь бы его не трогали.
То мать, то отец жили с ним в Москве, и ему никогда не приходилось уезжать из столицы. У Стёпки, человека вполне самостоятельного, сложился свой уклад жизни. До глубокой осени и с ранней весны, прибежав из школы, он брал скейтборд и мчался на улицу кататься на доске с ребятами. Как почти все скейтбордисты, он проколол мочку левого уха и носил золотую серёжку в форме колечка.
Накатавшись до одури, мальчишки трепались о пустяках с важным видом и курили, то и дело оглядываясь по сторонам: вдруг кто увидит и нажалуется родителям. Стёпка тоже покуривал, хотя это ему и не нравилось.
Зимой катались на снегокатах. Уроками Стёпка себя не утруждал и, несмотря на это, учился неплохо. В его комнате в московской квартире всё было оборудовано так, как ему хотелось. В кладовке в конце комнаты он устроил себе компьютерный салон. Оклеил стены чёрными обоями, на них налепил золотые звёзды, изображения планет, космических кораблей. С потолка на леске свешивались модели самолётов и космических спутников. Кладовка напоминала кабину звездолёта.
В комнате на полках вперемешку с книгами валялись дискеты, коробки с коллекцией монет, раковины с разных морей, привезённые родителями. На стенах висели яркие географические карты, испещрённые пометками отцовских и маминых передвижений по миру и по России.
Но дома сидеть Стёпка не любил. Улица притягивала магнитом свободы, приключений и почти вседозволенностью. Но это ведь московская городская улица! В Дальнем если и были улицы, то их контуры вылезали из-под снега не часто, только во время прохладных летних недель. Стёпка-то притащил с собой скейтборд. Отец посмеялся, но ничего не сказал.
Наутро после приезда Стёпка вышел из дома, отошёл метра на два от крыльца и по грудь провалился в сугроб. Он барахтался и вопил минут двадцать, прежде чем отец услышал и пришёл на помощь. Выдернул его, как морковку, из снега и усадил отогреваться у печки.
Отец отлепил от свитера снег, пробравшийся к нему под рукава, и бросил его в открытую дверцу печки. Снег испарился ещё на подлёте к оранжево-красному печному чреву и улизнул лёгким паром к низкому потолку комнаты. Отец посмотрел на огонь.
— Да, дорогой мой, тут тебе не Москва.
— А я и не догадался, — пробурчал себе под нос дрожащий Стёпка.
В этот день он больше никуда не пошёл. Да и день здесь, как всё в глазах Стёпки, был неполноценный. Четыре часа света, а потом тьма, бледно мерцающая снегом в свете тусклых льдинок звёзд. Стены трещали от мороза, стёкла стали мутным льдом. Казалось, наступил ледниковый период. Вымерли мамонты, всё живое и сущее, и только в их с отцом избушке теплился свет и жар, пока есть дрова и уголь.
— Всё на земле вымерзло, — вслух сказал Стёпка. — Никому не нужен твой прогноз погоды.
Отец услышал и отреагировал:
— Камень в мой огород? Только ты ведь не пуп земли. Думаешь, если ты находишься на Севере и замерзаешь, то вся планета покрылась льдом из солидарности с тобой, несчастным узником льдов? Нет. В Африке сейчас около сорока, солнце жарит, народ купается и загорает, нравится тебе это или нет. В Москве тоже светит солнышко, может, дождик брызнет небольшой. Сегодня вечером, сидя у телевизоров в своих квартирках, москвичи прослушают прогноз погоды. И наверняка будут сокрушаться, что погода их не балует. Всё как всегда. А твоя персона и твои настроения на изменение погоды не влияют.
— А тут в Дальнем будет снег, снег, снег?
— И мороз, — добавил отец. — В Дальнем несложно прогнозировать погоду. Ты уже за один день в этом поднаторел, — отец подёргал себя за бороду. — Не понимаешь своего счастья. У тебя Гидрометцентр на дому. И телевизор смотреть не надо.
— А я бы с удовольствием его посмотрел, — Стёпка демонстративно обвёл взглядом комнату, где не было никакой техники, кроме отцовской радиостанции.
— Телевизор тебе как раз ни к чему. Вон учебники на тумбочке. Садись и занимайся. Мать говорила, что ты себя учёбой не утруждал. Пора бы уже за ум взяться. Тем более завтра в школу. Так что освежи знания.
— В этом Дальнем школа есть? — презрительно поинтересовался Стёпка.
— Представь себе, — холодно ответил отец. — Местные ребята — сыновья оленеводов, полярников, лётчиков, моряков, рабочих. Они, конечно, уши не прокалывают и серёжки не носят, на досках не катаются. Хотя, само собой, покуривают втихаря, как некоторые, — отец с прищуром глянул на Стёпку, оторвавшись от своих бумаг. Всё это время он говорил, продолжая чертить таблицы и графики. — Нормальные ребята, нормальная школа, даже для вашего величества подходящая. Кстати, — отец повернулся на табурете, — про курение я с тобой разговариваю первый и последний раз. Уяснил?
— Есть такие люди — зануды, — Стёпка отвернулся от отца и разговаривал будто бы сам с собой. — Они читают другим нотации и обижают честных, хороших людей.
— А есть такие мальчишки, — довольно сердитым голосом подхватил отец, — которые думают, что можно безнаказанно хамить взрослым. Но эти мальчишки забывают, что у взрослых периодически заканчивается терпение, и зловредные мальчишки получают хорошенькую взбучку.
— Про каких это мальчишек ты говоришь? — Стёпка пожал плечами и пошёл к тумбочке, где лежали учебники. Нехотя полистал их и с удивлением отметил, что учебники хоть и старенькие, но аккуратно подклеены, все листы на месте и обидных, неприличных картинок и подписей к ним на полях нет. Учебники московской, Стёпкиной, школы пестрели такой оскорбительной живописью. Стёпка и сам частенько грешил этим на скучных уроках. То чёртика, то робота, то самолётик, то силуэты одноклассников возникали из-под его карандаша.
