Астрид Линдгрен - Мы — на острове Сальткрока
— И моя мама тоже, — сказала Чёрвен, — она получает воду прямо в кухню.
— Не может быть, — усомнился Мелькер.
— Еще как может, папа ей приносит, — парировала Чёрвен. Мелькер снисходительно рассмеялся.
— Это совсем другое дело, — пояснил он, — а мое изобретение будет маленьким приятным сюрпризом для Малин.
Чёрвен серьезно посмотрела на него.
— И еще чтоб тебе самому не приходилось таскать столько ведер, да?
Мелькер промолчал.
— Ну вот что, встань рядом с ведром, — велел он Чёрвен, — а когда вода польется, крикни мне. Поняла?
— Что я, дура, что ли?
Мелькер помчался к колодцу вприпрыжку, как ребенок, зачерпнул полное ведро воды и вылил его в желоб. Он засмеялся от восторга, когда увидел, как вода побежала по желобу на кухню, и услыхал оттуда крик Чёрвен. Ей-ей, его сооружение работало, как он и предполагал.
И все-таки не совсем так… к сожалению, не так, как нужно. Мелькер огорчился, увидев, что желоб рассохся и протекает, так что большая часть воды вытекает на землю. Ну, дело это поправимое. Он знал, что рассохшиеся бочки обычно кладут в воду, чтобы они набухли. Точно так же можно поступить и с желобом, но дело в том, что ему навряд ли удастся его разобрать. Ведь на установку желоба пошло, почитай, несколько километров этой благословенной проволоки, думал Мелькер, и ее так просто не размотаешь. Впрочем, нельзя ли добиться желаемого результата, если пропустить через желоб много-премного воды, не трогая его с места? Постепенно он от нее набухнет.
Мелькер принялся за дело с энергией и жаром, которые обычно вкладывал в работу. Вылив в желоб примерно с десяток ведер, он увидел, что тот малость раздался. Или, может, ему только показалось? Он стоял, задумчиво почесывая затылок, и смотрел, как вода вытекает на землю. Вдруг до него дошло, что Чёрвен кричит и шумит на кухне. Причем, как видно, уже давно, а он на это не обращал внимания. Тогда он громко крикнул:
— Ну что, наполнилось?
В окошко высунулось личико Чёрвен. На этот раз оно было суровым.
— Не-а, — ответила она. — Еще не вся кухня наполнилась, только до порога!
И добавила:
— Ты что, дядя Мелькер, глухой?
Желоб, безусловно, работал гораздо лучше, чем предполагал Мелькер. Если даже большая часть воды вытекала на землю, то остатка ее все равно хватило с избытком, чтобы наполнить ведро и залить пол на кухне.
Минуту спустя Юхан и Никлас, стуча сапогами, вбежали в дом и, застав отца на полу с тряпкой в руках, удивленно спросили:
— Ты что, пол моешь?
— Не-а, — ответила вместо Мелькера Чёрвен, которая сидела, поджав под себя ноги, на дровяном ларе и внимательно наблюдала за происходящим. — Это он приготовил такой чудесный сюрприз для Малин. Теперь воду она получит прямо в кухню.
— Вон отсюда! — взревел Мелькер. — Убирайтесь все отсюда!
Не ведая вдали о чудесных сюрпризах Мелькера, Малин наслаждалась вовсю летним днем. Она наслаждалась вплоть до самых ноготков на мизинцах ног. День — равный целой жизни… Да, сегодня ей в самом деле посчастливилось испытать понемножку всего самого необходимого на свете. Солнце и вода, мягкий летний ветерок, приятная твердость нагретой скалы, на которой она лежала, дурманящий аромат цветов с зеленой лужайки позади нее, который смешивался с запахами моря. Ах, все эти зеленые благословенные островки с их голыми серыми скалами, цветами и морскими птицами! Нигде не прожить лучше свою жизнь или хотя бы один из ее дней, чем на любом из них. Что может быть отрадней, чем так вот лежать на солнце, следить за полетом птиц и прислушиваться к чуть слышному плеску прибоя о скалы? Без Кристера, верно, было бы еще лучше, потому что его пустая болтовня заглушала легкий плеск волн. Эта болтовня стала постепенно раздражать Малин, и ей захотелось, чтобы он наконец-то умолк. Но она наперед знала, что Кристер не сделает этого. Еще тогда, когда они сидели с ним на берегу у янсонова заливчика в праздничную ночь, она сказала ему, что любит посидеть одна в тишине.
— Не каждый день и вовсе не теперь, — поспешно добавила она.
Но иногда она все-таки чувствовала, что ей необходимо побыть одной, так она тогда сказала.
— Я тоже могу остаться один, то есть наедине, — заверил Кристер. — Но все зависит от того, с кем… С тобой я мог бы остаться наедине хоть всю жизнь.
Бедный Кристер, даже теперь он не мог остаться наедине с Малин. Пелле, понятно, тоже не одобрял его болтовни, но все-таки он расположился как можно ближе от этой парочки, чтобы не пропустить ни слова. Он собирал камушки на берегу у самой воды, наблюдая за плотичками, но у самого ушки были на макушке.
— Думаю на недельку съездить на Аландские острова, — сказал Кристер. — На моторке. Поехали со мной?
Пелле поднял на него глаза.
— Ты меня спрашиваешь?
Кристер мог поклясться, что он имел в виду вовсе не Пелле, но та, кого он имел в виду, только улыбалась и не отвечала.
— Малин, ты ведь не откажешься, верно? — горячо спросил Кристер. — Ты кажешься такой умной и рассудительной, зачем упускать счастливый случай?
— Нет, я не поеду с тобой на Аланды, — ответила Малин. — Потому что я и есть такая умная и рассудительная, как и кажусь.
— Ну и обрезала, — заметил Пелле, подбирая маленький белый камушек.
— С твоими братьями не соскучишься, они только и делают, что подслушивают, о чем бы ни говорили, — проворчал Кристер и предложил Пелле прогуляться подальше вдоль берега. Там камушки куда более красивые, уверял Кристер. Но Пелле покачал головой.
— Не, тогда я не услышу, что ты будешь говорить.
— А зачем тебе надо слышать, что я говорю? — спросил Кристер. — По-твоему, это интересно?
Пелле снова покачал головой.
— Нет, по-моему, это глупо.
Кристер привык к тому, что люди его хвалят, не дети, конечно, до них ему не было дела. Но тут его заело, что этот малыш ни во что его не ставит, и ему захотелось узнать, почему.
— Ах вот что, ты принимаешь меня за дурака, — обратился он к Пелле более приветливо, чем раньше. — Неужто у Малин не было кавалеров, глупее чем я?
Пелле внимательно посмотрел на него и промолчал.
— Скажешь, нет? — настаивал Кристер.
— Я вспоминаю, — ответил Пелле.
Малин рассмеялась, а вместе с ней и Кристер, хотя и не так искренне.
Все же после минутного размышления Пелле признал, что, может, один или два были еще глупее Кристера.
— А сколько их всего наберется? — с любопытством спросил Кристер. — Можно сосчитать?
— Представь себе, можно, — сказала Малин. Внезапно вскочив, она бросилась со скалы в море.
— Незачем тебе об этом знать! — крикнула она, едва ее лицо снова показалось над водой.
Но Пелле не счел нужным скрывать.
— Дюжины две, самое меньшее, — сказал он. — Звонят, и звонят, и звонят целые дни напролет… когда мы, понятно, в городе. А папа отвечает им так: «У телефона автоматический робот семьи Мелькерсон. Малин нет дома».
Малин зачерпнула ладонью воду и окатила Пелле с ног до головы.
— Придержи язык за зубами.
Потом она поплыла на спине; она глядела в голубое небо, покачиваясь на волнах, и старалась припомнить, кто же все-таки был еще глупее Кристера. Но не могла припомнить. И тогда внезапно поняла, насколько лучше прошел бы этот день без Кристера. Этот день и все другие дни. И твердо решила, что в последний раз проводит время с Кристером.
Потом она подумала о Бьёрне и вздохнула. В последнее время она встречала его довольно часто. Гранквист принимали его как родного сына. Он приходил к ним, когда вздумается, а от них до Столяровой усадьбы — рукой подать. Теперь он являлся к Мелькерсонам почти каждый день. Под всякими предлогами, а иногда и без них. Он приносил только что выловленных окуней или только что собранные лисички и молча выкладывал их на кухонный стол. Он помогал Юхану и Никласу насаживать наживу на перемет, сидел на крыльце Столярова дома и подолгу разговаривал с Мелькером, но Малин-то хорошо знала, ради кого он приходил. Сегодня вечером он тоже наверняка придет. Малин снова вздохнула. Такой он славный, этот Бьёрн, кристально честный, и совершенно ясно, что он в нее влюблен. Она попыталась проверить себя, не влюблена ли она хоть чуточку в него, ей бы очень этого хотелось, но при мысли о нем она не ощутила, что ее сердце забилось сильнее. И если этот день был равен целой жизни, то ей суждено прожить эту жизнь, не будучи ни капельки влюбленной! До чего ж обидно!
«Наверно, со мной что-то неладно», — подумала она и уставилась на кончики пальцев, которые чуть высунула из воды. Из-за чего, собственно, шумят ее братья, — ей случалось самое большее лишь чуточку увлечься, и только, так что им нечего волноваться за нее.
Вздохнув, она взглянула на солнце и увидела, что половина этого дня, половина этого дня, равного целой жизни, уже миновала. И она попыталась представить себе, как обстоят у Мелькера дела с тефтельками.
