Север Гансовский - В рядах борцов
— Ну ладно. — Данни сквозь желтые зубы сплюнул слюну от жеванного табака, повернулся к мужчине и сказал по-испански, чтобы тот ждал.
Мексиканец неохотно повернулся и пошел к своим. Он сказал им одно короткое слово. Женщина оглянулась, раздумывая, на что бы присесть, но на пыльном дворе фермы ничего не было, кроме высоких штабелей из ящиков. Она вздохнула и выпрямилась. Мальчишки завозились между собой, но женщина искоса взглянула на них — и они затихли, спрятавшись за ее юбкой.
Было около 12 часов дня. Жара стояла страшная. Мужчина вытер пот со лба и достал из кармана табак и клочок бумаги. Он свертывал папиросу медленно и осторожно.
— Ну и шваль же ты привез на этот раз! — усмехнулся Хьюз. — Ты, наверное, брал их всех прямо из больницы. Вот посмотри хоть на этого, — он показал на мексиканца, — одни кости.
— Шваль или не шваль, — сказал Данни, — а дело сделано.
Дело действительно было сделано. Сотни тысяч апельсинов были уложены в ящики.
Хьюз был здесь хозяином. У него насчитывалось около пятисот акров плодового сада. Кроме того, он владел маленьким консервным заводом в Сакраменто.
Данни был вербовщиком. Его дело состояло в том, чтобы набрать в Мексике, Пуэрто-Рико или еще где-нибудь рабочих на сезон уборки и привезти их сюда, в Калифорнию. По договоренности с фермерами он получал по доллару с человека за каждый проработанный день.
— Да, дело сделано, — согласился Хьюз. — А кто его знает, какой будет спрос в этом году на сок и повидло!
— Ничего, — Данни хлопнул его по плечу. — Ты не прогоришь, не бойся. Такие не прогорают.
Хьюз усмехнулся. Помолчав, он сказал:
— Не люблю я этого виски. У меня потом от него голова болит. Да и жарко очень.
— Молодец ты, — сказал Данни, — даже виски не пьешь. — Он замолчал и в пьяном раздумье посмотрел на мексиканца. — Интересно, куда они потом деваются?
— Кто? — спросил Хьюз.
— Да вот эти, сезонные рабочие.
Хьюз пожал плечами.
— Во время уборки, — продолжал Данни заплетающимся языком, — их здесь всегда бывает такая уйма. Я сам привез человек пятьсот. Пока урожай не снят, они работают. Потом мотаются по дорогам, нищенствуют. А потом все куда-то исчезают.
— Подыхают, наверное, — сказал Хьюз. — Не буду я больше пить. — Он отодвинул стакан.
Мексиканец с семьей попрежнему стояли во дворе. Солнце палило беспощадно. Рабочие, нагружавшие машину в дальнем конце двора, двигались, несмотря на присутствие хозяина, медленно, как в полусне. Над бесконечным плодовым садом, правильные ряды которого поднимались сразу от дороги к холму, стояло синее марево. Воздух как будто сгустился.
Мексиканец облизал пересохшие губы, посмотрел на веранду и отвел глаза в сторону. Двое гринго[2] сидели за столом. Они сидели в тени, а он с семьей стоял на жаре и ждал. Это его не удивляло. Сколько он себя помнил, всегда было так, что он либо работал на жаре, либо стоял и ждал, а кто-то из гринго сидел в тени и смотрел. Ему, мексиканцу, было свойственно работать, как птице летать. Гринго было свойственно сидеть и смотреть, как другие работают, как змее свойственно ползать. Они не могли понять друг друга, как змея не может понять человека. Поэтому он относился к гринго с холодною ненавистью, смешанной с презрением, как человек относится к ползучим гадам.
Хьюз, сидя на веранде, всё это смутно чувствовал.
— Ты видишь, — сказал он Данни. — Этот мексиканец больше не подойдет. Будет стоять и ждать, пока я его не позову. Хоть неделю. Ненавидит нас. Ненавидит всех американцев.
Мексиканец в своей большой шляпе, женщина и девушка смотрели вниз, на пыльную землю. Они понимали, что гринго на веранде говорят о них, но в их позах чувствовалось полнейшее равнодушие к тому, что американцы могли говорить и думать. Только мальчики с любопытством смотрели на веранду.
— Эй, малый, — Данни взял со стола кусок дыни и поманил старшего мальчика. — Хочешь дыни?
Мальчик взглянул на мать. Та, сверкнув глазами, что-то резко сказала ему. Он отступил за ее юбку.
— Ну и пусть стоят, — произнес Данни обиженно. Грязной рукой он стер пот со лба. — Пусть стоят до вечера.
— Да ну их, — сказал Хьюз поднимаясь. — Надоели. Прямо какой-то парад нищих. Давай разберемся с ними. Ты будешь переводить.
Данни встал и, пошатнувшись, схватился за стол.
— Надо бы еще стаканчик выпить, — сказал он жалобно.
— Хватит, — отрубил Хьюз. — Эй, Майк, — крикнул он в сторону двери. — Давай сюда списки. Тут еще один недовольный пришел.
Из двери на веранду выглянуло загорелое лицо с рыжими бачками. Это был Майк — повар, счетовод и сторож. Раньше он выступал на ринге, но в драке ему сломали руку, и он работал теперь на ферме. Майк бросил взгляд на маленького мексиканца.
— Сейчас.
Через минуту он вышел на веранду с большой бухгалтерской книгой в руках, сел за стол и сказал:
— Этого я помню, его зовут Мачадо.
Данни спустился во двор и прислонился к веранде.
— Иди сюда, — крикнул он мексиканцу на его языке.
Мужчина сделал два шага вперед.
— Ну, в чем дело? — спросил Хьюз с веранды. — Спроси его, в чем дело, Данни.
Мексиканец начал говорить. Напряженно, не отрываясь, он смотрел на Хьюза и что-то объяснял. Речь у него была со множеством шипящих, но в то же время певучая и мелодичная. Один раз маленькой рукой с жесткими загрубевшими пальцами он сделал осторожный поясняющий жест.
Когда мексиканец кончил, заговорил Данни. Он плохо знал испанский и путался, вставляя в свою речь английские слова. Данни скоро замолчал, и снова мексиканец сказал несколько слов. Выражение лица у него не изменилось, он всё время смотрел только на Хьюза.
Данни объяснил:
— Он говорит, что, когда ехали сюда, я им обещал по сто долларов в месяц на семью. Они работали тридцать дней, а теперь вышло, что он еще двадцать долларов должен.
Мексиканец протянул руку с раскрытой ладонью. Потом приложил ее к сердцу.
— Он спрашивает, где же деньги. Говорит, что есть нечего.
— Ага, — сказал Майк с веранды. — Я нашел его в книге. У него мальчишка болел лихорадкой и кто-нибудь из семьи всё время с ним оставался. Потом мы еще брали за лекарство.
Данни перевел. Мексиканец ответил ему несколькими фразами.
— Он считает, что не могли с него вычесть так много.
— Ну, в чем дело? — сказал Хьюз. — Сейчас мы посчитаем. — Он сам начал объяснять мексиканцу. Тот слушал, не отрывая взгляда от красного лица хозяина. — У вас было трое работников. За тебя полтора доллара в день, жена и дочь — доллар. За детей, наверное, — 50 центов… Как мы за детей, Майк?
— Полдоллара за пару.
— Ну вот, — продолжал Хьюз. — Вы работали 31 день и еще один день до обеда. — Он показал на красных толстых пальцах. — Тридцать один, понимаешь?
Мексиканец кивнул.
— Всего получается около ста долларов.
Мексиканец опять кивнул.
— Ну, теперь начинаем высчитывать. За жилье 25 долларов. Переведи ему, Данни.
Данни перевел. Мексиканец что-то сказал ему.
— Он говорит, — пояснил Данни, — что их поместили в старом сарае. Там даже одной стены не было.
— Наплевать. — Хьюз сплюнул. — Мой сарай. Сколько хочу, столько и беру. Всё по закону.
Мексиканец, очевидно, знал слово «закон». Он печально кивнул. Хьюз перечислил другие вычеты: за столовую, инструменты, штрафы за невыход на работу.
Данни переводил.
— Ты объясни, что всё по закону, — сказал Хьюз. — Он должен двадцать долларов. За один день невыхода на работу я высчитываю заработок за три дня. Так что теперь он должен будет отрабатывать в саду.
Данни уже надоело переводить.
— Всё равно он ни черта не понимает. Видишь, стоит как пень. Давай лучше выпьем.
Маленький мексиканец глядел на Хьюза. Каждый раз при слове «закон» он печально кивал. Когда Данни кончил, он снова протянул руку и сказал несколько слов.
— Он говорит, что всё понял, — перевел Данни. — Просит пятнадцать долларов, как все получили. Он доберется до города и будет там искать работу.
— Вот осел, — злобно сказал Хьюз. Ему это тоже надоело. — Скажи ему, что он никуда не уйдет, будет отрабатывать здесь, в саду.
Данни перевел. Мексиканец задумался. Он смотрел в землю, потом поднял голову.
— Он говорит, что уйдет, — сказал Данни. — Не будет работать. Говорит, что когда начнутся дожди, им отсюда не выбраться.
— Уйдет, — Хьюз присвистнул. — Эй, Майк, покажи-ка ему, что у нас бывает с теми, кто уходит, не расплатившись.
Майк поднялся из-за стола. Он был голый до пояса. Лицо и шея у него были красные от загара. Грудь и плечи — белые, жирные и покрытые рыжеватыми волосами. Поигрывая огромными бицепсами, Майк спустился во двор и подошел к мексиканцу. Он был на треть выше мексиканца и вдвое шире его в плечах. Девушка позади сжала руки и шагнула к матери. Женщина переступила на месте и отбросила черную прядь жестких волос со лба. Ее суровое худое лицо не изменило выражения. Мальчишки держались за юбку матери, испуганно поблескивая черными круглыми глазами.
