Александр Ященко - Хруп Узбоевич
Я серьезно занялась изучением расположения комнат, по которым должна была убежать. Их порядок я уже сообразила: время моей мнимой болезни не пропало даром. Перешарив в голове все впечатления от путешествий моей клетки по разным комнатам, я уже наметила главный путь. В особенности я старалась припомнить подробности нашего переселения из дома в дом.
Как я была рада, что обладала такой чудной памятью! Немного труда стоило мне, чтобы восстановить этот переселенческий путь вновь в голове. Конечно, для меня теперь важно было знать путь только по новому дому, поэтому я и не припоминала дороги по прежнему жилью. Как сейчас помню, беседуя со мной, хозяин, выйдя из старого жилища, шел сначала по березовой аллее, которую я видела из окна прежнего кабинета. Потом он вышел на берег пруда и по такой же аллее, но обставленной с одной стороны уже другими деревьями (ветлами), пошел налево до красивого узорчатого забора с каменным низом. Отворив калитку, он вошел в садик, поразивший меня своей красотой. Всюду виднелись пестрые клумбы красивых цветущих растений. Выйдя по дорожке на песчаную площадку, мой хозяин начал подниматься по широкой каменной лестнице на большую каменную веранду с высокими белыми колоннами. Постояв с минуту на веранде, он отворил стеклянную дверь и вошел в большую залу, в которой, как я тогда еще обратила внимание, гулко раздались его одинокие шаги. Из залы он повернул под какую-то арку без двери и, пройдя освещенный коридор, свернул еще раз. Отворив тяжелую, темную, двустворчатую дверь, он внес меня в кабинет.
Теперь я только мысленно представила наш путь обратно: из кабинета в коридор, из коридора под арку, из нее в залу, из залы на веранду с колоннадой, а с нее по лестнице в садик. Далее я уже пути не обдумывала, так как надеялась на свою сообразительность, но на случай запомнила, что было направо, что — налево, так как при обратном пути все должно было идти в обратном порядке.
Кроме этого общего представления о предстоящем пути, я принялась еще изучать подробности тех комнат, куда меня выносили. Моя клетка уже успела побывать и на окне освещенного коридора, когда кабинет выметали, и в большой зале, которая иногда превращалась в просторную столовую, и в других комнатах. В залу меня приносили, вероятно, на показ, и помню — это делала всегда старшая девочка, Нюта. Выносили меня и на веранду, но на очень короткое время и, по-видимому, случайно. Через несколько дней я уже ясно представляла свой план бегства, изучив все пороги и расположение встречных предметов.
Наконец, желанный случай настал.
Собственно это даже был не случай, а событие, которое совершалось очень часто.
Время от времени хозяин наш принимался за основательную чистку всех клеток своего домашнего зверинца. Без этого воздух в кабинете становился бы тяжелым. В это время хозяин поступал так. Он выпускал кроликов свободно бегать по кабинету, а Бобку перегонял в их просторную клетку, так как Бобка ужасно боялась тесноты, а свободно по комнате ей прыгать не разрешалось после того, как она разбила какую-то вазу, изорвала на лампе абажур и больно укусила палец горничной. В клетку белки впускалась я, а моя клетка подвергалась чистке. После чистки я снова водворялась к себе, и чистилась Бобкина клетка. За ней следовало мытье кроличьего жилья, из которого белка перебиралась к себе; после него хозяин приступал к осмотру клетки Ворчуна, а изредка и ящика с гадами и бассейна с рыбами. У последних все ограничивалось тем, что выливалась почти вся вода и наливалась свежая.
Водворение меня на время в помещение Бобки, казалось, было вовсе не необходимо, так как, чистя мою клетку, хозяин мог бы пустить меня в кроличье помещенье. Но дело было очень просто: в этом помещении были такие места, где я могла свободно вылезть наружу, а это, очевидно, не было желательно.
Эти случайные посещения клетки белки не остались бесполезными для такой наблюдательной крысы, как я. В первое же посещение я исследовала все; попробовала было даже влезть в колесо, но нашла это чересчур головокружительным. Я обратила внимание на то, что легко выбралась бы из такого помещенья, если бы оно было моим, так как прутики были довольно слабы и местами пропущены через дерево. На дереве видны были даже следы зубов Бобки, ну а от моих в случае нужды, в одну ночь осталось бы о нем одно только воспоминанье. Особенно бросилась мне в глаза неважная задвижка дверцы клетки, которая запиралась только легкой подковкой, охватывавшей косяк и рамку дверцы. Отвернув подковку вверх, хозяин растворял дверцу. Запирая же, он просто опускал эту подковку, согнутую из обыкновенной проволоки. Как незамысловато было это приспособление по сравнению с моей выдвигавшейся вверх дверцей, запиравшейся при помощи металлической петли где-то под клеткой!
Вот теперь, когда я только и думала, что о бегстве, для меня было самое важное — попасть в беличье помещенье и постараться тихонько выбраться из него.
Представьте же мое волнение, когда я на лице хозяина прочитала намерение почистить наши жилища, и его взор, по обыкновению, упал на кроличью клетку. Он подошел и, беря за уши, повытаскивал оттуда и Серенького, и Беленького, и Косоглазенького. Сердце мое сильно забилось. Что, если на этот раз хозяин почему-либо отступит от своего обыкновения и запрет меня куда-нибудь в другое помещенье! Куда? Я не представляла себе, но все же вся была полна безотчетного волнения. Однако все пошло, как по писанному: хозяин поднес беличью клетку ко входу в кроличью, отворил дверку Бобки и, по обычаю, произнес:
— Пст! Бобка, алэ маршир!
Прежде я обыкновенно задумывалась, что значили эти редкие слова, но теперь мне было не до того.
Наступила моя очередь, и от волнения я еле расслышала вполне громкий голос хозяина:
— Хоть вы и чистоплотная крыса, милейший Хруп, но, полагаю, что вы ничего не будете иметь, если я немножко приберу в вашей комнате?
«Ничего не буду иметь?»… я жаждала этого всей душой моей, всем сердцем, всем существом, всем, мыслями!..
Минута приближалась…
— Позвольте просить вас, господин Хруп, навестить помещенье вашего приятеля Боба. Он не раз выражал свое огорченье, что вы бракуете его колесо. Надеюсь, что вы будете на этот раз снисходительнее и отдадите должное внимание его любимому приспособлению…
До того ли мне было! Я не вошла, а положительно ввалилась в комнатку Бобки.
Но теперь уже нельзя было предаваться волнению. Надобно было действовать и действовать своевременно.
К довершению моего благополучия хозяин почему-то поставил клетку Бобки в темный угол за широкий книжный шкаф, прямо на пол. Это было уже счастье. Отвернувшись от меня, хозяин направился к окну, и последнее, что я видела, — после я уже ни на кого не глядела, — было то, что он взял какую-то тряпку и растворил опустившуюся было дверцу моей клетки.
Теперь я приступила к исполнению задуманного мной плана освобождения. Тихонько, с преувеличенной осторожностью, я подняла мордочкой милую подковку и нажала на дверцу передней лапкой. Дверца подалась и… растворилась. На меня словно пахнуло свободой.
Я, как угорелая, метнулась из моей временной, а Бобкиной постоянной тюрьмы и бесшумно помчалась вдоль стены, направляясь в пространство между стеной и шкафами, которое у последнего шкафа кончалось как раз возле растворенной двери в коридор. За шкафами оказалась такая масса пыли, что я охотно бы чихнула, но я знала, чем в этом случае рисковала, и пересилила щекотание в моих обеих ноздрях. Вымазав в сухой пыли и какой-то паутине всю свою рыженькую шкурку, я, наконец, добралась до конца шкафа и увидела даль между дверью и полом. С трепетом я ступила на пол обеими ногами и, не глядя в стороны, проползла под дверь к коридору. Здесь меня до ужаса испугало какое-то существо, быстро выскочившее из коридора и даже больно задевшее меня своими задними ногами. Я быстро увернулась за угол и трепетная помчалась вдоль стены, стараясь, поборов страх от неожиданной встречи, припомнить намеченный по плану путь.
Все шло довольно благополучно, и я, как по ниточке, добралась до двери веранды, которая, увы!.. была заперта. Возможность этого я совершенно упустила из виду.
Однако горевать было не время, а надо было действовать. Я быстро обежала стену залы, ища спасительного выхода и… нашла его. В том углу залы, который был уставлен гостинной мебелью, стояла горка полок с горшками цветов. Стояла она у самого окна, одного из двух, по бокам стеклянной двери. Окно было растворено, и ветерок колыхал верхушки цветов. Я мигом поскакала по ступенькам и в несколько мгновений была уже на окне. Передо мной была веранда, у которой расстилалась замеченная мной песчаная площадка с цветочными куртинами. А за ними — кустики, группы деревьев, дорожки… эх, да не до них мне было в это время: бежать, бежать на свободу — вот была единственная моя дума!..
