Александр Крестинский - Повести и рассказы
На третий раз, только на третий откинулась занавеска, и между цветочными горшками появилась чубатая каштановская голова, а потом и сам Каштанов — в трусах и майке — встал на подоконник. Он протер глаза, в упор посмотрел на Маленького, оглянулся — на часы, видно, — и погрозил в окно кулаком.
— Ты что, спятил! — сказал он, приоткрыв форточку. — Мамашу разбудишь, она тебе всыплет!..
— Кашта-нов, Кашта-нов, — пропел Маленький, дирижируя своей трубой, — ты самый главный боцман, возьми меня с собой!..
— Заткнись!.. Ну как я тебя возьму, как?
— Ты все можешь, Каштанов, — сказал Маленький Петров, — вместо Кольки возьми, вместо Большого…
Каштанов потрогал кончик носа, помял уши. Он как бы думал.
— Колька сказал, сходи к Каштанову, он возьмет… Колька свою форменку мне отдал, беску… Колька сказал…
— Я-то что, — сказал Каштанов, который был другом Кольки Петрова, брата Маленького, и не хотел портить с ним отношения, — а как остальные…
— Я с ними договорюсь, с боцманами, — заторопился Маленький, — они согласятся, вот увидишь!
Теперь Ленц.
Через пятнадцать минут Маленький был на Баррикадной улице. Поднялся на пятый этаж. Позвонил. Открыл ему сам Ленц, в полной форме. Все пригнано, любо посмотреть. Волосы на пробор заглажены, блестят. Строгий человек Ленц, не улыбнется. Держится за ручку двери и глядит на Маленького. Спокойно глядит, не удивляясь раннему гостю.
В первый момент Маленький даже растерялся, но потом сказал:
— Здорово. Каштанов к тебе послал. Он берет меня вместо Кольки. Ты согласен?
Ленц кивнул головой. Дескать, почему бы нет. И молча прикрыл дверь. Вот человек! Слова не произнес, а все как надо.
…Степа живет на другом берегу, на фабричной стороне, в красном кирпичном доме. Таких домов в городе несколько. Только они да еще Дворец пионеров и уцелели в войну. Весной 1944 года, когда наши войска выбивали немцев из города, в подвале одного из кирпичных домов бойцы нашли оглохшую от артподготовки старуху, а больше жителей нигде не обнаружили. Так и в Истории записано: после войны в городе остался один житель.
Теперь на фабричной стороне народу много. Вот люди идут с ночной смены и в утреннюю. Вид у Маленького занятный, но никто на него внимания не обращает. Одни домой торопятся, другие на работу спешат. По сторонам глазеть некогда.
У Степы балкон. Голуби расхаживают. Балконная дверь открыта.
— Сте-па! Сте-па! — пропела труба.
За спиной у Маленького с треском распахнулось окно. Кто-то обругал его по всем правилам. Маленький даже не обернулся.
— Сте-па!
Еще окно заскрипело — хоть уши затыкай. На балкон вышел Степа. Потянулся, зябко повел острым плечом. «Во тощий, — подумал Маленький, — ни одной мускуляшки не видать…»
— Степа, — сказал Маленький, — Ленц с Каштановым берут меня вместо Кольки…
— Ну и что? — сказал Степа, облокотясь на перила.
— Они велели тебе сказать, чтоб ты тоже…
— А мне-то что, — Степа зевнул.
Маленький понял: сам все испортил. И как у него это слово выскочило — «велели»! Теперь Степа начнет… И Маленький с обидой, со слезой в голосе завел:
— Тебе что, жалко, да?..
— Орел или решка? — Степа достал монету.
— Орел, — скучно сказал Маленький.
Степа ловко поймал монету. Развел руками.
— Решка…
— Колька сказал: иди к Степе, он возьмет…
— Ты бы ко мне и пришел. А то: Каштанов велел!
— Ну, Степа…
— Пришел бы ко мне, так и так…
— Да мне по пути было!
— По пути… — Степа сплюнул, поглядел вокруг, еще сплюнул. Он выдержал паузу, во время которой Маленький думал: «Нарочно тянет, себя показывает, а сам Кольку-то боится…»
— Ладно, приходи на построение, — снисходительно сказал Степа.
Дело сделано. Теперь что скажет капитан. Но тут Маленький Петров ничего предпринять не мог. Оставалось ждать общего сбора. Так он и сделал. Пришел к Дворцу пионеров, сел на траву, привалился к стене и, прикрыв глаза, стал медленно, со смаком жевать горбушку. Сахар он оставил напоследок.
ГЛАВА ВТОРАЯ.
«Чего бы им сыграть?..»
— Ленц!
— Есть!
— Каштанов!
— Есть!
— Петров!
— Есть!
— Какой же ты Петров? Ты — Маленький Петров, а Большой где?
— В Сланцевое уехал…
— Это еще зачем?
— В техникум поступать, в химический…
— Боцман Каштанов! — рявкнул капитан, да так, что Маленький чуть язык не прикусил. — Человек уезжает в другой город, а я узнаю последним. Думаете, мне все одно — что Большой, что Маленький?
Боцман Каштанов вышел из строя и зажег свои синие глаза. Боцман улыбался.
На ушах у него были веснушки. Боцман почесал крутой, пылающий на солнце затылок.
— Затылок чешешь, разгильдяй! — вскипел капитан.
А Маленький Петров постригся вчера наголо. Хотел понравиться капитану. Да, видно, зря.
Боцман Каштанов, тот хоть бы что — руки по швам, объясняет:
— Товарищ капитан, Большой Петров телеграмму получил, вызов на экзамены. С последним поездом уехал. Мы и решили…
— Кто это мы? — вежливо спросил капитан.
— Ну, боцмана решили, — сказал Каштанов, — совет…
— Когда посоветоваться успели, а? Может, ночь не спали? Меня почему не разбудили? Я бы штаны натянул и тоже — на совет.
На левом фланге хихикнули. Боцман Каштанов смотрел капитану в живот и молчал.
— А почему у тебя, Маленький Петров, бескозырка на носу? И форменка не по росту. И брюки по земле волочатся.
— Это не его форменка, это Большого! — крикнул Чубчик из второй шеренги.
Капитан метнул в его сторону тяжелый взгляд.
— Брата форменка, — подтвердил Маленький, — и беска тоже.
— Что такое беска! — вскричал капитан, и на лице его, круглом, розовом, без намека на морщинку, изобразилось презрение. Голос капитана звучал раскатисто, свободно, будто пробовал он его в чистом утреннем воздухе и всякий раз чуть прибавлял силы. Полновесный голос. Дай бог каждому. — Что такое беска, я спрашиваю?!
Боцман Каштанов поднял голову:
— Мы, товарищ капитан, просим за Маленького. Взять бы его вместо Большого…
— Опять мы! — охнул капитан, ударив кулаком левой руки о ладонь правой.
— Ну, боцмана, я же говорил, боцмана просят, — сказал Каштанов и показал капитану полный набор зубов.
— Пусть каждый боцман сам скажет, у каждого боцмана есть свой язык… Или не так, Каштанов?..
Маленький Петров и не смотрел кругом, а все видел, такой уж у него глаз. Два шага вперед. Это Ленц вышел. Два шага вперед. Степа.
А вокруг простирался тихий утренний двор, укрытый росистой травой. За спиной Маленького Петрова — длинное, крашенное голубой краской одноэтажное здание с низкими, настежь распахнутыми окнами, сквозь которые внутрь дома заглядывает крапива, ромашки. На фасаде доска: «ГОРОДСКОЙ ДВОРЕЦ ПИОНЕРОВ». Настоящий-то Дворец еще строится, в старой ратуше, а доску уже заказали. Чтоб зря не лежала, не пылилась, ее и прибили.
Тихо. В окнах стоит темнота, обещая прохладу, если день опять будет жарким. Маленький Петров тронул ногой рюкзак. На месте. А то еще уведут для смеху.
Чубчик зашептал сзади:
— Выгонит тебя капиташа…
А солнце так приятно щекотало стриженую голову, и воробьи так весело чирикали на каменных плитах у входа во Дворец, и шлюпка-шестерка в «сухом доке» выглядела так величественно, возвышаясь над землей на уровне его плеча, и борта шлюпки поблескивали такой свежей краской, и, наконец, такой добрый ветерок тянул из-за забора, что Маленькому Петрову казалось: если вокруг так хорошо, не может быть ему плохо, не может!
…Два шага вперед. Это Ленц.
— Я — за.
Два шага вперед. Это Степа.
— Я тоже.
— Ах, разгильдяи, — восхищенно простонал капитан, — ах, разгильдяи, спелись! — Капитан, как всегда, брал догадкой, опираясь на богатый жизненный опыт.
— Разрешение есть от матери?
— Разрешение?..
— Ну, что позволяет в поход идти. В письменном виде.
— В письменном? Я не знал… В устном разрешила…
Маленький в упор посмотрел на Каштанова. Тот морщился, пожимал плечами. Маленький подмигнул ему отчаянно.
— Иди принеси разрешение, — сказал капитан.
— Матери дома нету, она на фабрике, — жалобно начал Маленький Петров, чувствуя: еще миг — и все рухнет.
— Она на фабрике, товарищ капитан! — подхватил Каштанов. — Точно! Да вы не беспокойтесь, полный порядок будет, матуха у него законная…
— Кто, кто? — Капитан сердито покосился на Каштанова, фыркнул, поглядел на часы, потом на Маленького. — А что ты умеешь, Маленький Петров? — И повторил, как бы чуточку издеваясь: — Ну, что ты умеешь, Маленький Петров?
— Он на трубе играет, товарищ капитан, — сказал Каштанов, — на горне то есть…
