Галина Ширяева - Гюрги-Дюрги-Дюк
Юлька на цыпочках пошла через комнату к роялю и тут же наткнулась на упакованный и закрытый на все замки чемодан.
- Пошел ты к черту! - сказала ему Юлька и заплакала...
Она осторожно переоделась. Она продолжала двигаться по комнате осторожно, на цыпочках, боясь дотронуться до вещей, к которым, конечно же, прикасался дед, - точно она могла причинить им боль своим неосторожным прикосновением.
Промыв разбитый локоть, она достала из чемодана и разорвала на чистые тряпки свой еще не старый халатик и бережно вытерла пыль со стола, рояля, со спинки дивана и с подоконников. Только шкаф она не тронула, словно и он сам, и то, что хранилось в нем, было неприкосновенным.
- Здравствуйте! Я - Дюк! - сказала она дедову старому пальто, висящему на вешалке в прихожей. - Здравствуйте! Я - Дюк!
Потом она долго бродила по пустой комнате - от стенки к стенке, невесело думая о том, что ведь все равно ей придется уехать. Не завтра, так послезавтра. Не послезавтра, так на следующий день. А если не уехать, то что сказать Дюк? Ах, если бы дед был одиноким и забытым! Но он не одинок и не забыт!
На темной улице, внизу, за распахнутыми окнами, шевелилась похолодевшая листва деревьев, и ветер залетал в комнату. Осень, наверно, сюда приходила раньше, чем в Саратов. Лето здесь уже кончалось.
Ощущение того, что кончилось для нее что-то, не оставляло Юльку. Словно кто-то вдребезги расколотил голубой, подогретый теплым солнцем стеклянный колпак над Юлькиной головой, центр которого всегда был над Юлькой. И что-то большое, новое шло теперь к ней вместе с бездонным незнакомым небом, открывшимся перед ней за разбитым стеклом теплого колпака, и с безудержным ветром, врывающимся в раскрытое окно и холодящим ладони.
Было около полуночи. Дом уже затих, и улицы внизу, за окнами, тоже. И небо, затянутое тучами, было безмолвным и темным. Но темнота на этот раз не пугала Юльку. Может быть, потому, что там, в темной дали за озером, по-прежнему светился далекий огонек. Его хорошо было видно отсюда, с четвертого этажа. Он светил ярко, не мерцая, и, чтобы лучше его видеть, Юлька погасила в комнате свет и уселась на подоконнике. Кому-то не спалось там, в доме на холме. Может быть, майору, принявшему когда-то мертвый металл в живое сердце?
И чудится снова майору:
Идут от реки до реки,
Идут через долы и горы
Гвардейские наши полки...
Холодный ночной ветер с улицы достал до нее, и ей стало холодно. Она слезла с подоконника и включила свет, чтобы приготовить постель. Почему-то почти сразу же огонек на холме погас. Словно тот, кому не спалось, вдруг успокоился оттого, что в Юлькином окне зажегся свет. Она вспомнила, как пыталась вчера днем отыскать в стеклянном солнечном блеске свое окно и не смогла это сделать. Но, может быть, теперь, когда город спит, ее окно и ее огонек видны с холма?
Она постояла немного у окна. Огонек на холме не зажигался. Не гася света и не раздеваясь, она забралась на диван и сжалась в комочек, чтобы согреться, однако не согрелась, руки ее по-прежнему были холодны.
Уснуть она не уснула, но, наверно, все-таки задремала, потому что звонок, раздавшийся в прихожей, снова, как и тогда, напомнил ей тревожный крик.
- Ты, что ли, Юля? - спросила стоящая на пороге соседка-караульщица, когда Юлька распахнула дверь.
- Я... То есть не я. А что?
- Господи! - добродушно сказала соседка. - И кто только тебя, тюфяка такого, одну в квартире бросил? Юлю из сорок восьмой к телефону просят. К нашему телефону. В прихожей стоит. Беги. Я дверь покараулю.
- К телефону?
По дороге в несколько торопливых шагов к чужой прихожей Юлька успела приготовиться к разговору с Дюк о билете, который Юлька так и не достала, а может быть, даже и о самолете, и поэтому не сразу поняла, почему в похрипывающей трубке раздался сильный мужской голос:
- Я тебя разбудил?
Дрожь мгновенно охватила Юльку, трубка бешено заколотилась в ее руке.
- Кто это? - крикнула Юлька.
- Ты не кричи и не ругайся! Вернусь я в твое Максимово. У меня дело в городе! Ты меня слышишь?
- Слышу! - срывающимся голосом крикнула Юлька.
- Я позвонил потому, что не знал, оставила ли ты ключ. Не хотелось зря подниматься по лестнице. А на Заозерку заглянуть не мог, автобусом ехал. Ты слышишь?
- Слышу!
- Почему у тебя голос такой взволнованный? Даже звенит! Что случилось?
Юлька хотела крикнуть ему, что у телефона не Дюк вовсе, но тут же поняла, что не успеет ничего придумать, не сумеет объяснить ему, кто разговаривает с ним! А трубка по-страшному молчала, дожидаясь ответа.
- Что с тобой? - тихо спросил дед. - Повесь трубку, я сейчас поднимусь. Я здесь, у автомата...
- Постойте! - отчаянно крикнула Юлька в загудевшую трубку. Подождите!
- Случилось что? - тревожно спросила соседка, заглядывая в прихожую. - Может, помочь чем-нибудь? Да ты трубку-то повесь, гудит без толку.
- Он сейчас придет, - пролепетала Юлька.
- Кто придет?
- Он!
- Да кто он?
- Дед!
- Ну и слава богу! Хорошо, коль на своих ногах возвращается.
- П-подождите! Я сейчас!
На онемевших ногах Юлька бросилась к себе. На часах было пятнадцать минут двенадцатого. Ближайший телефон-автомат, кажется, на Центральной. Значит, придет он минут через десять... Внизу, на лестнице, стояла страшная, изнывающая тишина.
"Здравствуй, девочка. Ты кто?"
"Здравствуйте. Я - Дюк".
"А почему, собственно говоря, ты Дюк? С какой стати?"
Вот именно - с какой стати?.. И письмо! Ужасное письмо, написанное Юлькиной рукой! "Здравствуйте, уважаемый Георгий Александрович... В этом году приехать не сможем. Всего вам хорошего".
Юлька надела плащ, села зачем-то на чемодан.
Раз, два, три, четыре, пять... Еще десять секунд прошло... А может быть, есть еще автомат в том, в ленинградском переулке? Тогда, значит, дед совсем рядом... "Здравствуйте, уважаемый Георгий Александрович..."
Раз, два, три... пять... девять...
Где-то на лестнице хлопнула дверь - то ли наверху, то ли внизу... Внизу!
Юлька, тихо вскрикнув, схватила чемодан и бросилась к двери. Дверь захлопнулась за ней с треском, загремев на весь дом.
Ключ!
Она всей ладонью с силой нажала на кнопку звонка у соседкиной двери.
- Что? - сейчас же высунувшись из двери, встревоженно спросила соседка.
- Ключ! - шепотом крикнула Юлька, бросая ключ от двери в ее ладонь.
- Господи боже мой! Куда же ты на ночь глядя? Деду-то что сказать?
- Скажите, уехала... Н-на Заозерку... Срочно.
Можно было бы подняться наверх, на пятый этаж, и переждать там, пока он войдет в квартиру, но соседка с ключом торчала в дверях, не уходила и даже причитала что-то удивленным голосом.
И Юлька, подхватив неподъемный чемодан обеими руками, проклиная его, бросилась вниз. Чемодан колотил ее по коленкам, но она все-таки, спотыкаясь, побежала по лестнице. Надо было встретиться с ним где-нибудь на площадке между этажами, куда почти не доставал свет электрических лампочек с квартирных площадок, там было полутемно...
Однако она не успела добежать и до первой спасительной полутемной площадки, как звук шагов, оглушительный в гулкой тишине лестницы, отозвавшись в Юлькином сердце, замер где-то на третьем этаже, внизу. Потом так же оглушительно заскрежетал ключ в замочной скважине. Дверь где-то на третьем этаже открылась, захлопнулась снова, и на лестницу вернулась тишина. Не он!
У Юльки совсем ослабли ноги, и она чуть не загремела с последних ступенек. Удалось все-таки удержаться, упершись чемоданом в стенку...
Все! Дверь подъезда захлопнулась за ней, и она оказалась на темной полуночной улице. Несколько прохожих маячили там, на углу, где Мельничная вливалась в Центральную. Юлька, втянув голову в плечи, сразу перебежала на противоположную сторону Мельничной, свернула в переулок и, волоча тяжелый чемодан, пошла в темноту.
Она остановилась, лишь окончательно выбившись из сил. На незнакомой тихой улице, плохо освещенной редкими фонарями, не было ни одного прохожего, но Юльке почему-то не стало страшно, хотя темных ночных улиц она всегда боялась. Лишь один раз ужас охватил ее - когда она вспомнила про кошелек с деньгами. Но кошелек оказался в кармане плаща, она сама его туда переложила из кармашка Дюковой куртки, когда переодевалась после драки с золотым. От этого совсем уже лишнего сейчас переживания у нее пересохло в горле, ослабли колени, и она опустилась на чемодан.
Мимо прошел одинокий прохожий, и когда он замедлил шаг, заинтересовавшись Юлькиной грустной фигурой на чемодане, Юлька спросила у него тоненьким замаскированным голоском, словно была какая-то необходимость маскироваться в этом чужом темном городе:
- Скажите, п-пожалуйста, как пройти к Главному почтамту?
- Пешком не выберешься, - сочувственно ответил прохожий. - Ступай лучше к четверке, полуночница, она вывезет. Через два квартала налево.
