Владимир Добряков - Приключения послушного Владика
Парень положил мокрую тряпку, подошел к щиту, прочитал, не усмехнулся. Лишь спросил с уважением:
— От какого, ребята, общества?
— Мы сами по себе, — сказал Егорка.
— Пионерский патруль, — добавила Наташа.
— Вот оно как! — искренне удивился парень. — Выходит, сознательность по самому высокому классу. Ну, молодцы!
От похвалы щеки ребят заалели. И Владику было необыкновенно приятно. Одно смущало: какие же здесь его заслуги? Пока никаких.
На пляже
Последний щит установили далеко от ручья, на берегу озера, где неширокой опояской желтела полоса пляжа. Песок сюда привезли машинами — все удобства создали купальщикам. Даже две кабинки поставили, лавочки у самой кромки воды и железный зонт-грибок, на котором висели, размахивая ногами, голопузые, коричневые от загара мальчишки.
На патрульных, появившихся на пляже с повязками и галстуками, смотрели по-разному. И с восхищением, и кривя в усмешке губы, но смотрели многие. И Владик под этим перекрестным огнем любопытных взглядов чувствовал свою значительность и словно бы взрослость.
Егорка первым скинул с себя одежду и, разбежавшись, с шумом плюхнулся в воду. Наташа, оставшись в ладном красном купальничке, до пояса открывавшем ее гладкую спину, не спешила бежать за братом. Она с улыбкой оглядела крепенькую фигуру Владика.
— И правда, как самбист. По физкультуре у тебя тоже пять?
Владик, чуть напрягая на руках мускулы, не удержался — похвастал:
— Физрук доволен. В пример ставит. Говорит, что через коня лучше всех прыгаю. И вообще… я и с верхотуры могу сигануть.
— А плаваешь хорошо?
Тут уверенности у Владика сразу поубавилось. В море-то он плавал, но рядом был отец. И потом море — не озеро. Вода, особенно в Черном море, очень соленая, а значит, тяжелей пресной. Потому и держит на поверхности лучше, плавать легче. Сама-то Наташа, интересно, умеет плавать? Хотя, если ловит рыбу… Спасибо, Толик отвлек Наташу от расспросов.
— Гляди, гляди, — с беспокойством затормошил он ее, — Витька там. У кабины, видишь? С Петром…
— Да нам-то что! — пренебрежительно сказала Наташа, но в сторону кабины все же посмотрела, отыскала глазами среди мальчишек бронзового Витьку, лежавшего на песке в красных плавках с полосатым пояском, и повторила: — Нам-то что!
— А если подойдут и станут приставать? — Толик зябко поежил худенькие плечи, будто солнце, сиявшее в голубом небе, вдруг специально, лишь для него одного, заслонилось тучкой.
— Не пристанут, — сказала Наташа. — Нас же сколько! Да и Владик вот, — она вновь с улыбкой оглядела своего городского родственника, — в обиду не даст. Самбист.
Вчера Владик только усмехнулся на такие слова — какой, мол, он самбист, перестаньте шутить, а сейчас все же посчитал неудобным пользоваться незаслуженной славой.
— Ты, Наташа, наговоришь! Придумал Егорка…
— Ну, а плаваешь как?
— И плаваю неважно, — признался Владик.
Видно, у девчонок это в крови — жалеть и учить.
Наташа тотчас объявила, что научит Владика плавать по-настоящему. Впрочем, она и о Толике не забыла — потянула его за руку:
— Тоже чуть получше топора плаваешь.
В воду Наташа входила смело и решительно, словно с кем-то побилась об заклад, что на теле ее ни одна жилочка не дрогнет. Глядя, как быстро вода скрывает ее ноги, красный, натянутый купальник, Владик и сам захотел войти в воду так же спокойно и бесстрашно. Но чего это стоило! Пока шел на глубокое место, нисколечко воздуха не глотнул, и сердце, казалось, уже совсем не бьется. И может, дрогнул бы он, спасовал, если бы не Наташа.
Обернувшись, стоя по плечи в блестящей и голубой, как небо, воде, она смотрела на приближавшегося Владика и улыбкой своей будто говорила: «Смелей, смелей ко мне». А Толик на полдороге остановился, у него и плавки еще были сухие. Возможно, оттого не пошел, что Наташа не на него смотрела и не ему показывала в улыбке свои белые, как сахар, зубы.
— Ну, поплыли потихоньку? Вдоль берега, — предложила Наташа.
Владик напрасно так смущался и не верил в себя — плыл он вполне сносно, пожалуй, еще лучше, чем в море. Наташа даже разочаровалась: готовилась дать урок, а ученик и руками не хуже ее работает, и не сбивает дыхание. Но не сердиться же на это, в самом деле!
— Рыбу пойдешь со мной ловить? — Наташа отвела рукой пушистую плеточку водяного мха, качавшуюся на воде перед лицом Владика.
— Вместе с ребятами?
— А-а! — небрежно плеснув ладошкой, Наташа рассыпала яркие брызги. — Толик рано не встанет, а Егорка не любит ловить. Все со своими железками… Ты и я пойдем. Вдвоем. Удочки у меня есть. Ты любишь ловить?
На этот раз Владик скромничать не стал.
— Рыбачить мне нравится. На море знаешь каких бычков вытаскивал!
Добрая душа
Допроситься брата сходить на колонку за водой Наташа так и не смогла. Чем занят человек — понять невозможно. Сидит в дальнем углу огорода, у куста крыжовника, и молчит. Ягоды, фиолетовые, переспелые, чуть не по наперстку, прямо в рот смотрят, а Егорка — никакого внимания на них. Будто рядки картофельной ботвы, напористо поднявшейся высокими стеблями, интересуют его куда больше, чем ягоды.
— Ну, принесешь ты наконец воды? — в третий раз подступила к нему сестра.
— Вот липучка! Обождать не может! Занят. Не видишь, что ли?
А что можно увидеть? Дармоед, и все! Ждет, когда другие за водой отправятся.
И Владик, пытавшийся разговорить Егорку, ушел ни с чем. На его вопрос, что тот делает, Егорка лишь буркнул:
— Шевелю.
— Чего-чего? — опешил Владик.
— Извилинами шевелю. Не мешай.
Как на это не обидеться! Поморщил Владик губы и отошел. Тем более — срочная работа у него: Наташа попросила насобирать в банку малины. Пирог, сказала, будет вечером печь.
Минут двадцать собирал — как раз банку доверху наполнил. И больше было бы, да горсти три в рот отправил. Наташа так и велела: ягоду — в банку, ягоду — в рот. Только Владик поднялся с банкой на крыльцо, в дверях — молодая хозяйка. Опять с пустым ведром в руке. Очень сердито глянула в сторону длинных картофельных рядков.
— Давай я схожу, — сказал Владик. — Малины набрал. Вот, полная. Как велела.
— Спасибо, — сразу заулыбалась Наташа. — Но ты, наверно, не знаешь, где колонка. Вместе сходим. Еще ведро возьму.
Больше было разговоров, чем дела — колонка была за углом, в каких-нибудь сорока — пятидесяти метрах. Ну ж, Егорка! Расселся на своей грядке, сто раз мог бы сбегать за водой!
Пожадничали они — ведра наполнили до краев. Владик разбежался было нести оба ведра, только с Наташей разве поспоришь! Так вдвоем и несли. Правда, на том невеликом пути сделали остановку. Тяжелые все-таки ведра, как без остановки?
Подув на пальцы с побледневшими вмятинками от дужки ведра, Наташа посмотрела на зеленую крышу Федоринского дома с антенной, на которой сидели два голубя нежного кофейного цвета, и сказала:
— Иногда смотрю на птиц и плакать хочется. Завидую. Тоже раскинула бы крылья и полетела. Над домами, над озером, лесом. Летишь куда глаза глядят. Я во сне часто летаю. Даже обидно просыпаться. А ты?
— И я летаю, — почему-то обрадовался Владик. — Но чаще всего по комнате. Как космонавты в своем корабле.
— Ты, наверно, хочешь стать космонавтом?
Владик потрогал коричневую родинку на щеке.
— Хотят-то многие… Я вот зарядку утром ленюсь делать. И вставать рано не хочется.
— Ай-яй-яй! — карикатурно ужаснулась Наташа и, посерьезнев, добавила: — Это мы и проверим. Завтра на рыбалку пойдем!
Говоря о рыбалке, Наташа и не собиралась спрашивать согласия. Ей, видимо, и в голову не приходило, что Владик может почему-либо отказаться. И не ошиблась: он лишь радостно уточнил:
— А что, вставать очень рано?
— С солнышком.
— А это… когда?
Не поймешь: то ли с сожалением Наташа взглянула на него, то ли с усмешкой.
— Ты хоть видел когда-нибудь, как встает солнце?
Подумав, он ответил:
— Видел. Зимой.
— Зимой и самый ленивый увидит. А вот летом… Ладно, ты сегодня накопаешь червей. Я покажу, где копать. — Наташа подняла свое ведро. — Идем. Надо еще подсобить бабе Кате поставить тесто на пироги…
Наташино распоряжение Владик выполнил на совесть — под старой яблоней, в черной, комкастой земле, накопал столько червей, что Наташа чуть не прыснула со смеху:
— Всю рыбу в озере собрался выловить?
Из-за того, что любительница рыбалки собиралась поднять Владика «чуть свет», тетя Нина сразу после ужина прошла в горенку, разобрала племяннику постель и велела ему ложиться спать.
Владик посмотрел на оконце.
— Тетя Нина, еще видно на улице.
— Ложись, ложись. Наташа ведь знаешь какая: сказала «чуть свет» — так и разбудит. Мычать будешь, брыкаться — все равно не отстанет.