Жаклин Уилсон - Звездочка моя!
— Не особенно, — поморщилась я.
— Я вот тоже не пойму, чего с ними так носятся, — подхватил папа. — Они слишком нежные и скучные. Я их всех путаю. Ты их отличаешь? Кто тебе больше нравится?
— Говорю ж тебе, пап, они мне не особенно. Я тоже не знаю, кто из них кто, — соврала я. Это поднимет ему настроение. Надо просто повторять за ним все, что он говорит, только немного менять слова местами.
— Это в честь чего? — спросил папа, кивнув на поднос и полотенце.
— Я Солнце, ваша официантка, сэр. Ваш коктейль, сэр. Не желаете ли выпить? Виски с содовой — моя специальность. Сэр.
— Выпить — с удовольствием. Ну ты даешь.
Я подала ему бокал и села рядом. Сбросила шлепанцы и опустила ноги в бассейн.
— Я так горжусь, что ты мой папа.
Это я уже подлизываюсь по полной.
Он улыбнулся и отхлебнул из бокала.
— Конфетка и Ас тоже.
Я поболтала ногами в воде. Помолчала немного. Надо дождаться, когда бокал станет наполовину пустым.
— А Дэнни Младший и Топаз небось раздуваются от гордости, что они твои дети.
Не смотрю на папу. Болтаю ногами. Мы никогда не говорим о первой папиной семье. У папы была еще одна жена, Эшли, задолго до мамы. Я никогда с ней не встречалась. Но Дэнни Младший и Топаз приезжали к нам в гости, до рождения Конфетки. Дэнни Младший очень много пил, а Топаз ничего не ел. А я им была совсем не интересна.
Папа только хрюкнул и ничего не сказал. Допил свой виски.
— Разрешите принести вам еще один коктейль, сэр. Слушаю ваши дальнейшие распоряжения, сэр, — выпалила я и бросилась в гостиную.
Ах ты черт, мама вернулась. Увидев меня, она так же, как и я, вздрогнула. Вид у нее виноватый. Она что-то смотрит в мобильном телефоне. Но это не ее маленький и розовый. Это папин. Он бросил его в куче мелочи и ключей от машины на большом кофейном столике. Мама читала его сообщения и чуть не выронила телефон, когда я вошла.
— Привет, мам.
Она посмотрела на меня отсутствующим взглядом и вдруг пристально оглядела меня с головы до ног.
— Что это за тряпку ты нацепила? Какой-то ужас, живот выпирает. Сними это немедленно, Солнце. Представления о стиле у тебя не больше, чем у обезьяны в зоопарке.
Я что-то быстро ей ответила и даже в шутку почесала в подмышках, чтобы не выдать обиды, хотя она сильно меня задела.
— А полотенце! Господи боже, зачем ты нацепила мое кухонное полотенце?
— Фартук, мэм. Коктейли на выбор к вашим услугам! Джентльмену у бассейна я подношу напитки, но и вам приготовлю водку с тоником — в правильной пропорции — или, если хотите, бокал отменного белого сухого.
— Тебе всего десять. Ты не должна разбираться в алкоголе. Хватит!
— Я же его не пью. Я только наливаю. Мэм.
— Тогда хватит наливать. Дурацкая игра.
— Я обещала принести джентльмену коктейль. Он ждет свой виски.
Мама вздохнула:
— Ладно. Иди, но потом поиграй во что-нибудь другое. Что с тобой творится? У тебя собственная плазма, эппловский компьютер, приставка «Нинтендо», я бы в детстве за такие игрушки все отдала. А ты играешь в дурацкие детские игры или запрешься в шкафу и что-то там себе бормочешь. Все-таки ты малость того.
Я покривлялась для нее, быстро налила виски с содовой и убежала. Папа по-прежнему в шезлонге с закрытыми глазами. Уголки губ опущены: к общению он явно не расположен. Но я не собираюсь сдаваться. Я погремела бокалом, и он приоткрыл один глаз.
— Вы просили повторить, сэр, — я протянула ему поднос.
Он приподнялся и слегка покачал головой.
— Артистка ты, Солнце, — он взял бокал.
— Знаю. — Я присела рядом на корточки. Взяла пустой поднос и с серьезным видом начала его крутить, чтобы не смотреть отцу в глаза. — Папа?
— А?
— Пап, помнишь, мы с тобой о твоих детях говорили?
— Когда?
— Сколько их у тебя?
— Что?
— Сколько у тебя…
— Зай, давай без загадок, я не в настроении.
Говорит он резко, хоть и назвал меня заей. Но мне надо гнуть свою линию.
— Это не загадка, папа. Сколько у тебя детей?
— Трое.
— А всего?
— Ну хорошо, пятеро. Ты же сама знаешь.
— А ты уверен, что других детей у тебя нет? — спросила я севшим голосом, потому что в горле пересохло.
— Других?
— Я тут с девочкой познакомилась, Доля зовут, как в одной твоей песне поется. Так вот она говорит, что ты ее папа.
— От меня многие без ума, ты же сама знаешь, — сказал папа. — Бедняжка придумала, что я ее отец.
— Нет, она говорит, что это правда. И ее мама тоже так говорит.
— Что за мама? — спросил папа, сделав большой глоток виски.
— Кейт Уильямс, худая такая, волосы темные. Говорит, встречалась с тобой, еще до мамы. Говорит, Доля — твоя дочь. Доля старше меня, мы с ней похожи, но она, конечно, круче. Представь, у нее даже зубы как у меня!
— Солнце, не части, сделай передышку. И прекрати выдумывать, — перебил папа, залпом допил свой виски и с шумом поставил стакан на поднос.
— Я не выдумываю.
— Хватит! Иди играй. Надоела мне эта чушь, понятно?
Что ж тут непонятного? И все-таки. Он не ответил «да», но «нет» тоже не сказал. Впрочем, он больше не будет со мной говорить на эту тему. И мама тоже.
Дальше день бы просто ужасный. На чай мы пошли в гости к знаменитому теннисисту, который только-только переехал в Робин-хилл. И его семилетняя дочка захотела поиграть со мной в теннис. У меня не было ни малейшего желания с ней играть, потому что я вообще не сильна в спорте, но мама чуть не убила меня взглядом и сказала, что я не должна портить другим настроение. Это был какой-то кошмар. Эта дочка не больше Конфетки, но отменно играет в теннис, а я даже мяч как следует послать через сетку не могу. Я грохнулась на землю, содрала коленку и чуть не разрыдалась у всех на глазах.
А потом теннисист со своей женой устроили партию в теннис с мамой и папой. Папа до бесконечности хвастался, как он играет в теннис, но быстро сдулся и через несколько сетов заявил, что подвернул лодыжку. Мама редко играет в теннис, но у нее получалось намного лучше, и она резво бегала по корту. Знаменитый теннисист начал давать ей советы, как усилить подачу, то и дело прикасаясь то к ее локтю, то к спине. Папа наблюдал за ними с кислым выражением, а по дороге домой возмущался, что мама с этим теннисистом заигрывала.
Сперва мама рассмеялась и сказала, чтобы он прекратил нести чушь, но папа только сильней разошелся. Мама тоже вышла из себя и крикнула насчет каких-то эсэмэсок в телефоне. И началось. Клаудия быстро отвела Конфетку и Аса и положила их спать. Я скрылась у себя в комнате и открыла Город-Гардероб, пытаясь не вслушиваться, о чем они там ругались. Кажется, сегодня никто из родителей не придет мне пожелать спокойной ночи. В десять заглянула Клаудия:
— Почему ты до сих пор не в постели?
Она мне приказывать не может, потому что я уже слишком взрослая. Клаудия работает у нас всего несколько месяцев. В отличие от предыдущих нянь, она не иностранка и вся такая из себя. Разговаривает как актриса уз старого кино. И выглядит старомодно: надевает на жидкие прямые волосы черную бархатную повязку, чтобы не лезли в глаза, носит накрахмаленные белые блузки и гладит джинсы утюгом. Я однажды слышала, как мама и папа хохотали, передразнивая ее акцент. Но сейчас они не смеются. Они орут друг на друга, срывая голос, даже в моей спальне слышно. Как они друг друга только не обзывают! Клаудия даже покраснела от стыда и прячет от меня глаза:
— Спокойной ночи, Солнце.
— Спокойной ночи, Клаудия.
Она помолчала. Папа что-то проорал, а потом входная дверь хлопнула. Мама крикнула ему вслед и зарыдала. Я услышала шум мотора отъезжающей машины.
— Уверена, что утром снова будет тишь да гладь, — мягко сказала Клаудия.
— М-м.
Она постояла, потом шагнула ко мне в шкаф и погладила меня по плечу. Я застыла: ужасно не люблю, если меня трогают, когда я в Городе-Гардеробе. И жители тоже застыли. Они никогда не оживают рядом с посторонним. А так как я уже взрослая и за свои детские игры мне немножко стыдно, то мои жители не оживут, даже когда посторонние уже уйдут. Сейчас она закроет дверь, а я так и останусь в полном одиночестве возле городской стены с кучкой старья и выцветших игрушек.
Но Клаудия всего этого не понимает.
— Спокойной ночи, — уныло повторила она и попятилась к выходу.
О нет, теперь она решит, что она мне не нравится. Бедная Клаудия никому не нравится, даже Конфетке и Асу. Мы бы с ней сошлись на этой почве, потому что меня тоже никто особо не любит.
Я, не вставая с корточек, прислонилась к стене и крепко зажмурилась, чтобы не расплакаться. До сих пор слышно, как плачет мама. Наверное, это моя вина. Она что-то кричала про девочку. Ей плохо оттого, что у папы есть еще одна дочь. Надо было никому не говорить о ней ни слова.
Но эта Доля не идет у меня из головы. Хорошо бы найти ее электронный адрес. Надо сказать ее маме, что я сдержала свое обещание и поговорила с отцом. Напишу-ка я Доле письмо. И не потому, что она, может быть, моя сестра. А потому, что я хочу, чтобы она была мне подругой.
