Людмила Матвеева - Мы в пятом классе
Он махнул рукой и вошёл в высокую арку. На расстоянии он показался Тане очень маленьким. Большой дом, высоченная арка, а там, в глубине, идёт мальчик с пальчик, совсем затерялся. А он обернулся и крикнул:
— Меня Игорь зовут! Павликов моя фамилия! Слыхала, наверное?
— Слыхала, слыхала! До свидания, Игорь!
— Пока! Ещё увидимся!
Он скрылся во дворе, оттуда донёсся его звонкий голос:
— Эй! Костя! Я тоже буду с вами в хоккей! Дай мне клюшку! Дай, говорю! Не будь жадиной!
Таня постояла немного и пошла.
В этот день она познакомилась с человеком, которого шала вся школа. Во всяком случае, он сам был в этом уверен.
Максим попросил тетрадь
На перемене Таня стоит у окна, как всегда. Она смотрит на улицу и сама уговаривает себя, что ей это интересно.
Вот по улице идёт маленький мальчик и ест мороженое. Рукой в серой варежке он держит пачку мороженого, а ногой катит перед собой ледышку. Ледышка катится по тротуару далеко, потом останавливается, а мальчик не спеша доходит до неё и опять её толкает, и она опять катится далеко. И он при этом не забывает лизать своё мороженое.
Таня стоит и смотрит не отрываясь. Потому что, если смотреть на улицу, получается, что ты не скучаешь одна всю перемену, а занята своим серьёзным делом, своими важными мыслями и интересными наблюдениями. А это уж совсем другое дело — быть занятой своими мыслями. Это совсем не значит, что тебе не с кем поговорить, что тебе нечего делать. Все болтают, смеются, носятся, кричат. Пускай. У них свои дела, а у неё — свои. И ничуть она не хуже других.
А другие девочки обсуждают свои важные проблемы. За своей спиной Таня слышит разговор:
— Если ты будешь с ней водиться, я с тобой разговаривать не буду. Так и знай!
— Да что ты, Оля! Я с ней нисколько не вожусь. Один раз только и поговорила, она сама ко мне пристала.
— Пристала. Мало ли что. А ты с ней не говори, я же тебя просила. Она сплетница — это раз. Зачем она наврала, что я за Максимом бегаю? Разве я за ним бегаю?
— Нет, Оля, ты за ним не бегаешь нисколько, — с готовностью отвечает Оксана. — Но она не про тебя говорила, а про другую Олю — Горелову.
— Во-первых, про меня. А во-вторых, разве Горелова бегает за ним? Куда ей, Гореловой, — у неё волосы жидкие, три волосинки. И глаз косит. Косит или не косит?
— Косит, косит, кажется.
— Не кажется, а косит. Её ещё в детском саду Зайчиком звали. Косой Зайчик. Какая прелесть.
Таня невольно прислушивается. Она уже забыла, что надо делать вид, будто поглощена своими умными мыслями. Ловит каждое слово. Хотя, конечно, можно считать, что разговор у Оли с Оксаной глупый и пустой. Болтовня. Сплетни. Кто за кем бегает. У кого какие глаза. Разве может быть это интересно умному человеку? А вот интересно. И очень важно. И до смерти хочется, чтобы девчонки приняли и её поболтать, пообсуждать вот такие дела, может, и пустяковые, но такие заманчивые. Конечно, сплетничать — глупое занятие. Но, наверное, и глупые занятия нужны каждому человеку.
Девочки не позовут Таню. Они её даже не замечают, как будто там, у окна, не стоит девочка Таня со своими мыслями, переживаниями, мечтами. А как будто бы там пустое место.
— А на самом деле сказать, кто за Максимом бегает? — Оксана наклоняется к самому Олиному лицу и говорит громким шёпотом: — Людка! Вот кто.
— Людка?! — Оля отклоняется от Оксаны. — Да она же во! — Оля ладонью показывает метр от пола. — Лилипутик твоя Людка.
— Маленькая, зато настырная. Моя мама говорит, что маленькие женщины всегда умеют постоять за себя.
— Ну, Людка, ну, настырная. Слушай, а может, ты врёшь?
— Она ему вчера варежки под краном стирала, он в какую-то извёстку влез. А сегодня ластик ему отдала. Насовсем. Польский. «Возьми, у меня ластиков много». Теперь понятно?
— Понятно. Польский? Ну ладно.
Оля молча смотрит перед собой. В глазах у неё мелькают молнии. Тане становится жалко маленькую Людку. И чего все девчонки помешались на этом Максиме? Мальчик как мальчик, ничего в нём особенного.
И тут в коридоре появляется Максим.
Он шагает деловито, не торопясь. Светлые волосы аккуратно подстрижены. Наверное, вчера Максима мама гоняла в парикмахерскую. Белый воротничок рубашки ещё не перевернулся вверх тормашками. Увидев Максима, Оля громко взвизгивает:
— Только тронь — скажу!
Но он совсем непонятный человек, этот мальчик Максим. Он как будто не слышит Олю. Хотя как же не услышать этот пронзительный вопль? Таня вздрогнула от Олиного голоса. А Максим прошёл мимо, не обратил на Олю ни малейшего внимания. Не толкнул, не стукнул, ничего обидного не сказал. Что же с ним случилось, с непонятным человеком Максимом?
Мимо Оли, мимо Оли Савёловой идёт и не смотрит.
Таня отворачивается. Пусть Оля не знает, что Таня видела, как Максим идёт мимо и не цепляет Олю. Когда видишь чью-нибудь неудачу, получается, что ты виноват в этой неудаче. Зачем рядом стоял? Зачем смотрел? Лучше не видеть. Таня внимательно, слишком внимательно смотрит в окно. Бежит мужчина за троллейбусом, успеет или не успеет? Успел всё-таки. Впрыгнул в дверь и большую набитую сумку втащил.
И вдруг Таня слышит голос Максима:
— Эй! Ты чего отворачиваешься? С тобой же разговариваю.
Кому он это говорит? Почему остановился у её окна? Почему так враждебно и странно смотрят на неё девчонки? И Оля, и Оксана, и маленькая Людка, которая вдруг тоже оказалась с ними и держит Олю под руку? Что происходит?
А происходит совершенно невероятное. Максим — сам Максим! — остановился возле Тани и говорит Тане:
— Ну что ты на меня глаза вытаращила? Я тебя дело спрашиваю, а ты как глухонемая. Ты упражнение по русскому написала? Написала или нет? Не добьёшься толку.
Таня отвечает, а сама не слышит своего голоса, как бывает во сне — хочешь сказать, а голос не слушается.
— Написала. — Она кивает. Глаза у него смеются. Она покашляла и повторила: — Написала.
— Дай тетрадку. Посмотреть, какие там окончания надо подчёркивать волнистой чертой.
На негнущихся ногах Таня идёт в класс. Она похожа на цаплю. Достаёт из парты портфель, из портфеля тетрадь. Максим опять стоит рядом. Она протягивает ему тетрадь и пытается уговорить себя, что ничего особенного не случилось. Надо человеку подчеркнуть окончания волнистой чертой, вот и всё. И ничего больше. И никаких других соображений. Но что-то подсказывает ей, что совсем не только в волнистых чёрточках дело, не только в них, нет, не только в них. Много девчонок было вокруг, а он подошёл к ней, а не к одной из них. Вот в чём дело. А они шептались и злились. Не из-за волнистых чёрточек, не из-за тетрадки. А из-за чего? Вот в том-то и дело.
Какой сегодня особенный, счастливый день. И солнце проглядывает сквозь серые тучи. И снег блестит на крыше. А Максим сидит за своей первой партой, склонил свою светлую голову и переписывает упражнение из её, Таниной, тетради. А не из чьей-нибудь ещё. А Оля Савёлова, сама Оля, смотрит из двери на Таню. И шепчутся Оксана и Людка про Таню. Наверное, они говорят, что у неё нос набок или ноги кривые. Какая радость, что они так говорят! Как прекрасно, что нос у неё не набок и ноги не кривые!
А перед самым звонком Максим возвращает Тане тетрадь и крепко стукает её учебником по затылку. Её! А не кого-нибудь другого. Хотя вон он, полный класс разных затылков.
Вот так неожиданно к Тане пришло счастье.
Гиене не нравится клетка
Максим пришёл на станцию юных натуралистов. Он любит сюда ходить. Это не то что бассейн — пахнет хлоркой, холодно вылезать из воды, а тренер ещё велит принимать душ после тренировки. И в ушах всегда хлюпает вода. Нет, бассейн Максим пропускает часто. А станция юннатов — весёлое место. Небольшой дом посреди парка. По деревьям прыгают белки, на ветках щёлкают синицы. Максиму нравятся синицы — непоседливые, насторожённые птицы с синими спинками и жёлтыми щёчками. А Максим синицам не нравится. Они больше любят степенных старушек, у которых плавные движения, тихие голоса. Старушки кормят синиц подсолнухами. А у Максима подсолнухов нет, движения резкие, голос звонкий и переходы настроений тоже резковатые.
Максим сегодня проходит мимо синиц, и они вспархивают с голого куста сирени все дружно, а потом все дружно садятся на соседний куст.
Вот Максим остановился возле вольеры, где бегает взад-вперёд зверь, похожий на собаку, — низенький, длинный, лохматый. Когда Максим пришёл сюда в первый раз, ещё осенью, он не знал, кто это. Руководитель кружка зоологов, Валерий Павлович, сказал:
— Думаешь, собака? А на нос внимательно посмотри.
Нос был чёрный поросячий.
— И вообще научись как следует присматриваться к общему облику. Какая же это собака?
«На дворняжку похожа», — хотел сказать Максим, и хорошо, что не сказал.
— Гиена! — с гордостью произнёс Валерий Павлович. — Настоящий дикий зверь! Тебе поручается уход за гиеной. Справишься?
