Александра Ус - За лесом — Березовая Роща
— А Ленина не удалось увидеть, — вздохнул Василий. — Болеет, и врачи не разрешают его беспокоить.
На темном небе высыпали звезды, когда крестьяне расходились из дома Василия. Завтра люди встретят новый день, и он будет такой же, как всегда, и чем-то непохожий на другие. Непохожий потому, что они решили помочь друг другу посеять озимые.
По очереди сушили снопы в овине у дяди Николая, старательно молотили рожь, не оставили незасеянным ни одного клина. Это была пусть себе и небольшая, но победа над старым укладом деревенской жизни.
За летом осень спешила
За лето Василинка вытянулась, маленькая нескладная девчонка превратилась в девушку. Это и радовало, и тревожило. Поскорее бы уже кончалась служба у тети Параски! А пока вместе с Макаром и Тимошкой подымалась она ни свет ни заря и, преодолевая огромное желание спать, шла на ток. Скоро научилась молотить в три цепа, не сбиваясь с ритма. Смолотить высушенное в овине зерно управлялись до рассвета. Парни оставались на току складывать солому и веять зерно, а Василинка бежала выгонять коров на пастбище.
Однажды утром она увидела за окном ослепительно белое пушистое одеяло. Стада больше на пастбище не выгоняли.
Но работы хватало. Несколько дней подряд мяли лен, а потом трепали и чесали. Длинные пучки льна пойдут на полотно, из него сошьют рубашки, кафтаны. Из посконной кудели выткут полотно для порток да полотенец.
Наконец на покрова окончился срок службы. Мама пришла забирать домой Василинку. Параска велела Макару снять с чердака пару колбас и кусок сала. Потом добавила еще буханку хлеба. Долго рылась в сундуке, наконец достала связанные шнурками ботинки.
— Это от меня в подарок! Возьми, Василинка!
Голенища ботинок на красной алой подкладке кое-где прихватила плесень. Длинные, острые носы их ссохлись и задрались кверху, низкие каблуки стоптались. Но это были ботинки, пускай великоватые, поношенные и неуклюжие — первая обувка за все годы службы по людям.
Она быстро идет по заснеженной улице. Ботинки, связанные шнурками, переброшены через плечо. Нигде ни души, молчаливо стоят низенькие приземистые хаты. Вдруг в конце улицы показывается чья-то фигура. Это Аркадий, — высокий, стройный, в коричневом коротком кожушке. Сейчас увидит ее — в стареньком, подбитом ветром Тонином пальтишке и в лаптях. Василинка торопливо снимает ботинки с плеча и несет их в руках. Не доходя до Василинки нескольких шагов, Аркадий кивнул ей и свернул к Левонишкиной хате. «Неужто к Нине?» — мелькнула мысль.
У Василинки сразу пропадает хорошее настроение.
Заметив, что Василинка погрустнела, мама попыталась ее утешить.
— Смотри, доченька, — показала она небольшой клок расчесанной шерсти, за шитье фунт шерсти заработала. Я тоненько спряду, нитки покрасим в красный цвет и соткем красивое покрывало.
Василинка глянула на кровать, прикрытую посконной дерюжкой, на подарок — длинноносые ботинки — и ничего не ответила.
— Надо же приготовить Тоне в приданое хоть две подушки, — продолжала мама. — Хорошо, что отец, — она так звала при детях отчима, — нанялся в соседней деревне Акиму хату поставить. Пообещал, что без хлеба не останемся. А вот с одеждой и обувью беда.
Ей очень хотелось, чтобы дети звали Василия отцом. Ни Тоня, ни Василинка, ни Митька не могут отчима назвать папой. Что-то мешает им вымолвить это короткое слово.
Василий молчит, точно не замечает. Правда, дети никогда не отказывались, исполняли каждое требование или просьбу отчима. Порой им очень нелегко было обходиться без слова «папа». За глаза или при маме говорили: «Он ушел», «Он скоро придет». Очень обрадовалась мать, услыхав однажды, как Василинка, держа Михаську на руках, говорила:
— Глянь в окошко, глянь, вон твой папа идет.
Но слово «папа» было произнесено для Михаськи. Для нее самой Василий оставался отчимом.
Девчата приглашали Василинку пойти с ними на посиделки. Но разве признаешься, что нечего одеть. Стыдно и обидно! Отчим говорил, что человек кузнец своего счастья. Вот кабы сегодня хоть маленькое счастьице — платье из ситца да крепкие башмаки…
Петр с Ананием звали Василинку в местечко на спектакль. Комсомольцы ставили пьесу. Но ведь надо пять копеек на билет. На чужие рассчитывать не приходится.
А зимний вечер долгий-долгий. Отчим на один день, в конце недели, забегает домой. Михаська вертится возле ног, отец гладит его по головке, а малыш рассказывает стишок:
Ярко в очаге
Смолистый пень пылает.
Отец на колодке
Лапти подплетает…
— Какой ты у нас молодчина! — смеется Василий. — А ну, расскажи еще что-нибудь! Вот подрастешь — будешь вместе с детьми в школу бегать.
— Я зимой буду в школу бегать, а летом с тобой хочу хату строить! — говорит Михаська. — Углы в хате срублю замком, а крышу накрою под лопату!
Все смеются, радуются, что малыш такой смышленый.
Вволю наговорившись, отчим и мать запевают. Оба они очень любят песню веселую и грустную. Старательно, на два голоса, выводят:
А в поле верба…
Споют и «Есть на Волге утес» и «Ямщика», который в степи замерзал. Только «Дубинушку» отчим поет один. Мама сидит с ним рядом и внимательно слушает, хотя песня эта, как и другие, пета-перепета много раз.
— Вот так, мать, — говорит отчим, — нынче мы с «Дубинушкой» тянем из себя жилы, но погоди, скоро все переменится. Машины будут делать тяжелую работу.
— Пока тех машин дождешься — скажи спасибо, что плуги государство дало.
— Твоя правда, мать. И семян лучших сортов к весеннему севу прислать обещали. Глядишь, все поле засеем.
— Снова сообща работать?
— А как же! Только все вместе и осилим сев. Это начало, мать. А знаешь, что будет дальше?
По его словам выходило, что жизнь наладится только в артели.
Ждать и надеяться
Какой она будет, та счастливая жизнь, представить Василинка не может. И все же за этими словами, пусть не совсем понятными, ощущалось что-то светлое и доброе. Выходило, что все должно перемениться с помощью коллективного труда. А разве она, Василинка, сейчас не усердно работает? Правда, пока не в коллективе, одна. Хотел отчим у соседей лошадь попросить и съездить на мельницу смолоть зерно, а она не позволила:
— Лучше сама смелю в жерновах! — этой работе она научилась у Параски. Не надо будет по пять фунтов зерна за пуд помола отдавать мельнику.
Теперь стоит у жерновов, сыплет по горсти овса или ржи, подсушенной в печи, и крутит тяжелый верхний камень. Нижний прикреплен наглухо. Между камнями перетирается зерно и высыпается ровненькой струйкой теплая мука. Василинка крутит камень и вспоминает. Отчим говорил, когда приехал из Москвы, что скоро отпадет надобность в жерновах. Их вместе с сохами, ступами и деревянными боронами в музей сдадут. Но когда это будет!
Василинке тяжело, она то и дело вытирает рукавом пот со лба и висков. Будет, обязательно будет. Она верит отчиму. Невеселые мысли куда-то исчезают, а вместо них приплывают радостные и приятные.
Хорошо, что установился санный путь. Комсомольцы призвали всех девушек в воскресенье с самого утра выехать в лес валить деревья на постройку школы. Лес дало государство, а строить взялись сами крестьяне. Так договорились недавно в сельсовете. Василию стоило немалого труда добиться, чтобы школу ставили в Березовой Роще.
— Нам при царе научиться грамоте не пришлось, пусть нынче наши дети и внуки учатся в школе, — говорили пожилые мужики и бабы на собрании.
Василинке врезались в память слова представителя сельсовета:
— Школа должна стать очагом культуры не только в Березовой Роще, но и в окрестных деревнях.
А что такое очаг культуры, Василий и сам толком не понимал смысла этих слов, но вида не подавал.
— В школе, — говорил он, — будут учиться дети, будут постигать грамоту и взрослые. Сходки там будем налаживать, советоваться, обсуждать свои дела. Ну и разное другое. А сейчас все вместе пошевелим мозгами, обдумаем, как и что делать. Беремся строить школу, которой никогда не было да и не могло быть у нас до Октября. С чего же начнем? Я думаю, прежде всего давайте определим длину и ширину здания. И чтобы не забыть: кроме классов необходимо большое помещение для собраний.
— Во, во, про собрания он никогда не забудет. Боже милостивый, как он любит эти собрания! Только собирал бы да тряс людей, — не утерпела, встряла Халимониха.
Лаврен стоял молча, лишь ехидно ухмылялся.
Послышался звонкий голосок Нины:
— А будет ли зал для танцев?
— Не для танцев, а для спектаклей, — поправил Петр.
— И танцы и спектакли — все у нас будет, — согласился Василий.
Само собой получилось так, что все его признали руководителем. Может, потому что не было в Березовой Роще другого такого умелого плотника и столяра.
