Юрий Дьяконов - Приказ самому себе
На другой день в коридоре Сазон подошел, будто ничего не случилось:
— Здоров, Угол! Вот ты вчера дал! Я чуть кишки не порвал. Как Аркадий Райкин… У тебя пожевать что есть?
— Зачем ты меня обманул?! — задыхаясь, выпалил Зиночка.
— Я-а? — Сазон сделал невинную физиономию и тотчас увел разговор в сторону. — Мы вчера с ребятами в кино завалились. Картина — во! Про шпионов. А дядька один нас пивом угостил…
— Почему ты не сказал, как ее зовут? — добивался Зиночка.
— Охота была! Так бы мирово не вышло. — Так ты же мне честное слово дал!
Сазон передернул плечами, будто его укололи в спину. Глаза скользнули в сторону. Полуотвернувшись, ответил:
Ля! Ну и комик ты. Я тебе чо сказал? „Честный слон“ я сказал! Понял? Слушай ухом, а не брюхом… Отвали без горя! — и, увидев Валерку, пошел к нему: — Сундук! Пожевать что есть?
Какой же ты друг?! Ты предатель! — еле сдерживая слезы, выкрикнул Зиночка.
Но Сазон уже не слышал. Жадными глазами он смотрел на бутерброд с ветчиной, который Валерка Сундуков вынимал из своего толстого портфеля.
САША
У Саши мамин характер. Ей до всего на свете есть дело. Все ее касается. И есть в ней что-то упорное, задиристое — мальчишеское. Саша любит шумные игры и футбол. Лазает по деревьям и свистит не хуже любого мальчишки. А если надо, может так дать сдачи, что не обрадуешься.
Саша не умеет быть тихонькой, быть в стороне от дел. Она постоянно в движении, всегда кем-то руководит: сначала — октябрятской звездочкой, а теперь вот уже два года — председатель совета отряда. Раньше ей во всем помогала Александра Михайловна. А теперь дела в отряде расстроились. Только с мамой и посоветуешься.
Сашина мама, Галина Николаевна, выросла без отца. Он погиб в самом начале войны, в июле 1941 года. От папы даже не успели получить ни одного письма. Гале тогда было восемь лет, а близнецам, Алеше и Кате, — по четыре. Трудно было. Наголодались и намерзлись вдоволь. Много недетских, тяжелых дел легло на худенькие плечи Гали. Однако выстояла. Еще и маме помогла вырастить младшеньких. И при этом осталась жизнерадостной певуньей. В пятнадцать лет пошла работать и вскоре стала заводилой всех комсомольских дел па заводе.
Не повезло Гале и в замужестве. Муж ее, техник-строитель, Михаил Магакян, когда Саше не было еще и года, уехал зарабатывать длинные рубли на Камчатку да так и пропал. Только через два года прислал письмо, где сообщал, что встретил девушку, которую „полюбил больше жизни“… А в эти годы Галина Николаевна работала, растила Сашу, вела домашние дела и училась в заочном техникуме. Окончив учебу, она стала работать в конструкторском бюро своего же завода и была очень довольна и своим делом, и товарищами.
Дважды Михаил присылал деньги „для дочечки“, но она их вернула. Больше ни переводов, ни писем никогда не было. Только и осталась на память у нее фотография Михаила. А у Саши — черные сросшиеся брови, темные глаза да нерусская фамилия…
Однажды Саша, когда ей было уже лет восемь, спросила:
— Мама, а почему папа не живет с нами?.. Он плохой?.. Галина Николаевна смутилась. Потом, подумав, ответила:
— Нет, Саша. Просто оказалось, что мы с ним разные люди. То, без чего он жить не может, мне безразлично. И наоборот…
Сумерки окутывали комнату. Было слышно, как на плите попискивает чайник да самозабвенно мурлычет старая кошка, ровесница Саши, умостившись у нее на коленях. Лица мамы не видно.
— Мама, а без чего он жить не может?
— Без денег, — вздохнув, сказала мама. — Он любит, чтобы было много денег, дорогих вещей. Машина. Любит гулять… с товарищами. А для семьи у него времени совсем не остается.
А без чего ты не можешь? — строго допытывалась Саша.
Я?.. А я не могу без тебя.
Ой, как хорошо! — обрадовалась Саша и кинулась маме на шею. — А я, мамочка, тоже не могу без тебя. Давай всегда-всегда жить вместе! — Потом, посерьезнев, добавила: —Жалко, что вы с папой разные люди. Но я теперь и Нине, и Лиде, и всем скажу, что мой папа хороший… хоть и не живет с нами…
Есть у Саши тайна. Иногда она открывает ящик маминого стола и из-под чертежей, тетрадей достает пожелтевшую фотографию Остроглазый молодой человек в черкеске сидит в кресле, опираясь на рукоятку кинжала. А за ним горы, горы… Саша долго рассматривает ее. Потом глядится в зеркало. И снова — на фотографию… Вздохнет, положит на самое дно маминого ящика…
Только об этом мама не знает.
Они с мамой живут как подружки. Вместе и песни поют, и дом убирают, и обед готовят. А то как разыграются да как начнут скакать одной ножке по лестнице со второго этажа до самого выхода, из всех квартир повыскакивают:
А-а, веселенькие!.. Гулять или еще куда?
Гулять, Мария Ивановна!.. В кино! Вам чего-нибудь купить в городе?
Чего ж нам купить, — басит отставной машинист паровоза дядя Вася. — Смеху полфунта! Да задору на целый рупь!..
Этого сколько угодно! — обещает Галина Николаевна, и они с ней хохочут одна пуще другой.
Каждый вечер Саша с мамой рассказывают друг другу новости, но последнее время хороших вестей у Саши мало. То звеньевые подведут, к сбору не подготовятся. То на воскресник явятся десять человек из сорока двух. А недавно Сильва Орлова и Зойка Липкина все дело испортили.
Собирались сходить в детсад. Может, мальчишки починят что-нибудь, девочки помогут воспитательницам. Важно начать, а там дело найдется. Но накануне вечером Сильва говорит:
Мое звено в детсад не пойдет. Уроков много задали. И вообще, за это воспитательницы деньги получают. Вот!
И мы не согласны! — зачастила Зойка Липкина. — Подумаешь, детский сад! Очень нужно. К нам никто не ходил…
Ну и Зойка! Как хвост за Сильвой. При перевыборах сказать надо, такие звеньевые только назад тянут… Вообще какой-то недружный стал отряд. А что делать?
Мама говорит: нужно расшевелить их. Чтобы почувствовали себя коллективом. И чтобы весело было. Больше игр, шуток, смеху… Саша и сама об этом знает. Но как это сделать? Как?..
„ДУРАК: 2 =?“
Учительница математики Лидия Николаевна поспешно вошла в класс. Все вскочили. Она поздоровалась и, щуря близорукие глаза за стеклами пенсне, смущенно улыбаясь, сказала:
— Ребята, вы знаете, тут такое обстоятельство. Мне необходимо срочно уйти. Заменить меня некому. Так уж вы без меня… Саша, иди сюда. Вот тебе две задачи… — и она стала вполголоса что-то объяснять Саше Магакян. Класс настороженно, чуть слышно гудел.
Лидию Николаевну уважали все. Едва входила эта небольшая спокойная женщина с милым лицом, серыми большими глазами, всегда с интересом смотрящими на собеседника, будто она надеется услышать что-то новое, значительное, даже Сазон как-то подбирался и не позволял себе никаких вольностей.
Она была со всеми ровна. Никогда не кричала. Не занижала оценок, но и не ставила их „в счет будущих успехов“. Объясняя урок, воодушевлялась. Румянец проступал на щеках, глаза блестели. Она очень любила свой предмет. И однажды сказала классу:
— Говорят, математика — сухость. Нет же, дети! Нет. Математика где-то рядом с поэзией. Та же стройность, та же музыка мыслей. Широта обобщения… Вы подрастете и поймете это.
Большинство тогда улыбалось. Они никак не считали математику музыкой. Но Лидия Николаевна объясняла так, что не понимал лишь тот, кто не слушал или совсем не хотел понимать.
Она любила темноглазую девчонку с цепким, математическим складом ума — Сашу Магакян и не скрывала этого. Только любовь эта для Саши была не просто приятным подарком. Лидия Николаевна уважала ее и требовала больше, чем от других.
Саше завидовали. Но спроси: „Хотели бы вы, чтобы Лидия Николаевна относилась к вам, как к Саше?“— и большинство ответило бы: „Что вы! Нет. Нам бы со своими задачками справиться…“
Решите задачи — проверите вчерашние. Саша вам поможет. На дом ничего не задаю, — сказала Лидия Николаевна классу.
А можно поиграть, если время останется? — перекрывая радостный шум, озорно блеснув глазами, спросила Саша.
Можно, — подумав, согласилась учительница. — Только сначала дело. И чтоб класс вверх ногами не поднимать…
Сазон было затеял возню с мальчишками. Но Саша, не обращая внимания, диктовала условие и писала на доске. Сазон утихомирился и стал сам с собой играть в „морской бой“.
Задачи оказались нелегкими. Минут через пятнадцать Саша, подражая Лидии Николаевне, спросила:
— Ну, что у нас получилось?
Все молчали. Только Зойка Липкина скороговоркой ответила:
— У меня сейчас тютелька в тютельку будет по ответу. Только почему-то в два раза больше. Я вот разделю пополам…
Саша глянула в тетрадь и фыркнула. Потянулись и другие.
