Войтех Стеклач - Алеш и его друзья
— Ну, хорошо, — сказал Мирек, — а что с тобой? Бабушка говорит, у тебя какая-то жутко заразная болезнь.
Алеш приподнялся и испуганно покосился на дверь:
— Это ужасно, ребята… этот бетон…
— Что?
— Я вчера бетона наглотался. У меня дико болит живот.
Все искренне засмеялись.
— Умники! — захныкал Алеш. — А если я умру?
— Бабушка вызвала врача? — спросил я.
Алеш схватился за голову.
— Ты что, спятил? Я ей наболтал, что это скорее всего коварная болезнь, признаки которой проявляются лишь много времени спустя: приди доктор сразу, ему не поставить правильный диагноз, и тогда он пропишет мне совершенно неподходящие лекарства.
— И бабушка тебе поверила?
Алеш гордо улыбнулся:
— Еще бы. Бабушка жуть как боится докторов. Когда к нам в воскресенье приходят ее приятельницы на кофе с кексом, они вечно рассказывают истории о том, что кто-то умер из-за того что его неправильно лечили врачи.
Ченда ласково улыбнулся Алешу.
— Послушай, предводитель, а если бетон как следует забетонирует твой желудок и у тебя внутри образуется что-то вроде автострады? Ведь ты тогда не сможешь есть и умрешь от голода.
Алеш сделал глотательное движение: ничего чудовищнее голодной смерти он и представить себе не мог.
— Ребята, а у меня ведь пропал аппетит!
Мирек сочувственно кивнул головой.
— Тогда это серьезно, Алеш. Тебе и правда нужно показаться доктору.
— Ну да, а как это теперь сделать? Я же убедил бабушку не вызывать доктора — иначе ведь всплывет история с бетоном…
— Тсс! — зашипел я.
В комнату вошла бабушка. Она несла чашки с чаем.
— Алеш, тебе налить чаю?
Алеш печально кивнул.
— Надо бы измерить Алешу температуру — Мирек подмигнул нам и с серьезным видом повернулся к Алешевой бабушке.
— Хм, хм, — недоверчиво сказала бабушка, — у тебя поднимается температура, Алеш?
Алеш застонал и заохал так искусно, что бабушке впору было решить, что у него, по меньшей мере, болотная лихорадка.
Когда она ушла за градусником, Алеш ахнул:
— Ты чего дурака валяешь?
Но Мирек улыбнулся и объяснил нам, что у него идея, как сделать так, чтобы Алеш сейчас же попал к доктору, а бабушка ничего бы не заподозрила.
— У тебя подскочит температура, приедет «скорая помощь», а в больнице ты все объяснишь доктору, вот бабушка ничего и не узнает.
— Идея хорошая, — кисло усмехнулся Алеш, — вот только температуры у меня нет…
— Тсс, — снова прошипел я.
Бабушка принесла термометр и осторожно сунула его нашему предводителю под мышку.
Когда она ушла, Мирек махнул рукой:
— Не бойся, температура будет!
— Хотелось бы мне знать, каким образом, — сказал Алеш.
Не успел наш толстяк и пикнуть, как Мирек выхватил у него термометр и сунул в чай:
— Смотри!
Мы склонились над термометром. Он показывал ровно сорок два градуса. Дальше ртутный столбик не поднялся — это была последняя цифра на шкале.
— А что теперь? — спросил Ченда.
— Теперь позовем бабушку, — предложил я, — и станем горевать, что Алешу так плохо.
— Блеск, — обрадовался Алеш и тут же застонал: — Ай-ай, ой-ой, иии-иии…
Мы втроем с удовольствием присоединились к нему, и комната задрожала от ужасного рева и воя.
— Что случилось?
Бабушка стояла в дверях и испуганно смотрела на нас. Не переставая выть, Алеш протянул ей термометр.
— Бог мой, сорок два! — вскричала бабушка и даже перекрестилась. — Немедленно в больницу!
Мы услышали, как бабушка хлопнула дверью — пошла звонить к соседу, пану Лумику, у которого есть телефон.
«Скорая помощь» приехала через десять минут. Докторша и двое рослых мужчин завернули Алеша в одеяло, уложили на носилки и понесли к машине.
Докторша, правда, стала расспрашивать бабушку, что с Алешем, но не добилась от нее ни единого толкового слова, бабушка только крестилась. Тогда докторша начала расспрашивать Алеша, но результат был таким же: Алеш бормотал что-то невнятное.
Лишь в больнице он во всем признался. Доктор, промывавший ему желудок, к счастью, рассмеялся и пообещал ничего не говорить бабушке. А еще Алеш получил письменное освобождение от уроков до конца недели, чтобы он поправил свое здоровье.
Когда его вечером отпустили домой, бабушка была счастлива, уверенная, что доктора чудом вырвали нашего предводителя из когтей опасной болезни.
Алеш великолепно наметил свою поправку. Каждый день до конца недели — двойная порция обеда и куча пирожных. А мы трое тем временем отдыхали от его руководства и могли спокойно строить клуб.
8. ВОЛКОВ БОЯТЬСЯ — В ЛЕС НЕ ХОДИТЬ
«Не было бы счастья, да несчастье помогло», — сказала однажды мама, когда отцу на работе свалилась на голову картина, изображавшая подсолнухи, и папа неделю пробыл дома из-за легкого сотрясения мозга.
За это время он переделал уйму домашних дел — покрасил двери, вычистил стружкой паркет, выбил ковры, а мама приговаривала: вот и славно, когда еще с папой приключится что-нибудь подобное!
Я эту мамину поговорку запомнил. Наша учительница частенько советует нам запоминать поговорки, ведь в них заложена народная мудрость, хотя папа и утверждает, что это вздор, он мог от удара по голове умереть и о нем и думать бы забыли, но мама сказала, что он ошибается: дуракам всегда везет.
Конечно, разговаривали они без меня, но я слышал с помощью стакана для подслушивания, как они ссорились в кухне.
Я думаю, мама права, эта поговорка правильная: с одной стороны, Алешу сделали в больнице промывание желудка, и это несчастье, а с другой, он не будет мешать нам и портить настроение во время строительства клуба, и это счастье. Кроме того, промывание желудка неприятность для одного Алеша, а клуб радует всех нас.
Мы все придумали совсем по-другому.
Мирек заявил, что глупо делать пол, пусть будет обычный, земляной — вполне достаточно расстелить циновки. И тут же притащил рогожи, которыми на стройках накрывают кирпичи: дом Мирека недавно ремонтировали и каменщики много чего оставили на улице. Ну, а я вспомнил, что в нашем доме живет стекольщик Карпишек, и принес ему эту раму с разбитым стеклом и две пачки сигарет с фильтром из папиного пиджака, и стекло тоже было вставлено. На другой же день.
Так что оставалось сделать только какую-нибудь мебель, и Ченда обещал достать гвозди и инструменты. Досок в бывшем сарае было предостаточно, и потому в воскресенье мы решили заняться оборудованием клуба — вот Алеш в понедельник вытаращит глаза.
Когда в воскресенье утром мама спросила, куда я иду, я ответил, что в церковь, и тут же получил подзатыльник. Тогда я сказал, что иду играть в футбол, и мама тотчас этому поверила.
Я спрятал под рубашкой рашпиль, а Мирек принес рубанок. Ченда примчался с монтерской сумкой, в которой были две коробки гвоздей, молоток, клещи, а на плече он нес пилу.
Если нам не портят настроения и не дергают без конца, мы многое можем сделать.
— С чего начнем? — спросил Мирек.
Я предложил прежде всего сделать скамейки, это полегче, а потом стол и полки для разных вещей.
— Каких вещей? — удивился Ченда.
— Всяких, — ответил я. — Все, что нам понравится, притащим в клуб.
Мирек заявил, что он принесет керосиновую лампу и старую кофейную мельничку, она ему очень нравится: когда на ней мелешь, она поскрипывает, словно кто храпит во сне, и это удивительно смешно.
Ченда пообещал принести несколько книг, которые спрятаны у Романа в шкафу, — мы их поставим на полки и вечером при свете Мирековой лампы будем читать.
А я предложил начать со скамеек. Ченда тотчас заявил, что скамейка — самая простая вещь на свете, и с видом знатока постучал молотком по доскам, так что я не рискнул его спросить, делал он когда скамейку или нет, а то еще разозлится.
Потом Ченда приказал нам с Миреком вытащить из груды досок толстый кол, который следует распилить на чурбанчики, а потом к ним прибить доски.
— На четыре скамейки понадобится восемь чурбанов, — сосчитал Ченда. — Ну, ребята, за дело!
Он поплевал на ладони, уселся и, изображая из себя великого специалиста, стал осматривать пилу — все ли зубья на месте.
Кол лежал в самом низу кучи, и потому сначала нужно было перебросать доски.
Мы с Миреком подняли одну доску, Мирек скомандовал:
— Хоп!
И в ту же секунду — шварк доску на пол! Я даже не успел выпустить из рук свой конец доски, и меня здорово стукнуло.
— Ой! — зашипел я, обругал Мирека, а когда мы взялись за вторую доску, заявил, что теперь будем бросать по моей команде.
Мирек пожал плечами, и это ему даром не прошло. На сей раз стукнуло его — он тоже не успел вовремя среагировать на мое: «Хоп!»
С третьей и четвертой досками повторилось то же самое. Мирек осматривал поцарапанную руку, а я вытаскивал из ладони занозу.
