Василь Хомченко - Боевая тревога
СОЛДАТ БОРЕЙКО
Этот маленький гарнизон находился далеко от города и от железнодорожной станции, в глубине большого лесного простора. Стоит там казарма-одноэтажный деревянный щитовой дом и три таких же щитовых домика, каждый на две семьи, для офицеров. Скрипучие старые сосны и ели плотно окружают казарму и прикрывают ее своими ветвями, как зонтом. По крыше и стенам казармы шаркают ветви – будто собрались со всего леса звери и скребутся, царапают когтями, просятся к солдатам в их уютные комнаты. А зверей в тех лесах полно. Однажды на окно казармы вскочила рысь, усатая, с острыми короткими ушками, уселась на подоконник, ноздри раздула, ощерилась, глаза уставила на дневального Карпова. Карпов, увидев впервые такого зверя, подумал, что это кот-великан какой-то, и стал звать к себе: «Кис-кис!..» И пачку печенья протянул – на, ешь, кот! Рысь, конечно, не воспользовалась добротой Карпова, убежала.
В гарнизоне живут пятеро детей, среди них двое школьников – Ваня и Таня. Своей школы в гарнизоне нет, детей возят за пятнадцать километров в поселковую школу. Каждое утро к дому, где живут Таня и Ваня, подъезжает «газик». Шофер рядовой Борейко дает два коротких, как писк морзянки, сигнала и ждет, пока его пассажиры, размахивая портфелями, не выбегут из дому. Они бегут к машине со всех ног. Кто первый добежит, тот и займет место рядом с шофером. Чаще всего это место достается Тане.
Был понедельник. Борейко подъехал раньше обычного и, зная, что дети в это время еще завтракают, машину поставил подальше от дома, сигнала не давал. Настроение у него было плохое – испортили с раннего утра. Только успел после подъема брюки надеть и сапоги обуть, как услышал чей-то восхищенный крик: «Борейко, полюбуйся на себя» О-го-го, вылитый!» Он тут же догадался, что повесили новый номер стенной газеты. Бчера, закрывшись в комнате старшины, до самого отбоя просидела редколлегия. О том, что он попал в газету, Борейко почувствовал еще вчера вечером, разговаривая с батарейным художником и поэтом Карповым. Уж очень глаза у того были таинственно-хитрые. И знал, за что попал: два дня назад получил за ночную стрельбу из автомата двойку. Досадная неудача. «Пули пошли на ферму в гости», –шутили солдаты. А Карпов, этот первый снайпер (до армии был призером по стрельбе), даже рассердился тогда на Борейко: мол, подвел всех, общую оценку батареи снизил…
Борейко, проходя по коридору, остановился возле газеты, этак безразлично-насмешливо пробежал глазами по ее столбцам, и настроение у него совсем испортилось: о нем написали дважды. Сержант Мартынов критиковал его за то, что не старается постигнуть огневой премудрости, потому и пускает пули в белый свет. Но самое противное – карикатура: идет Борейко по казарме, а из карманов разный мусор сыплется. И стихотворение под карикатурой: «Неужели вам не видно, что дневальному обидно целый день с метлой стоять и за вами убирать». Несомненно, рисовал карикатуру Карпов, и стихотворение такое только он один на батарее сочинить может.
«Напраслина, вранье, неправда», – сказал Борейко нарочито громко, чтобы услышал Карпов, проходивший в этот момент мимо. «Почему неправда? – спросил тот. – Тебе же старшина замечание сделал за мусор». – «Потому неправда, что не ходил дневальный с метлой, нет у нас метлы в казарме. Есть щетка». – «Понимаешь, «щетка» не влезает в размер стиха», – сказал Карпов и, конечно же, выдал этим свое авторство.
Борейко вылез из машины, постучал сапогом по всем четырем колесам – в порядке ли они, заглянул под низ и все это делал не для того, чтобы убедиться в исправности машины, а чтобы как-то отключиться от своих неприятных мыслей.
Первым выбежал из дому Ваня. Увидел, что Тани нет, и бросился к машине. Хлопнул дверцей, бухнулся на сиденье возле шофера, крикнул: «Ага, я первый!» – и тогда только поздоровался. Вскоре подошла Таня, важно, всем видом подчеркивая, что ей некуда торопиться, коль переднее место в машине занято. Уселась сзади и сказала так, будто она и была тут главной:
– Можно ехать.
Автомобиль фыркнул и тронулся с места.
– Уроки сделали? – спросил Борейко.
– Сделала, – ответила Таня. – На пятерку.
– Ух ты, на пятерку! – удивился такой уверенности Борейко. – А ты, Ваня?
– Все правильно сделал, – ответил тот тихо и последнее слово точно проглотил.
«На пятерку, а у меня двойка, – опять вспомнил шофер свою ночную стрельбу и сегодняшнюю стенную газету. – Такая жирная двойка». И при воспоминании об этом ему до того стало досадно, что он даже стукнул кулаком по баранке. Сигнал, как живой крик, вырвался из-под кулака.
Проехав еще немного, он отвлекся и успокоился. Уроженец степного района Украины, Борейко до армии никогда не видел настоящего леса, не вдыхал его хвойной прохлады, не окунался в его зеленую красоту. И лесное эхо представлялось ему чудом: каждый твой крик деревья дружно перебрасывают с кроны на крону, ударяя о стволы, и возвращают обратно стоголосым гулом. Любил эту дорогу Борейко еще потому, что всегда встречался с каким-либо лесным обитателем: то заяц перебежит дорогу перед машиной, то лиса мелькнет среди кустов своим желто-огненным хвостом. На той неделе едва не наехал на ежика с тремя ежатами. Успел затормозить. Старый еж – папа или мама – задрал свою мордаху, запыхтел сердито: куда летишь, дорогу дети переходят! Таня и Ваня выскочили из машины, взяли колючие клубочки в руки, а они так и не развернулись. Посадили их под куст, яблоко положили и поехали дальше.
Медведя Борейко видел на дороге только издали. А близко – когда на посту стоял часовым. Косолапый подошел чуть ли не к самой ограде, залез в малинник и давай лакомиться ягодами. Наберет горсть, бросит в рот и смотрит на солдата так, точно и его приглашает: чего стоишь, иди и ты поешь ягод. И хотя, конечно же, видел, что у солдата автомат, нисколечко не боялся: знал мишка, что часовому на посту не разрешается стрелять по зверям.
А вот лося Борейко ни разу не встречал.
Лес на некоторое время расступился, дорога пошла по лужку, над ним стелился туман, густой посередине и редкий по краям. Пронизанный солнечным светом, он светился золотым пыльным облачком. Может, это и было спущенное с неба облачко. Туману оставалось жить недолго, он таял и стекал капельками на траву. На край лужка из зарослей леса выбивалась речка. Вот она блеснула вдали. Недавно через нее солдаты построили мостик. Борейко тоже принимал участие в его строительстве. В начале сентября, когда стояли жаркие дни, на обратном пути из школы Борейко останавливался возле мостика и ловил в корчах (Корчи – здесь: ямы на месте выкорчеванных пней.) речушки раков и налимов, отдавал улов детям. Живых раков и налимов детям было жалко, и они выпускали их назад, в речку.
На этот раз, когда подъехали к мостику, Борейко остановил машину и даже присвистнул от удивления. Вода в речушке поднялась, вышла из берегов и с плеском бежала поверх мостика.
– Не проедем, – сказал Ваня и повеселел.
– Проедем, – уверенно воскликнула Таня. Ей показалось, что Ваня был бы рад вернуться домой.
Борейко вылез из машины, осмотрел мостик, вернулся назад и сказал:
– Здесь проедем, а вот как через реку…
Автомобиль медленно скользнул по вязкой дороге, колеса с шумом погрузились в воду, выкатились на мостик. Ехали осторожно, тряско подпрыгивая на настиле, вздымая вокруг колес белые буруны. Съехав с мостика, машина рванулась, натужно гудя по затопленной низине.
– Паводок, – сказала Таня.
– Знаем без тебя, – с недовольным видом ответил Ваня.
Борейко с самого начала, как только дети уселись в машину, догадался, что Ваня сегодня какой-то другой, не тот беззаботный непоседа, каким он всегда был в прошлые поездки в школу. То ли мальчик уроки не сделал и боится, что поставят двойку, то ли, может, дома неприятность: натворил чего-нибудь и от родителей попало. Борейко не стал его расспрашивать, только молча, по-мужски похлопал по плечу, и Ваня взглянул на него с благодарностью: солдат понимает его и сочувствует.
Все испортила Таня. Она выдала Ванин секрет.
– А вчера вечером отец всыпал Ване. Он утром как ушел в лес, так только, когда темно стало, вернулся. Что, не так?
– А тебе-то что? – буркнул Ваня.
– Все думали, что ты заблудился. Хотели уже идти искать. А он… – И Таня умолкла, видно, все же пожалела мальчишку, увидев, как тот сгорбился и втянул голову в плечи.
– А ты что в лесу делал-то? – спросил у Вани Борейко. –Грибы собирал?
– Нет, в партизаны играл, – уже с сочувствием, как бы оправдывая его, объяснила Таня. – Землянку вырыл.
– Это правда, Ваня? Мне покажешь свою землянку?
Ваня утвердительно кивнул головой.
– Мать плакала, – сказала Таня.
– И не плакала, и мне не попало, – повеселел Ваня. – Просто отец поругал, и все. У меня там винтовка спрятана.
– Ну? – по-настоящему удивился Борейко. – Боевая?
