Сигбьерн Хельмебак - Андерсенам - Ура!
— Нет, нет, не так, шевели мозгами, когда ломом работаешь! — кричал он Эрику и подкладывал чурбан под лом; пятидюймовый крюк выскакивал, издав скрипучий звук. — К лому тыща подходов. Каждую доску нужно отрывать по-своему.
— Я никогда этому не научусь, — стонал Эрик. С него ручьями тек пот, руки были ободраны.
— Чепуха. Станешь постарше — и мы сможем работать вместе. Откроем свою фирму. Строительный подрядчик может обанкротиться, но кто сносит дома, тот может и все выиграть, а терять ему нечего!
— Недурная идея, — с надеждой в голосе проговорил Эрик.
— Ты не можешь себе представить, что попадается за старыми стенами! Наворованные вещи, любовные письма, а однажды мы нашли скелет.
— Скелет? — закричал вошедший Рогер.
Оба столяра отложили инструменты и подошли поближе, чтобы послушать. Никто не заметил вошедшую фру Хермансен.
— Скелет женщины, — продолжал Андерсен, колотя по дверному косяку.
— А как ты узнал, что он от женщины?
— У него широкие бедра.
— Врешь! — удивилась Сильви.
— Вру? Когда мне самому пришлось разбивать скелет? Он лежал за панелью. Но иногда можно найти очень ценные вещи. Однажды мне попались две бутылки портвейна Робертсен 1842 года. Такой портвейн пил Черчилль, когда приезжал сюда в сорок седьмом.
Дверной косяк с шумом рухнул, и Андерсен потер руки.
— А теперь, ребята, выпьем пивка!
Андерсен открыл люк в подвал и исчез. Вернувшись с пивными бутылками, он увидел фру Хермансен. Страшно смутившись, поставил бутылки, чтобы поздороваться. Эрик тоже засмущался, увидев мать.
— Я не буду мешать, вы же хотели угостить пивом мужчин, — кивнула она в сторону столяров и Эрика.
— А вы не выпьете пивка, фру Хермансен?
— Я пришла повидаться с фру. И с Туне, — добавила она и улыбнулась Эрику.
— Они в спальне... Там портниха! — Андерсен от бросил в сторону какие-то доски, чтобы можно было пройти. — Извините за наряд, — застыдился он. — По-моему, фрак — это чушь. Но моя жена очень хочет, чтобы я был во фраке, а в нынешнем разе нужно быть снисходительным! — и проводил гостью на второй этаж.
Портниха, которая шила подвенечное платье фру Андерсен, была замужем за портным, примерявшим теперь фрак Андерсену. Оба специализировались на свадебных нарядах и давали общую рекламу в «Афтенпостен». Его звали Сигурд Людерсен, а поскольку у его отца было то же имя и та же профессия, он прибавлял к своему имени «младший», хотя уже давно перешагнул границу среднего возраста. Жена была еще старше, но это не бросалось в глаза, поскольку она была скроена из крепкого материала — маленькая, сильная, с немного брюзгливым выражением на круглом как шарик лице. Во время работы рядом с ней всегда стояла бутылка пива, кроме того, она курила сигары и использовала их в качестве подушечек для булавок. Некоторые клиенты жаловались, что от подвенечных нарядов несет пивом и гаванскими сигарами.
Сейчас она стояла, окидывая критическим взглядом фру Андерсен. Туне прикрепляла матери фату, чтобы посмотреть, как все это будет выглядеть. Фру Андерсен вдруг превратилась в смесь тюля и невинности.
— Нельзя! — крикнула она, когда Андерсен постучал в дверь.
— Чепуха! — проворчала портниха.
— Это фру Хермансен!
Фру Андерсен хотела было снять подвенечное платье. Это посещение было так неожиданно...
— Ведите себя, как взрослые люди, — портниха вынула сигару изо рта. — Войдите!
Фру Хермансен пришла в восторг от платья. Фру Андерсен пришлось кружиться, чтобы было видно со всех сторон, а Сильви приподняла платье и показала, что подкладка такая же красивая.
— Иди отсюда! — портниха стукнула Сильви по руке и допила пиво.
— Принеси еще бутылку, — сказала фру Андерсен девочке.
Казалось, фру Хермансен что-то усиленно вспоминает. Она посмотрела на пивную бутылку, потом на портниху, усевшуюся на кровать.
— А вы случайно не фрекен My?
— А кто же еще?
— Я тебя узнала по пивной бутылке. Я одна из тех немногих швей, кто носил пиво главной мастерице, — с улыбкой сказала она, обращаясь к фру Андерсен.
— Я не знала, что вы из портних.
— Это было очень давно.
— Я больше не фрекен My, — донеслось с кровати.
— Ты вышла замуж?
Портниха стряхнула на пол пепел с сигары и кивнула головой в сторону двери:
— Мужской портной! А ты?
— Я тоже замужем, — ответила фру Хермансен. В ответе не было и тени восторга. Портниха испытующе посмотрела поверх очков.
— Все, видишь ты, должны выходить замуж. Это словно эпидемия оспы!
— Да, но это все-таки приятнее, — сказала фру Хермансен специально для фру Андерсен, у которой был несколько растерянный вид.
— Приятнее? — портниха села и глотнула из бутылки, которую принесла Сильви. — Приятнее для кого? Во всяком случае, не для меня. Бегут к тебе одна за другой, и каждая хочет, чтобы ей сшили новое платье к свадьбе. А тебе кто поможет... — и начала рыться в кусках материй, лежавших в распахнутом чемодане.
— А где ты работаешь? — вдруг спросила она, глядя на фру Хермансен.
— Я дома.
— У тебя ребята?
— Мальчик. Почти взрослый. Почти обручен, на сколько мне известно, — она покосилась на Туне, которая вдруг заторопилась приложить фату.
— И ты болтаешься без дела? Сидишь дома? В твоем возрасте!
— Не хотите ли выпить чашечку кофе? — предложила фру Андерсен, чтобы сменить тему. Но портниха не дала фру Хермансен времени ответить.
— Ты можешь работать у меня.
— Я, наверное, все забыла!..
— Чепуха. Человек не забывает того, что когда-то умел. А ты умела! Здорово ты сдурила, когда ушла от меня, — в ее голосе прозвучало явное признание квалификации фру Хермансен, и портниха стала раскладывать куски материи на кровати. — Смотри, работы достаточно. Фру Оватсгор, фру Финсен, фру Бюгланн, фру Вик. Они сюда бегом прибегут.
— Фру Вик тоже придет? — радостно спросила фру Хермансен.
— Само собой — все с ума посходили,—она с раздражением стряхнула пепел с сигары и продолжала вытаскивать куски материи из чемодана. — Выкройки вложены внутри. Начинай!
Она явно забыла о прошедших двадцати годах. Но фру Хермансен не забыла Когда она через полчаса шла домой с отрезами в оберточной бумаге, сверток казался тяжелым как свинец. Но, выдвинув электрическую швейную машину и изучив выкройки, она, к своему изумлению, заметила, что впервые за много лет чувствует себя бодрой, в хорошей форме.
Она снова начала работать.
Хермансен, не веря глазам своим, смотрел на собственную веранду, где проветривалось постельное белье. В десять минут пятого! Сотни людей прошли за день мимо и видели висевшее белье, словно развевающуюся на ветру насмешку над параграфом восьмым Правил.
С удивительной резвостью Хермансен пробежал по лестнице и сорвал белье. В гостиной крикнул:
— Элисе!
Никакого ответа. Он плечом толкнул дверь в спальню. И тут же отпрянул, дверь захлопнулась перед его носом. Хермансен увидел нечто такое, чему отказывался верить: женщину в трусиках и бюстгальтере. Лица разглядеть не удалось, поскольку голова была укутана в красную ткань — очевидно, женщина снимала с себя платье. А жена стояла рядом. «Неужели у нее противоестественные наклонности?» — вот что прежде всего пришло на ум. Неужели в его собственном доме происходили чудовищные вещи? По коже побежали мурашки. Но он услышал за дверью голос жены, звучавший спокойно, отнюдь не испуганный.
— Положи пока белье на диван!
Он вернулся в гостиную. Арифмометр и приходо-расходные книги убраны со стола, взамен разбросаны отрезы, журналы мод; тут же стояла швейная машина и две грязные кофейные чашки.
Он вышел в кухню. Посуда не вымыта, плита холодная, стол не накрыт. Хермансен услышал голоса и смех в передней, а немного погодя увидел фру Вик, шедшую по саду. Когда он снова вошел в гостиную, жена сидела за швейной машиной.
— Сегодня тебе придется самому позаботиться о еде, — без обиняков сказала она. — Посмотри в холодильнике, там что-то осталось.
— Как это понимать?
— Так, что я занята. Мне нужно поработать.
— Что делала эта женщина в моей спальне?
— Это фру Вик.
— Вот как, — сказал он спокойно как только мог. Он обычно не терял самообладания, не потерял и сейчас. — Будет ли мне позволено спросить, что делала фру Вик в моей спальне?
— В твоей?
— Ну, в нашей! —- резко произнес он, злясь, что неверно сформулировал фразу.
— Потому, что это единственное место в доме, где есть приличное зеркало. Мы примеряли... — и пока зала платье. Красное, ярко-красное. — И вообще, я считаю, ты мог бы говорить о моих клиентках более любезно.
— Клиентках? Ты что, заделалась портнихой?
— Милый, я и есть портниха. Это была моя профессия до встречи с тобой. Ты забыл?
— Нет, я не забыл, не следовало бы и тебе забывать, — сказал он, оглядывая комнату.