Борис Алмазов - А и Б сидели на трубе
— Ему собака Баскервилей нужна! — сердито говорил хозяин кокера, пряча щенка под тулуп.
— А это что за порода? Кто вывел? — тут же прилипал к нему Резус.
— Шерлок Холмс.
— Сыскная… — с уважением говорил Резус. Про Шерлока Холмса он уже слышал.
Снова и снова ходили по рынку между рядов с клетками, в которых щёлкали, весело помаргивали, свистели, скакали канарейки и волнистые попугайчики. Между рядами аквариумов, где в зеленоватой воде среди шустрых пузырьков воздуха парили розовые вуалехвосты, сновали светящиеся гуппи, важно жевали усатыми ртами и неподвижно висели полумесяцы скалярий.
На рыночном дворе притоптывали валенками и клубились паром продавцы собак, кошек, голубей, кроликов, морских свинок, сусликов, хомячков, поросят… Здесь же толкалась пожилая белоглазая коза. Она сварливо мекала, сыпала из-под короткого хвоста чёрное драже и жевала задубевшую на морозе клеёнку, которой были покрыты пустые прилавки.
— Нужно покупать щенка, пока он маленький, и воспитывать его самому! — долдонил Резус. — Нужно выбирать собаку близкую тебе по характеру.
— Как это?
— Очень просто! Если человек волевой, энергичный, ему нужна дисциплинированная овчарка, а бабушке, например, — болонка или шпиц…
— А у меня какой характер? — спросил Вовка.
— У тебя? — задумался Резус. — Ну, в общем, какая собака тебе глянется — такой у тебя характер и есть! Тут закономерность! Совпадение характеров. Какая собака — такой ты и сам… Иначе она либо заболеет, либо убежит!
Глава пятая. В этот момент Вовка увидел…
…странного мужика и здоровенную разномастную собачину на верёвке.
«Вылитый кактус», — подумал Вовка, разглядывая мужика.
Мужик, действительно, был похож на кактус, который уже много лет выращивала мама. Она всё ждала, когда его мясистый пузатый ствол украсится необыкновенным пурпурным цветком.
У мужика же из колючей зверской щетины торчал такой пламенеющий нос, словно кактус, на который натянули гремящие на ветру брезентовые штаны и клетчатый пиджачок, уже зацвёл.
— Э, космонавты! — сказал он, маня мальчишек малиновой сарделькой пальца, тоже покрытого чёрными колючками. — Собачкой не интересуетесь? Оригинальный экземпляр.
Экземпляр сидел на снегу, широко расставив кривые кудлатые лапы, и смотрел на мужика, как оштрафованный пешеход на постового. Изредка он длинно, по-коровьи, вздыхал.
— А какой породы? — спросил Резус с опаской разглядывая пса и хозяина.
— Ды-ды-ды-доберман! — стуча зубами ответил продавец.
— Ха! — не поверил образованный Резус. — Доберман — гладкошёрстный! А этот вон какой волосатый.
— Сам ты волосатый! — буркнул мужик, скрипя по снегу растоптанными кедами. — Всё ты знаешь! Менделеев, тоже мне…
— У добермана морда длинная, а этот вон какой широкомордый, — не унимался натуралист.
— Ба-ба-ба-банан-то вынь! — сказал Кактус.
— Какой банан? — не понял Резус.
— Из уха! — рявкнул Кактус. — Какой же это ды-ды-доберман? Ды-дыберман гладкошёрстный, а это? У тебя что, глаз нет? Разве это доберман?
— Но вы же сами сказали…
— Бо-бер-ман! Не д-ды-доберман, а бо-боберман! Сечёшь разницу? Порода такая про-продуктивная. Тьфу, перспективная…
— Я про такую породу никогда не слышал! — загоняя очки повыше, на фигушку носа, сказал Резус. — Доберман — это да! Доберман-пинчер, например…
— Сам ты пи-пи-пинчер! — возмутился Кактус. — Академик нашёлся! Смотрите на него, породу отличить не может! Смотри сюда! То доберман-пинчер, а это бо-бо-боберман! Совсем другое дело!
— Я про такого не слышал!
— Мало ли что! Порода новая! Бо-бер-ман — на букву «б», понял? Боберман. И не это, не пинчер, а как это… Во! Стюдебеккер! Уникальная собачка! На весь город один экземпляр!
— Единственный? — переспросил Вовка.
— Но! Не сойти с места! Второго такого нет, хоть с фонарем ищи! — поклялся Кактус. — Потому и стою тут, как три тополя на Плющихе… Порода уникальная! Продуктивная! Тьфу, перспективная! Никто в ней не смыслит ни шиша! Соображали бы в собаках — с руками бы оторвали! За любые деньги.
Боберман поглядел на Вовку исподлобья. Подвигал мохнатыми бровями и отвернулся. Потерял к мальчишке интерес.
— А что он умеет? — спросил Вовка.
— Что хошь! Чему научишь, то и будет уметь! Он толковый. С ним хоть на охоту, хоть на рыбалку, хоть на выставку. Не подведет! Одно слово — бо-боберман!
— Так что он сейчас, еще необученный? — полюбопытствовал Резус.
— Ну! Рядовой! — подтвердил Кактус. — Сам же видишь — щенок.
— Так он что, еще расти будет? — ахнул Вовка.
— Как захочешь! — уверил мужик. — Хошь большую собаку иметь — ну то есть для солидности, — корми кашей! Хошь маленькую — не давай ни крошки. Усохнет! Он же этот, как его, стюдебеккер, — сам понимаешь! — Мужик заговорщицки подмигнул. — В общем, оригинальная собачка! Бери, не пожалеешь! Дёшево отдам.
— За сколько примерно? — приценился Вовка.
— А сколько у тебя есть? — заинтересовался Кактус, и оригинальная собачка тоже заинтересованно подняла морду.
— Три рубля.
— Покажи!
Вовка вытащил трёшку.
— Эх! — торопливо сказал мужик, сгребая деньги. — Себе в убыток. Но уж больно вы мне, космонавты, по душе. Владей!
Он сунул верёвку, заменявшую поводок, оторопевшему Вовке.
— А документы? — слабо вякнул Резус.
— На что ему документы? — удивился Кактус, торопливо пряча деньги в кепку. — У него же вся биография на лице, извиняюсь, на морде написана!
— Для щенков…
— Да ты что, пионер?! Разве щенки от документов заводятся? Гы-гы!
— Вы меня не так поняли… Чтобы породистые были…
— Будут! — уверил Кактус. — Любые будут! Хошь — бульдоги, хошь — носороги! От этого — любые будут! Ну, а сильно подопрёт — в милицию сходи! Там ему моментом паспорт оформят. Порода редкая… Привет!
— А зовут-то как? — крикнул Вовка в спину мужика, который уже ввинчивался в толпу.
— Зовут? — выдернулась откуда-то уже издалека, из-за прилавков, его колючая рожа. — Зовут, эта… Герой! Во! Можно по-родственному — Гера! В общем, Георгин!
Глава шестая. — Странная всё-таки порода…
…боберман-стюдебеккер! — бормотал себе под нос Резус, когда они шли домой. — Никогда про такую не слышал. В профиль на овчарку похож, а если прямо посмотреть — вроде эрдель, или боксёр… Лапы-то передние, как у эрделя! Точно! А вот задние… Задние не знаю, как у кого…
Георгин тащился позади приятелей, как вьючная лошадь, преодолевшая тяжёлый горный перевал, едва не подметая кудлатой мордой истоптанный снег.
Все шавки и волкодавы, выведенные на продажу, завидев бобермана, начинали биться в истерике, а их продавцы застывали с открытыми ртами. «Во как смотрят!» — думал Вовка, уверяясь, что не промахнулся в покупке и боберман, действительно, уникальная собака.
Сам же виновник переполоха совершенно не обращал внимания на шум. Только однажды, когда уж совсем наглая моська подскочила к самому его носу, Георгин остановился и, подняв над зелёным глазом развесистую бровь, по-человечьи мрачно спросил: «Н-н-н-н-ну?»
Моська, жалобно пискнув, испарилась, а стюдебеккер, тяжко вздохнув, опять опустил разбойничью рожу к самой земле и поплелся дальше, виляя всеми позвонками и выставив тощие лопатки над облезлыми рёбрами.
Однако на трамвайной остановке покорность его кончилась. Он упрямо мотал башкой и упирался всеми четырьмя лапами. А когда подкатил трамвай, пёс так заголосил, что Вовка от неожиданности выронил верёвку. До дому пришлось добираться пешком.
В парадной Вовкиного дома стюдебеккер с неудержимой силой поволок приятелей в подвал, и только убедившись, что вход туда прочно заколочен, дал втащить себя на шестой этаж.
Ехать в лифте он тоже не пожелал.
Глава седьмая. — Батюшки светы!..
…Да что это такое! — запричитала бабуля, когда Вовка затолкал упиравшегося Георгина в квартиру. — Мил мои! Да где ж ты таку страховину выискал? Да ведь это ж телок цельный! Мил мои!
— Погоди, бабуля! Мы его кашей подкормим, он ещё больше вырастет! — обнадёжил её Вовка.
— Осподи! — застонала бабушка. — Да где же в таком разе мы сами ночевать-то станем?
— А что такого? — сказал отец. — «Помнится, прежде и не в такой тесноте жили, а не в пример дружнее как нонеча!»
Бабка поджала губу и ушла в свою комнату.
— Костя! — умоляюще посмотрела на отца мать. — Ну придумай же что-нибудь…
— Вот это — пардон! — сказал отец. — Что пардон, то пардон! Я умываю руки.
И действительно ушёл в ванну бриться.
