Харри Йыгисалу - Горностай
— Только этого не хватало! — воскликнула Кайе Кивистик. — Бедная киска! Жива ли она?! Долго ли этим кровопийцам ее задрать!
Маарья всхлипнула:
— Как мне жалко Марлийс! Зачем ее оставили с этими погаными хорьками?! — Она готова была расплакаться.
— Тоомас, сходи же, наконец, и посмотри, что там случилось! — не без раздражения сказала Кайе Кивистик.
— Сейчас, — ответил пана.
— Я давно тебе говорила: подсыпь им яда, поставь ловушку, подкарауль и прибей! А тебе мои слова как горох к стене! Вот они уже задрали кошку, теперь на детей бросятся или нас с тобой покусают. Сам знаешь, какие хорьки кровожадные! Не должна же любовь к животным выходить за разумные пределы, надо и о нас подумать!
Кайе Кивистик была склонна к преувеличениям, когда сердилась или спорила.
— Иду, иду, только возьму фонарь. А вообще это не хорьки, а горностаи, — попытался он урезонить жену.
— Какое это имеет значение? В данный момент абсолютно никакого! Надеюсь, ты не собираешься идти туда с пустыми руками? Возьми что-нибудь тяжелое! — И она протянула ему увесистую черную кочергу. — Мадис, а ты останься здесь, будь нашим защитником!
И как это мужчины в такой необычной обстановке способны сохранять спокойствие?
Тоомас Кивистик открыл дверь. В коридоре было тихо. С чердака тоже не доносилось ни звука. А по лестнице со второго этажа навстречу ему спускалась кошка.
— Марлийс! — радостно воскликнул он.
По ее виду нельзя было сказать, что еще минуту назад она подвергалась смертельной опасности.
Или можно? Марлийс неторопливо соскакивала с одной ступеньки на другую, угрожающе помахивая кончиком пушистого хвоста. При слабом свете фонаря было видно, что правая бровь у нее подергивается, словно она подмигивала или строила хозяину глазки.
Левый глаз у нее всегда недобро мерцал, когда дети ее раздражали, делали что-то не по ней — слишком долго гладили, надоедали какой-нибудь игрушкой. Тогда Марлийс начинала вертеть хвостом, а затем мигать глазом. Если ее не оставляли в покое, она бросалась на детей, пуская в ход когти. Сердечко у Марлийс было небольшое, быстро переполнялось.
ОСТОРОЖНОСТЬ
Горностаи — маленькие зверьки, им всегда приходится быть начеку. Врагов много, а друзей нет даже среди людей. С тех пор как дачники поселились в доме, горностаи больше не ходили к гнезду прямой дорогой, а делали большой крюк вдоль сетчатой ограды. Скрывались в зарослях сныти и собачьей петрушки, поглядывали сквозь металлическую сетку, прислушивались и принюхивались — усы быстро двигались в такт с кончиком носа, втягивавшим воздух.
Со двора доносились самые разные звуки — музыка, разговоры, скрип колодезного журавля, иногда урчание автомобиля. В воздухе витали самые разные запахи: соблазнительные — свежий дух рыбы или мяса; предостерегающие — приторные, щекочущие ноздри парфюмы, сопровождавшие человека; отталкивающие — дым и выхлопные газы.
— Удивительно здесь тихо, удивительно спокойно и приятно! — в полном восторге воскликнула Кайе Кивистик, когда весной вся семья приехала в Таммисту.
И действительно. Хутор находился в стороне от шоссе — не слышно было громыхающих автомобилей, тарахтящих повозок, не было рядом промышленных предприятий и крупных населенных пунктов. Даже штормовые порывы ветра глохли в лесу.
Порой люди хотят уехать от городского грохота, ищут отдаленные места, тихие и покойные. Но вот нашли, приехали и сами подняли невообразимый шум кашляет и стучит мотор, хлопают двери. В доме, а то и во дворе с раннего утра до позднего вечера надрывается маленький черный ящичек с блестящими ручками — либо неумолчно вещает, никому не давая вставить ответное слово, либо разражается музыкой, не заботясь о том, будет ли кто-нибудь под нее танцевать.
На самом деле многие люди не выносят тишины и одиночества. В пустом доме им становится не по себе, от каждого шороха вздрагивают. Они сторонятся лесной чащи и стоящего на отшибе дома, боятся ночной темноты. В темноте беспомощны — ничего не видят, ходят ощупью, того и гляди, споткнутся, упадут и расшибутся или собьются с пути. У страха глаза велики: в темноте некоторым кажется, будто в каждом углу их кто-то подстерегает. Это когда они в доме находятся. Что уж тут говорить о дворе или о лесе!
А горностаи предпочитают пустой дом, глухой сад, сумеречные лесные завалы, темная же ночь создана словно по их заказу. Наиболее продуктивное время для них ночное, когда все вокруг серо и однотонно. Ночь уравнивает охотничью дичь с самим охотником, одинаково укрывает их, предоставляет равные возможности преследователю и преследуемому. А побеждает тот, кто осторожнее и проворнее. Жертвами ночного охотника прежде всего становятся невнимательные, медлительные и неуклюжие животные. Только ловкие хищники с острым зрением и слухом бывают сами сыты и детишек выкармливают.
О горностаях никак не скажешь, что это бессловесные твари. У них всегда найдется что буркнуть друг другу, они не прочь повизжать вместе с детенышами и потрещать на радостях, поиграть и побегать возле гнезда. И все же они предпочитают тишину. Тишина дает животным чувство уверенности, в то время как незнакомые голоса, шум и крики отпугивают их. Охотятся они в полном молчании. И к гнезду подкрадываются так, чтобы никто не услышал. Горностай может весь долгий день просидеть в своем укрытии, принюхиваясь и присматриваясь, ничем себя не выдавая.
Осторожность совсем не обязательно боязнь или чувство страха. Человек рисует в своем воображении разные разности, иногда ему мерещится всякая нечисть — он до сих пор не отделался от суеверных страхов, идущих со времен седой старины, подчас видит опасность там, где ее вовсе нет. При этом он забывает, что сам является частью природы. Для горностая злые духи не существуют. Он имеет дело только с тем, что видит собственными глазами, пробует языком, чует носом и слышит ушами.
Дачники на каждом шагу удивляли горностаев какой-нибудь новинкой. По большей части неприятной. Однажды утром, солнышко только явило над лесом свой огненный шар, горностаиха вернулась с охоты и обнаружила, что двор изменился до неузнаваемости. Сперва она никак не могла понять, что, например, случилось с дорожкой, по которой она пробиралась к дому. А-а! До сих пор нетронутый, заросший травой двор был выкошен. Возле стены, где еще вчера рос чистотел и зеленели буйные заросли крапивы, сейчас было совершенно голо. Запах свежескошенного сена бил в нос, щекотал в ноздрях.
Горностаиха остановилась, решив как следует осмотреться. Осторожность — начало всякой мудрости. Она стала прислушиваться, вскинув голову, задрав хвост и приподняв переднюю лапку. Как тут не оторопеть, когда все вокруг оголили.
Приземистое тельце горностая, короткие ноги, подвижная и длинная, как у змеи, шея, маленькая головка и округленные ушки как бы самой природой созданы для проскальзывания и скрытого движения сквозь высокую траву.
Вот задача! Она не знала, как поступить. Осторожность и подозрительность удерживали на месте, необходимость попасть в гнездо побуждала идти дальше.
Тут надо все разведать. Никто не должен видеть, как ты пробираешься к детенышам. Их приходится не только защищать, но прежде всего скрывать. Поэтому надо убедиться, что во дворе никого нет, что никто ее не видит и, значит, не последует за ней к гнезду.
Дикие звери и птицы бдительно следят за тем, чтобы не навести кого-нибудь на детенышей. Стоит им заметить на себе чей-либо взгляд, они бросятся куда угодно, только не к гнезду.
Горностаиха не обнаружила ничего подозрительного. Время было раннее, и люди еще спали. Хотя она знала, что Маарья и Мадис оказывались в любое время в самых неожиданных местах — во дворе, в саду и возле дровяного сарая, иногда даже заглядывали под амбар — возились со своей Марлийс, — а про мансарду и говорить нечего — то и дело забегали туда.
Она все еще медлила. Ей хотелось также знать, что происходит в доме, иначе нельзя было идти дальше. В одном месте сетка, огораживавшая участок, порвалась, и горностаи использовали эту дыру. Она приблизилась к ней и тут уловила мышиный писк. Чуть погодя опять раздался пронзительный крик о помощи. Интересно! Горностаиха поднялась на задние лапы, в следующее мгновение уже пролезла в ограду, миновав клумбу, задержалась возле куста шиповника и выглянула из-за него: что же там происходит?
Кошка на этот раз была во дворе. Крутила хвостом и что-то двигала лапой. По всей вероятности, Марлийс поймала мышку или навстречу ей выбежал глупый сонный крысенок. Обычно Марлийс занималась охотой от нечего делать, и добыча интересовала ее постольку, поскольку с ней можно было поиграть в кошки-мышки.
Горностаиха вышла на промысел в середине ночи — надо было накормить детенышей, — но ей так и не попалось ничего стоящего. Под утро охотилась за садовой оградой на птенцов черных дроздов, но родители успели их своевременно предупредить. Явная несправедливость. У одной маковой росинки во рту не было и детенышам дать нечего, а другая забавляется с мышью! Хоть взглянуть на это поближе…
