Лидия Чарская - Некрасивая
И тут же окинув толпившихся вокруг нас девочек злыми, торжествующими глазами, она заговорила быстро, резко и громко, обращаясь ко мне:
— Слушайте вы, ваша светлость, сиятельная графиня Финтифлю-де-фон-Финтифлюшкина! Вы сделали непозволительную гадость, подлость даже, по отношению к классу и мы вам не простим этого никогда, никогда, никогда! Когда весь класс решил не учить урока и сказать Спичке, что вследствие его трудности не могли приступить к нему, вы просто и спокойно изволили ответить учителю, что знаете его. Насколько это мило с вашей стороны, судите сами!
— Я не могла лгать! — вырвалось из моей груди, — я не могла говорить неправды!
— А разве Фея лгала! Фея молчала… Фея — первая из первых, душка, прелесть, бриллиант! — неистовствовала Аннибал, вскакивая в свою очередь на стул и размахивая линейкой.
— Да, Фея же молчала! — с той же ехидной усмешкой подтвердила Незабудка.
— Но, я не могу лгать! Раз меня спрашивают — я должна отвечать правду, — вылетело из моей груди иступленным, вымученным стоном.
— Ага! Говорить правду! Вы говорите одну только правду, госпожа сиятельная графиня, только правду, да? — снова громко и резко выкрикнула моя мучительница. — Отчего же вы, такое высокочестное, правдивое и искреннее существо, отчего же вы не сказали правды, а именно того, что не здесь в институте, а там в вашем пансионе учили этот урок? А? Смутились что-то? Совесть заговорила, сиятельная графиня! Это недурно в общем, что у вас еще имеется совесть! — дерзким смехом закончила она свою речь.
Боже мой! Так вот оно что! Какая ужасная, какая роковая оплошность! Она права, тысяча раз правы они все! И эта злая девочка с двумя незабудками вместо глаз, моя главная мучительница, и смуглая Аннибал, и рыженькая Наташа, и Грибова с ее лицом лукавого мальчишки-постреленка, они правы все, все, все, все! Я должна была тогда же признаться Бертеньеву, что не могла бы выучить урока, если бы не учила его раньше в пансионе Рабе, но я упустила это из вида, я не сказала и теперь справедливая кара постигла меня.
Вот каковы были вихри мыслей, закружившие меня в ту же минуту. Отчаяние, раскаяние в собственной оплошности, буквально, подламывало мои силы. Я почувствовала почти физическую усталость. Мои ноги подкосились, и я наверное бы упала, если бы рядом со мною не стояла благодетельная скамья. Я опустилась на нее, уронила голову на пюпитр и судорожно сжала ее руками. А над ней, над этой победной головой, поднялся целый ад криков и восклицаний.
— Я ненавижу вас, слышите ли, ненавижу! — слышался точно во сне взбешенный возглас Незабудки.
— Душке Фее единица, а этой противной уродке двенадцать баллов. Дрянь она этакая! — стараясь перекричать Звереву безумствовала Аннибал.
— Mesdames! Кто скажет ей хоть одно слово, кто будет гулять с ней в перемены или одевать ее по утрам, тот враг классу! Правильно я говорю? — снова повысила свой и без того звонкий голос Незабудка.
— Правильно! Правильно! — подхватили сразу три десятка голосов.
— Неправильно! Нехорошо! Не верно! Вы не справедливы! О Боже мой, как вы не справедливы к бедной Гродской! — слабо и нежно прозвенел где то милый дорогой мне голос. Точно теплый ветерок повеял мне в мою разгоряченную голову и освежил ее нежной лаской. Точно ароматный, розовый цветок вырос в моей душе такой воздушный, благоухающий и милый. Что-то светлое пробудилось, в сердце и оно забилось… забилось… забилось… Моя голова невольно приподнялась от пюпитра… Глаза взглянули туда, откуда неслись родные звуки…
Усиленно работая плечами и руками, вся трепетная и взволнованная, ко мне пробиралась Мурка сквозь плотно сомкнутую толпу подруг.
— Лиза! Лиза! — кричала она мне издали, щуря свои лучистые, красивые, близорукие глаза, — я с тобой Лиза! Ничего не бойся! Я поняла тебя… Я поняла… Ты не нарочно, знаю… Знаю… А они, пусть их сердятся… Когда-нибудь поймут… Сейчас слишком много в них злобы и негодования… Пускай… А я с тобой! С тобой, Лиза моя! Пустите меня к ней, пустите же меня! — неожиданно прикрикнула она на загораживавших ей путь одноклассниц.
— Мурка! Дурочка ты этакая! С ума ты сошла! Опомнись, чтоты! Против класса идешь! С отступницей разговариваешь! Очнись, дурочка. Мура! Муренок! Что с тобой! — посыпались вокруг нее скорее изумленные, нежели негодующие голоса.
— Молчите! — с несвойственной ей энергией — и твердостью проговорила Мурка, — молчите! Все равно я не пойду с вами заодно. Если Гродская и виновата, то не из подлости, как вы это сейчас решили, а единственно из необдуманности и я буду за нее. Слышите, Mesdames? Я буду стоять за нее! Она одинока, несчастна и…
— Святоша Мурина всегда стоит за всех несчастных о, она истинная христианка! — ввернула свою фразу Незабудка, сложив свои бледные губы в презрительную улыбку.
— Да я стою за одиноких и несчастных! — вскричала Мурина с несвойственной ей горячностью и ее глаза залучились и загорелись, делая все некрасивое личико девочки таким светлым и прекрасным в эту минуту. Потом, она быстро подошла ко мне обняла меня за плечи и приподняв со скамейки проговорила с нежной заботой и лаской в голосе. — Не обращай на них внимания Лиза, они когда-нибудь поймут, а теперь… Теперь я с тобой… Всегда буду неотлучно с тобой, пока ты будешь одинокой и несчастной. Даю тебе слово в этом! Пойдем же отсюда. Следующий урок, пустой, я хочу развлечь тебя немного, пойдем со мной к моей сестре. Лиза? Я давно собираюсь тебя познакомить с куклой. Хочешь? Разумеется, я поторопилась изъявить свое согласие. Мурка взяла меня под руку и направилась со мной из класса. Вслед за нами полетели насмешливые замечания, крики и даже угрозы моих одноклассниц.
— Берегись, Мурка! Ты играешь в опасную игру!
— Мурина не лучше новенькой, господа! Порядочное дрянцо тоже!
— А дружба-то какова! Орест с Пиладом![27]
— Голубки! Что и говорить.
— Подождите, еще эта душка — Гродская подведет Мурину — долго будет помнить!
— Мурина отлично знает это. Ей нужно только разыграть роль мученицы за идею!
— Добродетельная христианка!
— В монастырь ступай, Мурина. Тебе это больше к лицу.
— Мурина! И тебе не стыдно идти против нас, ты всегда была любимицей нашей! Вернись к нам! Останься с нами!
Услыша последнюю фразу, я, и моя спутница стали, как вкопанные. К нам спешила своей легкой воздушной походкой Фея.
Избегая смотреть мне в глаза, она пристально вглядывалась, однако в лицо Муриной и протягивая ей руку говорила:
— Останься с нами, Валентина. Так хочет весь класс и я. Гродская тебе не товарищ. Ты слишком чиста и простодушна для нее, Мура! Слышишь?
Лучистые глаза Муриной вспыхнули негодованием, губы дрогнули. Она вспыхнула и покраснела.
— Как, и ты, Фея? И ты заодно с ними? Дина Колынцева, слушай: я до сих пор тебя считала такой умной и развитой, я так уважала и любила тебя. Не оскорбляй же моего чувства к тебе, моего доверия, Дина. Зачем ты поступаешь также опрометчиво и несправедливо как и все другие… Это неблагородно Дина, обвинять человека в том, в чем ты знаешь заведомо, он не виноват.
— Но вы с ума сошли, Мурина, вы забылись! — в свою очередь вспыхнула Фея и глаза ее надменно сверкнули. Она, однако, тотчас же сделала усилие над собой и через минуту уже произнесла другим, более спокойным тоном:
— Не забудь одного Мурина, что дружа с «отступницей» и врагом класса, ты сама делаешься нашим врагом! А больше я не прибавлю тебе ни слова.
Мурка вскинула на говорившую своими лучистыми глазами. Потом перевела их на меня и произнесла своим, подкупающим как самая ласка, милым голоском:
— Идем же скорее на половину малышей, Лиза. Я хочу познакомить тебя с моей сестрой, — и весело потащила меня из класса.
Глава XIV
Новая интрига
Передо мной стоит девочка, маленькая, юркая, подвижная, быстрая, как мышка. Она до того мала, что кажется шестилетней, а между тем малютке Аллочке Муриной, родной сестре Мурки, уже восемь лет. Это самая крошечная воспитанница во всем институте, самый прелестный ребенок в серых, скучных учебных стенах и потому неудивительно, если весь институт считает своей нравственной обязанностью баловать Альку напропалую. А особенно наши третьи, одноклассницы старшей Муриной преуспевают в этом. Им всем без исключения Алька говорит «ты» и называет их тетями. Кому бы не принесли в прием гостинцы, каждая, поделившись ими с подругами, львиную долю откладывает Альке; хорошенькие статуэтки, безделушки, красивые картинки, изящные карандаши и ручки, все, чем богаты институтки, то и дело переходит в один из пюпитров седьмого класса, где по большей части царствует самый хаотический беспорядок и хозяйкой которого состоит Алька. Эта живая игрушка, действительно, прелестна, и вполне справедливо заслуживает всеобщую любовь. Ее лилипутский рост, умное живое личико, с носиком-пуговицей и чудесными быстрыми глазенками, такого же странного лиловато-синего цвета, что и у сестры, но не лучащиеся кротостью и печалью, как глаза последней, а горящие задорным веселым огоньком. Все это делает ее кумиром всего института. С первого же дня ее поступления в учебное заведение Альку прозвали «куклой», и название это так и осталось за ней.
