Софья Могилевская - Дом в Цибикнуре
— А мы чем хуже? И мы уберём полгектара. Нас ведь восемнадцать.
— Ну-ну, в добрый час! — сказала Аксинья и вдруг совсем тихо, будто про себя, проговорила: — Только не очень желательно вас утруждать. Жалеем вас: сиротиночки.
— Вот ещё! — вспыхнула Мила. — Вот ещё! Никакие мы не сиротиночки, и жалеть нас нечего!
— Да ты не серчай. Ведь это я так сказала, от души. Ну, в добрый час, убирайте и вы полгектара! Вон Антон и Захарка с плугами. Как пройдут рядов десять, так и приступайте. К дороге будете сносить. Только не в ту кучу, что лежит — та картошка третьей бригады, а нашу складывайте подальше. Сейчас прикину вам полгектара.
Да, Мила понимала, что работать придётся им не так, как на детдомовском огороде. Там можно было и посидеть, и покалякать друг с дружкой, и на облака поглазеть, и на солнышке понежиться… В крайнем случае Марина крикнет: «Ребятки, ребятки, поторапливайтесь! До обеда недолго осталось!» Или Софья Николаевна козырьком приставит руку к глазам, прикинет убранную часть и скажет: «Молодцы! Сегодня хорошо постарались! Давайте и дальше не лениться».
Нет, тут они должны будут работать по-иному. Тут нужно работать по-колхозному. Зря время не упускать. Лицом в грязь не ударить. Показать, что хоть они городские, непривычные, а если нужно, если для пользы дела, они могут и такую работу работать!
— Вчера здешние ребята за день полгектара убрали, — сказала Мила и поглядела на свою бригаду. — А мы как? Я сказала — уберём.
— Конечно, уберём, — сказал Аркаша. — Ясное дело!
— Полгектара ведь это очень много, — сказал Женя Воробьёв, поглядывая на поле. — В гектаре сто соток. В каждой сотке — сто квадратных метров. Значит, в гектаре десять тысяч квадратных метров, а нам придётся убрать пять тысяч…
Наташа тихонько ойкнула:
— Целых пять тысяч квадратных метров!
— А ты думала? — строго сквозь очки посмотрел на неё Женя.
— Да нет, я, честное слово, ничего не думала! — воскликнула Наташа. — Только, наверное, это очень много!
— Всё равно, — сдвинув брови, твёрдо сказала Мила и ещё раз оглядела ребят, — всё равно, я обещала, что уберём. Куптурские убрали, а чем мы хуже?
Но уже после двух-трёх часов работы стало совершенно ясно, что ни о каком полгектаре не может быть и разговоров. Ребята убрали совсем немного, а уже еле ноги волочили. Солнце в этот день пекло по-летнему и до яркой синевы накалило небо. Такая глубина была над головами, что, казалось, можно в ней утонуть…
К полудню ребята совсем обессилели, а не убрали и четверти заданной нормы. Крупные капли пота скатывались вдоль щёк, а мелкие — бисеринками застыли на носу, на лбу, на подбородке. Все стали «цвет бордо», как выразился Генка. Коленки ныли, ломило руки и спину. А ведь они работали только первые полдня. Что же будет дальше?
Когда на их участок пришёл Иван Иваныч, Мила сразу поняла, по его виду поняла, как мало они сработали.
— Пожалуй, на обед собирайтесь, — сказал Иван Иваныч, внимательно оглядев всех ребят. — Подкрепиться, пожалуй, вам не помешает, а?
Как хотелось бы Миле сказать, что обедать им ещё рано, что до обеда они должны ещё порядочно поработать, что стыдно итти на обед после такой неважной работы, но когда она искоса, незаметно глянула на своих ребят, на свою гвардию, увы, такую разморённую, усталую, такую разомлевшую и обессиленную, она подумала, что, пожалуй, спорить с Иван Иванычем не стоит и лучше всего им как следует подкрепиться и отдохнуть.
— Да, — хмуро сказала она, — нужно итти обедать.
— Вот-вот, — подхватил председатель, — пообедаете, и дела пойдут. Верно говорю!
После обеда Мила куда-то пропала. За обедом она была с ребятами, а пока они отдыхали положенное для отдыха время, она исчезла. И бригада отправилась на участок без своего бригадира.
— Ничего, — сказал Аркадий, — никуда не денется наша Мила. С нами будет.
Действительно, она никуда не делась. Подходя к Кривому логу, они ещё издали увидали Милу. Она стояла на дороге и говорила с коренастым, небольшого роста парнишкой. И, видно, разговор был важный, деловой, потому что Мила не обернулась на возгласы и крики ребят и лишь отмахнулась рукой.
— Это Васятка, — сказал шепотком Кузя, — здешний, куптурский парень. Он бригадир ихней ребячьей бригады.
— А ты откуда знаешь? — удивился Генка.
— Уж знаю, — уклончиво сказал Кузя. — Я тут всех ребят знаю.
Оба бригадира — Васятка и Мила — разговаривали между собой о работе своих бригад.
— Понятное дело, устаёте, — говорил Васятка, — раз таскаете картоху с того конца на этот. А ты распорядись ссыпать в нескольких местах. Коню всё одно, куда за ней ехать, а вам легче будет таскать и не будете так уставать.
— Верно, — сказала Мила, — правильно. Так и сделаю.
— И ещё, — поучал Васятка дальше, — у нас бригада на звенья разбита. В каждом звене двое носильщиков и четверо убиральщиков. Только учти — нагнувшись, выбирать картошку полный день тяжело, и вёдра таскать всё время не легче.
— Понимаю, — сказала Мила. — У вас носильщики и убиральщики меняются работой.
— Правильно, знаешь, что к чему! — одобрительно сказал Васятка.
— А потом, — продолжала Мила, — нужно, по-моему, вёдра надевать на палку и вдвоём нести: легче будет и быстрее.
— Верно! — одобрительно кивнул Васятка. — И мы так будем делать.
— Ну вот, — сказала Мила. — Теперь, я думаю, у нас с работой легче пойдёт, а?
— Ничего, — сказал Васятка, — завтра будет привычка другая. И не заметите, как поле уберёте. А мы вас хотим на соревнование вызвать. Как?
— Вызывайте, — сказала Мила. — Мы вызов примем…
Да, только первый день прошёл у ребят тяжело. А потом так разработались, что когда всё было убрано и огромное картофельное поле легло перед глазами пустое и разрытое, ребята даже удивились, как незаметно это произошло.
Денёк за деньком, денёк за деньком, и сентябрь перевалил за вторую половину.
Уже и детдомовские и куптурские ребята стали поговаривать про школу, о том первом дне, когда пойдут учиться. Уже стали показывать друг другу разные пёрышки, карандаши, пеналы, тетрадки-самоделки — всю эту важную и нужную школьную мелочь, которую так трудно было достать в военную осень сорок второго года.
Однажды Катя и Мила работали рядышком на сортировке картошки.
Ребята отбирали самый крупный и хороший картофель для сдачи государству сверх плана, в фонд обороны страны.
— Не знаю, — вдруг сказала Катя, — ты про одну вещь заметила или нет…
— Про какую?
— Это касается Наташи… Нет, — замялась Катя, — не буду лучше пока говорить. Раньше спрошу у почтальона Алёши.
— Про эту вещь я тоже заметила, — тихо сказала Мила.
— Да? — испуганно прошептала Катя. — Значит, и ты заметила, как давно от Наташиной мамы не было писем?
— Да, — сказала Мила, — и я заметила, и Аркадий заметил. А вот Наташа, она, по-моему, не заметила…
— Нет, — сказала Катя, — и Наташа заметила. Только она виду не показывает, что заметила. И никому не говорит про это… Уж я Наташу знаю.
— Ты думаешь?
Мила незаметно поглядела в ту сторону, где Наташа с другими девочками тоже сортировала картофель. Она быстро-быстро перебирала картофель и о чём-то весело болтала с девочками.
— Не знаю, — сказала Мила и снова глянула в Наташину сторону. — Не знаю…
И вот подошёл последний день сентября. В этот день уже не ребята пошли в колхоз (в колхозе уборка картофеля была закончена), а сам колхоз приехал в детдом.
Под вечер к детдомовскому овощехранилищу одна за другой подкатили куптурские подводы.
— Эге-ге, работнички! — ещё издали крикнул Иван Иваныч, завидев Катю, Милу и других знакомых ребят.
Сам Иван Иваныч сидел боком на первой подводе, груженной мешками. На дуге ещё остались кумачёвые банты, которыми разукрашены были и кони и телеги, когда картофель возили в город сдавать государству.
— Эге-ге, работнички, принимайте картофель? С государством рассчитались! С МТС рассчитались! Теперь с вами сводим счёты-расчёты…
— Мила, — кинулась Катя к Миле, — разве мы в колхозе за картошку работали?
— Видишь… — Мила показала на мешки.
— И ты раньше знала?
— Знала.
— А не говорила. Почему?
— Разве мы стали бы лучше работать? Ведь и так работали на совесть…
— Почтение бригадиру! — крикнул Иван Иваныч, махая Миле рукой. — Может, желаешь, бригадир, проверить по своей тетрадочке, как колхоз за хорошую работу рассчитывается?
И, спрыгнув с телеги, он пошёл навстречу Миле.
Глава 22. Почтальон Алёша
И всё-таки не Аркаша, не Катя и не Мила первыми заметили, что от Наташиной мамы, которая так аккуратно, раз в неделю, писала своей девочке, вдруг совсем перестали приходить письма. Первый это заметил почтальон Алёша.
