Аркадий Клабуков - Дедушкин родник
В отряде Варя делала все, что придется: стирала партизанам белье, помогала на кухне, ухаживала за ранеными. Вот только на задания, как она ни просилась, ее не посылали. Сколько раз, бывало, подступала она к командиру отряда капитану Ковальчуку: пошлите да пошлите на задание. Он только отшучивался в ответ: подрасти, мол, сначала хоть на вершок…
Вторую неделю стояла ненастная погода. Над головой — низкие свинцовые тучи, од ногами — грязь, слякоть. По ночам сыплет снег, днем сеется мелкий холодный дождь. Но чувствуется, что этот дождь — до первого северного ветра, который принесет настоящую зиму с морозами и метелями.
Однажды, подметая в землянке, в которой разместилась санчасть отряда, Варя услышала, как врач Анна Анатольевна сказала медсестре Люсе:
— Приготовьтесь к операции. Будем ампутировать.
Варя выронила веник. Она знала, что речь идет о Юрке Климове. На прошлой неделе парнишка был ранен в руку, потерял много крови. Анна Анатольевна сделала все возможное, но рана гноилась, рука пухла; началась гангрена.
Как была, в белом халате, Варя побежала в штабную землянку. Командир отряда сидел за столом, сбитым из свежих смолистых досок, и при свете коптилки разглядывал разложенную перед ним карту. В углу, у входа, потрескивала железная печурка.
Хлопнула дверь, качнулось пламя коптилки, капитан Ковальчук поднял голову.
— Тебе чего, Варюша?
Варя сглотнула подступивший к горлу ком.
— У Климова гангрена!
— Знаю, Анна Анатольевна мне докладывала, — с суровой печалью сказал командир.
— А все почему? — срывающимся голосом продолжала Варя. — Потому что рану вначале обработали не как положено. Не сумели. Если бы ему на месте была оказана настоящая медицинская помощь, заражения не случилось бы!
— Что же мне, по-твоему, с каждой группой врача или сестру посылать? В отряде сорок человек раненых, кто с ними останется?
— Врача и сестру не надо, пошлите меня! Я в школе сандружинницей была да и тут кое-чему научилась, перевязки не хуже Люси делаю. Сама Анна Анатольевна сказала… Ну, пожалуйста, товарищ командир, очень вас прошу! Вон Ярышкин опять собирается, с ним и пошлите…
Командир нахмурился.
— Кто тебе сказал про Ярышкина?
— Никто, сама догадалась. Гляжу — бреется, а ведь он только тогда бреется, когда на задание идти.
— Ну и ну… — только и нашелся сказать Ковальчук. Сощурившись, он пристально посмотрел на Варю и вдруг улыбнулся: — Востра! В самом деле, не послать ли тебя с Ярышкиным? Может, пригодишься…
— Еще как пригожусь! — воскликнула Варя. — Вдруг ранят кого — я все как положено сделаю. А в случае чего — и стрелять умею.
— Так-то оно так. Да уж больно ты, Варюша, мала!
— Тоже хорошо: маленькую пуля не скоро найдет, — задорно сказала Варя.
Командир поднялся из-за стола, привычным движением расправил складки гимнастерки под ремнем, прошелся из угла в угол землянки и остановился перед девушкой.
— Решено! Идешь. Будет тебе, Скворцова, боевое крещение. Выступаете сегодня вечером. Остальное скажет Ярышкин. — Он снова улыбнулся: — Ай-яй-яй, Ярышкин! Надо будет ему сказать: пусть бреется почаще. А то конспирация, конспирация, а такая пичуга его засекла… Ну, Варюша, ступай.
В ночном лесу темно — хоть глаз коли. Под порывами резкого ветра зловеще шумят и стонут деревья. Идет дождь со снегом, ноги вязнут в жидкой грязи.
Вот уже шесть часов, как группа подрывников вышла из лагеря. Варя едва передвигала ноги от усталости. Несмотря на пронизывающий ветер ей было жарко: мокрый снег, не освежая, таял на разгоряченном лице, автомат час от часу становился все тяжелей и тяжелей.
Совсем измучилась девушка, но она ни на шаг не отставала от товарищей — чего доброго, собьешься с пути в этой кромешной тьме, как тогда? Кричать нельзя, Ярышкин даже разговаривать запретил.
Вдруг послышались шаги: кто-то шел но чавкающей грязи. Все остановились, настороженно вглядываясь в темноту. Оказалось, это вернулись посланные вперед разведчики.
«Как же они нашли нас в такой темноте?» — удивилась Варя.
Один из разведчиков — Варя по голосу узнала Мишу Вяткина — негромко доложил:
— Уже близко, товарищ командир. Вон и поезд слышен.
— Со стороны фронта идет, — сказал Ярышкин. — Ну, что там?
— Правее, в полукилометре, дот, дальше — деревня. Надо выходить прямо.
— Какая охрана?
— Парный патруль.
— Понятно. Веди.
Вскоре партизаны подошли к вырубке. Тут было не так темно, как в лесу, да и снег на открытом месте казался белее.
— Ишь как они нас боятся, — прошептал кто-то из партизан. — Сколько лесу вдоль дороги вырубили — полоса-то метров сто будет, не меньше.
— Отставить разговоры! — послышался негромкий, но властный голос Ярышкина. — Ложись и замри.
Партизаны залегли между пнями.
В это время неподалеку с правой стороны раздался хлопок, что-то зашипело — и вдруг сделалось светло как днем.
Варя вздрогнула от неожиданности.
«Осветительная ракета… — поняла она. — Значит, немцы близко. Не спят, охраняют дорогу. Ребятам будет непросто к ней подобраться…»
Всем телом Варя вжималась в сырой снег, и, хотя одежда на ней сразу же промокла насквозь, девушка не ощутила холода. Лишь когда ракета погасла, Варе показалось, что сотни ледяных иголок впились в тело. Но товарищи рядом с нею лежали неподвижно, и она тоже не посмела шевельнуться.
Время тянулось медленно. Было по-прежнему тихо и темно, лишь норой в черном небе вспыхивали ракеты.
Наконец Ярышкин взглянул на свои светящиеся трофейные часы и, дождавшись, когда погасла очередная ракета, тихо сказал:
— Вяткин, давай!
Вяткин, словно только и ждал этих слов, молча двинулся вперед. Он полз по вырубке, проворно петляя между пнями, почти неразличимый на снегу в своем маскхалате, и вскоре пропал во мгле.
Выждав немного, Ярышкин сказал:
— Все в порядке, путь свободен. Пора. Скоро должен пройти состав. Орлов и Трошин — со мной. Никитчук, ты останешься с сестричкой тут, в случае чего — прикроешь нас. А ты, дочка, гляди не засни ненароком, не то превратишься в сосульку.
От последних слов командира Варя воспрянула духом.
«Раз Ярышкин шутит, значит, все идет как надо, — подумала она. — Только вот холодно очень. Эх, нельзя встать да попрыгать немножко, глядишь, и согрелась бы. Ладно, нельзя так нельзя, потерплю».
Трое партизан поползли к железнодорожной линии и пропали во тьме.
Варя старалась представить себе, что происходит там, за какую-то сотню метров от нее, на железной дороге. Вот сейчас ребята, наверно, уже подкладывают под рельсы взрывчатку… Сейчас отползают к лесу… Скоро военный эшелон с немецкими солдатами, танками и орудиями взлетит на воздух!..
Потом она стала думать о том, как партизаны вернутся в лагерь. Ярышкин доложит капитану Ковальчуку об успешном выполнении задания. Капитан похвалит подрывников, потом спросит: «Ну как, Варюша, страшно было?» Она ответит: «Ни капельки!» И тогда командир отряда скажет: «Молодец! Теперь всегда буду посылать тебя на самые ответственные задания».
Вдруг где-то впереди застрочил пулемет. В то же мгновение в небе вспыхнула ракета.
— Неужели заметили? — испугалась Варя. — Или просто так, на всякий случай, стреляют?
— Тихо ты! — оборвал ее Никитчук.
То ли от холода, то ли от волнения Варю начала бить мелкая дрожь. Как ни вглядывалась она в темноту, но впереди, кроме пней на вырубке, ничего не было видно.
Вдруг Варя увидела какие-то тени.
— Никитчук, — шепнула она, — смотри.
Тот, наверное, и сам уже что-то заметил, потому что слегка приподнялся и взял автомат наизготовку.
Варя тоже оперлась на локти и выставила автомат вперед.
— Свои… — послышался негромкий голос Ярышкина.
Орлов и Трошин тащили на плащ-палатке Вяткина.
— Варюша, осмотри его и перевяжи быстренько, у него обе ноги перебиты, — сказал Ярышкин. — Или нет, давай сначала зайдем в лес поглубже.
— Успели? — спросил Никитчук.
— В том-то и дело, что нет, — с досадой ответил Ярышкин. — Только стали доставать взрывчатку, ударил пулемет. Учуяли они нас, что ли? Или со страху постреливают? Спасибо, Вяткин не крикнул, не застонал: обнаружили бы нас, как пить дать. Теперь, пожалуй, тут не сунешься. Надо в другом месте попытаться.
Отойдя в лес метров на двести, партизаны остановились. Ярышкин облюбовал старую разлапистую ель, огромные ветки которой спускались до самой земли, образуя большой шатер.
Когда втаскивали под ель Вяткина, он скрипнул зубами и тяжело задышал, видимо, невмоготу стало терпеть боль.
— Вот что, Варюша, — сказал Ярышкин. — Отсюда — ни шагу, поняла? Нам надо идти, дорога каждая минута, вот-вот пойдет эшелон. Сделаем дело и вернемся за вами.
