Люси Монтгомери - Истории про девочку Эмили
— Это одно из тех мест, где вырастают сны, — удовлетворенно пробормотала Эмили.
Ей хотелось, чтобы тропинка не кончалась, но та вскоре круто повернула в сторону от ручья, и, взобравшись на обомшелый дощатый забор, Эмили оказалась в палисаднике Молодого Месяца, где кузен Джимми подстригал кусты спиреи.
— Ах, кузен Джимми, я нашла прелестнейшую дорожку, — сказала запыхавшаяся Эмили.
— Прошлась через рощу Надменного Джона?
— Разве это не наша роща? — спросила Эмили довольно разочарованно.
— Нет, хотя должна бы быть нашей. Пятьдесят лет назад дядя Арчибальд продал эту полоску земли старому Майку Салливану, отцу Надменного Джона. Тот построил возле озера маленький домик и жил там, пока не поссорился с дядей Арчибальдом — ждать этого, разумеется, пришлось недолго. Тогда он переехал за дорогу… и там живет теперь Надменный Джон. Элизабет пыталась снова выкупить у него эту землю — предлагала ему гораздо больше, чем стоит участок, — но Надменный Джон не продал… просто из вредности, учитывая, что у него и так отличная ферма, а от этого участка ему почти никакого проку. Он только выпасает там иногда летом молодой скот, а все, что было расчищено прежде, теперь заросло молодыми кленами. Этот участок для Элизабет как бельмо на глазу, и вероятно так будет и впредь, пока Надменный Джон лелеет свою злобу.
— Почему его зовут Надменным Джоном?
— Потому что он высокомерный и надменный тип. Но забудь о нем. Я хочу показать тебе, Эмили, мой сад. Он мой. Элизабет распоряжается всем на ферме, но в саду позволяет мне делать, что я хочу… чтобы возместить мне то, что столкнула меня в колодец.
— Она… столкнула вас в колодец?
— Да. Ненарочно, разумеется. Мы были еще детьми… я гостил здесь… а мужчины в то время чистили колодец и ставили новый сруб для него. Он был открыт… а мы играли поблизости в пятнашки. Я чем-то разозлил Элизабет… не помню, что я ей сказал… ее нетрудно было разозлить… и она бросилась ко мне, чтобы стукнуть меня по голове. Я увидел, что мне грозит… отскочил назад, чтобы увернуться, и полетел вниз головой в колодец. Больше ничего не помню.
Воды в колодце не было… одна лишь грязь на дне… но я ударился головой о его каменную стенку. Вытащили меня полумертвого… голова оказалась вся разбита. Бедная Элизабет была… — Кузен Джимми покачал головой, словно подразумевая, что невозможно описать, в каком состоянии была бедная Элизабет. — Через некоторое время я все же оправился… считай, заново родился. Люди говорят, что у меня с тех пор «не все дома»… но они так говорят только потому, что я поэт, и потому, что меня ничто никогда не тревожит. Поэты настолько редки в Блэр-Уотер, что их не понимают; к тому же большинство людей всегда так озабочены, что если вы не озабочены, то они думают, будто у вас «не все дома».
— Вы не могли бы почитать мне свои стихи, кузен Джимми? — с жаром попросила Эмили.
— Когда будет вдохновение, почитаю. Бесполезно просить меня об этом, пока на меня не сойдет вдохновение.
— Но как я узнаю, когда оно сойдет на вас, кузен Джимми?
— Тогда я начну декламировать свои сочинения по собственному почину. Но вот что я тебе скажу: обычно оно сходит на меня, когда я осенью варю картошку для свиней. Помни это и будь поблизости.
— Почему вы не записываете свои стихи?
— В Молодом Месяце туго с писчей бумагой. У Элизабет есть излюбленные статьи экономии, и писчая бумага любого вида — одна из них.
— Но разве у вас нет своих денег, кузен Джимми?
— О, разумеется, Элизабет платит мне хорошее жалованье. Но она кладет все мои деньги в банк, а на руки выдает лишь изредка несколько долларов. Она говорит, что мне нельзя доверить деньги. Когда я только начал работать здесь на нее, она заплатила мне в конце месяца, и я отправился в Шрузбури, чтобы положить деньги в банк. Встретил по дороге бродягу — бедное, заброшенное существо, без единого гроша в кармане. Я отдал ему мои деньги. А почему нет? У меня был хороший дом и надежная работа, и одежды столько, что на много лет хватит. Я полагаю, это самый глупый поступок, какой я когда-либо совершил… и самый хороший. Но Элизабет так и не смогла с этим примириться. С тех пор моими деньгами распоряжается она. Но пойдем. Я покажу тебе мой сад, прежде чем отправлюсь сажать репу.
Сад поражал своей красотой, так что кузен Джимми гордился им вполне заслуженно. Казалось, это сад, который не могут погубить никакие морозы или сильные ветры — сад, хранящий память о сотнях давно минувших жарких летних месяцев. Со всех сторон он был окружен живой изгородью из подстриженных елочек, перемежающихся высокими пирамидальными тополями. С севера к нему примыкала густая роща елей, вдоль опушки которой тянулся длинный ряд пионов; их огромные красные цветки ярко выделялись на фоне темной хвои. Одна большая ель росла и в центре сада, и под ней стояла каменная скамья из плоских прибрежных камней, до блеска отполированных за долгие годы ветром и волнами. В юго-восточном углу расположились высокие, густые кусты сирени, подстриженные так, что походили на одно большое, разросшееся дерево с поникшими ветвями, в великолепии лиловых соцветий. В юго-западном углу находилась старая беседка, увитая плющом, а в северо-восточном — как раз там, где широкая красная дорожка, обрамленная пучками полосатой травы и обложенная розовыми ракушками, убегала в рощу Надменного Джона — стояли солнечные часы из серого камня. Эмили еще никогда не видела солнечных часов и, зачарованная, остановилась возле них.
— Твой прапрадед Хью Марри вывез их из Англии, — сказал кузен Джимми. — Ни в одной из приморских провинций Канады нет вторых таких великолепных солнечных часов. А эти розовые ракушки привез из Индии дядя Джордж Марри. Он был капитаном.
Эмили в восторге смотрела на все вокруг. И сад был прелестный, и дом, на ее детский взгляд, совершенно великолепный. Его парадное крыльцо даже украшали греческие колонны. В Блэр-Уотер их находили весьма изысканными и считали, что Марри имеют полное право ими гордиться. Школьная учительница отметила как-то раз, что они придают дому классический вид. Впрочем, то классическое, что было в нем, теперь в значительной мере скрыл буйно разросшийся плющ, который увил все крыльцо и свисал бледно-зелеными гирляндами над рядами алых гераней в горшках, стоявших по бокам ступеней.
Сердце Эмили переполняла гордость.
— Это благородный дом, — сказала она.
— А как тебе мой сад? — спросил кузен Джимми ревниво.
— Он достоин королевы, — сказала Эмили серьезно и искренне.
Кузен Джимми кивнул, очень довольный; затем что-то странное зазвучало в его голосе и появилось во взгляде:
— Это заколдованный сад. Болезни пощадят все, что растет в нем, и зеленые черви обойдут его стороной. Засуха не посмеет вторгнуться в него, а дождь придет с нежностью и лаской.
Эмили невольно отступила на шаг назад… ей захотелось убежать. Но кузен Джимми снова стал таким, как прежде.
— Тебе не кажется, что эта трава вокруг солнечных часов напоминает зеленый бархат? Должен тебе сказать, что мне пришлось немало потрудиться, чтобы она стала такой. Будь здесь как дома. — Кузен Джимми сделал великолепный широкий жест. — Я даю тебе в этом саду полную свободу. Удачи тебе, и надеюсь, что именно ты найдешь Потерянный Бриллиант.
— Потерянный Бриллиант? — удивилась Эмили. Как восхитительно звучали эти слова!
— Никогда не слышала о нем? Я расскажу тебе эту историю завтра… в воскресенье в Молодом Месяце время течет медленно. А сейчас я должен заняться репой, иначе Элизабет скоро пойдет меня разыскивать. Она ничего не скажет — только посмотрит. Ты когда-нибудь видела настоящий «взгляд Марри»?
— Думаю, что видела… когда тетя Рут вытянула меня из-под стола, — сказала Эмили печально.
— Нет… нет. То был взгляд Рут Даттон — яд, злоба и неумолимость. Терпеть не могу Рут Даттон. Она смеется над моей поэзией… хотя никогда ни одного моего стиха не слышала. Вдохновение никогда не сходит на меня, когда рядом Рут. Не знаю, откуда она взялась такая в нашей семье. Элизабет с причудами, но вполне здравомыслящая и справедливая, а Лора — святая. Но Рут с червоточиной. Что же до «взгляда Марри», ты сразу узнаешь его, когда увидишь. Марри славятся этим взглядом так же, как и своей гордостью. Мы чертовски странная семейка… но не было на свете более славных людей. Завтра я расскажу тебе о нас все.
Кузен Джимми сдержал обещание, когда тетки отправились на следующий день в церковь. На семейном совете было решено, что Эмили в это воскресенье с ними не пойдет.
— У нее нет подходящего платья, — сказала тетя Элизабет. — А к следующему воскресенью будет готово ее новое белое.
Эмили испытала некоторое разочарование. Ей всегда было интересно в церкви в тех редких случаях, когда ей доводилось туда попасть. В Мейвуде церковь находилась слишком далеко от их домика, и отец не мог посещать ее, но иногда брат Эллен Грин отвозил туда ее вместе с Эллен в своей повозке.
