Мария Прилежаева - Семиклассницы
Захар Петрович был очень доволен, и Тася была довольна, и весь класс.
После математики Тася так разошлась, что решила: еще раз отличиться. Она перелистала наспех учебник истории, чтоб убедиться в том, что ничего не забыла, и сказала Наташе:
— Ты подежурь здесь одна, а я сбегаю в учительскую. Попрошу историчку, чтобы спросила меня.
— Смотри, сорвешься, — предостерегла Наташа.
— Новости! Уж я знаю, так знаю. Зато папе будет о чем написать.
И на истории Тася не сорвалась. Все перемены она вытирала доску и учительский стол, подбирала разбросанные под партами бумажки, ни разу никого за это не выругала и довольна была вполне.
Вдруг в самую последнюю перемену дежурная из соседнего класса втащила огромную карту.
— Вешайте. Зинаида Рафаиловна прислала.
Тася ахнула и побледнела.
— Разве сегодня география?
Посмотрела в расписание: география.
— Все кончено. Я пропала.
Наташа повесила на стене устрашающих размеров карту без единого названия.
— Может, она тебя и не спросит.
— Как не спросит? Она предупредила, что будет спрашивать. У меня тройка. Обязательно вызовет. Что мне делать? Я по немой карте не могу отвечать.
— Ну, тогда беги скорее, попроси, чтобы Зинаида Рафаиловна не спрашивала. Скажи — расписание перепутала, недоразумение.
— Что ты, Наташа! Она скажет — никаких недоразумений!
— Ну, попроси, чтоб исключение сделала.
— Что ты! Она скажет — никаких исключений!
Тася села за парту. У нее опустилась нижняя губа и щеки запрыгали, и из голубых глаз выкатились слезы, похожие на дождевые капли.
— Если бы не папе писать! — проговорила она дрогнувшим голосом. — Что я теперь ему напишу? Под самый конец такое несчастье! И никто меня не спасет. И-и!
Наташа хмуро рассматривала карту. Карта была нема.
Наташа вспомнила третий пункт плана: «Всегда выручать подруг и жертвовать жизнью».
— Я тебя спасу, — сказала Наташа. Тася с надеждой и недоверием посмотрела на нее. — Зажмурься, — распорядилась Наташа. — Не разжмуривайся, пока не скажу.
Тася послушно закрыла глаза, а Наташа скрутила карту, отцепила с гвоздя и положила на самое дно шкафа, забросав сверху старыми газетами и тетрадями, которые там лежали.
— Теперь смотри. Понятно?
— Непонятно, — ответила Тася.
Наташа не успела объяснить. Зазвенел звонок, распахнулись обе половинки двери, в класс ворвались девочки.
— Спрашивать будет! — шумели они, пугая друг друга. — Везде по целому часу спрашивала.
Появилась Зинаида Рафаиловна. Она вошла в класс с тем сосредоточенным и немного скучным выражением лица, по которому девочки сразу угадали, что ничего увлекательного сегодня на уроке не предполагается, зато им предстоит по очереди водить указкой по карте, разыскивая истоки и устья рек и зоны тундр, степей, лесов и полупустынь.
Зинаида Рафаиловна сощурила близорукие глаза и наклонилась над журналом, а в Наташином сердце шевельнулась тревога.
«Таське сегодня на фронт писать, это не шутка; — мысленно убеждала себя Наташа, стараясь отогнать сомнения. — Подполковнику Добросклонову нельзя портить настроение. А Зинаиде Рафаиловне все равно, когда спрашивать — сегодня или завтра. Ей не надо готовиться, она без подготовки все знает».
Но как ни успокаивала себя Наташа, что-то беспокойно сверлило внутри. Маня первая заметила беспорядок:
— А карты нет.
— Дежурная, повесьте карту, — велела Зинаида Рафаиловна, все еще рассматривая журнал. — Поторопитесь, — сказала она и поставила точки против чьих-то фамилий.
Наташа почувствовала, что краска заливает ей щеки. Нельзя было ничем остановить этот горячий поток, обжигающий лицо.
— Карта пропала, — сказала Наташа, глядя не на учительницу, а на черную доску за ее спиной.
— То есть как? — удивилась Зинаида Рафаиловна. — Я видела, ее внесли в ваш класс.
— А потом она пропала, — повторила Наташа, не проявляя никакого интереса к этому странному происшествию.
— А вы где были?
— Я смотрела в окно и ничего не заметила.
Наташа сама уже понимала, что говорит глупость, и знала: пусть ее хоть на куски режут, все равно будет упрямо повторять эту глупость, потому что нет никакой возможности смотреть Зинаиде Рафаиловне в лицо и врать ей так, чтобы было похоже на правду. Наташа хотела бы провалиться сквозь пол, как в Большом театре проваливается Демон.
Зинаида Рафаиловна насмешливо щурилась.
— Странное событие произошло в вашем классе, — сказала она, закрывая журнал.
Тася шумно перевела дыхание. А Зинаида Рафаиловна, не вставая с места, уютно поставила локти на стол, оперлась подбородком на ладони и с тем знакомым веселым смешком в глазах, который всегда вызывал оживление в классе, сказала:
— Вот наконец вы достали билет. Вещи давно в чемодане. Поезд в Ташкент отправляется ночью. Вы едете сутки, вторые, третьи. За Оренбургом начинаются пески. Знаете ли вы, что такое среднеазиатские пески?
Тася аккуратно записала тему в тетрадку: «Климат Средней Азии».
Надменно раскачивая головой, идет через пески верблюд, в горячих берегах беснуется Сыр-Дарья, и солнце льет потоки света на белые вершины Тянь-Шаня — снег оседает, ползет, шумными ручьями сбегает вниз. Земля стонет от зноя и жадно пьет воду. Вода воюет с песками за жизнь земли.
«Нет, — подумала Наташа. — Надо было спасти Таську, но Белого медведя обманывать нельзя. Вообще надо как-нибудь спасать по-другому».
После звонка Зинаида Рафаиловна неторопливо уложила книги в портфель и, все так же насмешливо щурясь и как будто догадываясь о мучениях Наташи, сказала:
— Я задержусь в учительской. Может быть, вы вспомните, куда пропала карта.
Наташа усердно убиралась в классе.
— Что теперь делать? — спросила Тася, не чувствуя себя причастной к пропаже карты и даже слегка осуждая Наташу за ее легкомысленный поступок и жалея ее.
— Никого не касается, — ответила Наташа. — Я уж сама знаю, что делать.
— Когда все разошлись, она направилась в учительскую. Зинаида Рафаиловна сидела на диване рядом с Дарьей Леонидовной. Они словно только и дожидались ее появления.
— Я говорила, что она придет, — сказала Зинаида Рафаиловна.
XIII
Велено было явиться четверым, но за час до назначенного срока к подъезду госпиталя собралось уже десять человек, и время от времени подходил кто-нибудь еще.
— Скандал! — испугалась Наташа. — Притащится весь класс, как будто здесь пряники по карточкам объявили!
Больше всех волновалась Валя Кесарева. Когда в переулке с беспечным и сияющим лицом появилась Тася Добросклонова, Валя не смогла скрыть возмущения.
— Все, как на спектакль! — сказала она. — Я буду с ним заниматься. А вы зачем? Вам что здесь нужно?
Тася юркнула в толпу девочек.
Все видели, что Валя волнуется. Она то начинала рассуждать о совершенно посторонних вещах, то в одиночку шагала взад и вперед по тротуару. Валя хмурила узенькие сердитые брови и дула в кулак, чтобы согреть пальцы. «Здравствуйте, товарищ лейтенант, — много раз репетировала про себя Валя. — Наш преподаватель математики тоже был на фронте. Кажется, у него искусственная нога, но он замечательно преподает. Я могу с вами повторить всю программу до уравнений с одним неизвестным». Лейтенант скажет: «Пожалуйста, пожалуйста!», и тогда можно сразу начинать.
Валя знала, что как только начнет объяснять, кончится этот противный озноб, от которого даже коленки дрожат, будет приятно и интересно, потому что больше всего Валя любит объяснять. Валя давно уже решила, что ее призвание быть учительницей. Она только не определила еще, кто ее идеал. Ей хотелось походить не на одного какого-нибудь учителя, а сразу на многих — и на Белого медведя, и на Дарью Леонидовну, и на Захара Петровича. «Сегодня буду преподавать, как Захар Петрович», подумала Валя. Она отошла подальше, чтоб еще поупражняться, и даже немного прихромнула, как Захар Петрович, не замечая, что к порядочней кучке одноклассниц, которые толпились возле проходной будки, присоединились еще двое. Эти двое были Дима и его друг Федька Русанов. Они вынырнули из-за угла и, увидев девочек, приняли, как по команде, рассеянный вид. Федька распахнул пальто, чтоб ослеплять прохожих свитером, украшенным значками.
Наташа грозно спросила:
— Это еще что? Таська! Расхвасталась?
Тася с перепуганным лицом спряталась за Люду Григорьеву и оттуда виновато бормотала:
— Честное слово, не расхвасталась. Я только Димке велела вымыть посуду, потому что мне нужно в госпиталь торопиться. Да еще спросила, как объяснять, если меня заставят.
— Тебя заставят?! Эх ты! Болтушка!
Тася все пряталась за Люду и торопливо засовывала в валенки длинные трикотажные рейтузы, которые до самых пят свисали из-под платья. «Не хотела надевать рейтузы, — думала Тася. — И мороза никакого нет. Зачем я их надела?»
