Анатолий Алексин - Саша и Шура
Ребят притащила в комнату «женщина с растрепанными волосами». В это утро волосы ее были аккуратнейшим образом скручены в косу, но прозвище так за ней и осталось. Значит, это верно говорят, что первое впечатление — самое сильное.
«Женщина с растрепанными волосами» долго благодарила нас, называла хорошими ребятами, очень сознательными и добрыми — в общем, говорила такие вещи, которые мне почему-то всегда бывает стыдно слушать. Потом она взглянула на часы и извиняющимся голосом сказала:
— Андрею Никитичу, понимаете ли, спать нужно…
— Что я, дошкольник, что ли? Днем спать! — пытался заспорить Андрей Никитич.
Но женщина сердито тряхнула косой, и он сразу стал прощаться с нами:
— Приходите, ребята, почаще. И ты, Веник, приходи. В шахматы с тобой сыграем. В поезде-то не успели. И маме привет передай.
Веник был просто счастлив, что Андрей Никитич забыл все вагонные споры и так хорошо сказал о его маме. До самого берега наш солидный Веник бежал вприпрыжку.
На обратном пути Липучка опять пристала ко мне со стихами. А Веник стал еще горячее защищать меня: у него было хорошее настроение. Он сказал, что я в Москве «обобщу все свои впечатления» и напишу «цикл белогорских стихов». И еще он сказал, что в творчестве Пушкина был период болдинской осени, а в моем будет период белогорского лета. Эта мысль мне очень понравилась.
— Верно! Я все обобщу и пришлю из Москвы, — пообещал я Липучке.
Но, когда мы подплыли к Белогорску, настроение у Веника сразу испортилось: на берегу, возле нашего шалаша, стояла Ангелина Семеновна!
— Дрейфовать здесь, к берегу не подходить! — с капитанского мостика приказал Саша.
Веник безнадежно покачал головой:
— Вы не знаете мою маму. Она не уйдет отсюда до следующего утра. Она не простит мне этого побега!
Но Веник ошибся. С берега вдруг поплыли самые ласковые и нежные звуки.
— Веничка, милый мой мальчик! — кричала Ангелина Семеновна. — Оглядись по сторонам! Веник огляделся.
— Тебе не страшно? Ты не боишься?
— Боюсь… тебя! — крикнул Веник.
— Меня? Свою маму? Глупый ребенок! А воды… воды ты не боишься?
— Не боюсь!
— Честное пионерское?
— Честное пионерское!
— Значит, ты здоров? Совсем здоров?!
Нам ничто не грозило, и Саша приказал пришвартовываться.
Как только мы вылезли на берег, из шалаша с лаем выскочил, видно хорошо отоспавшийся и потому, как никогда, бодрый шпиц Берген.
— Милая собачка! — сказала Ангелина Семеновна. Она с нежностью гладила Бергена, словно благодарила его за то, что он оказался не бешеным, а самым нормальным псом.
Потом она стала так же нежно и даже еще нежнее гладить своего Веника. Она смотрела на него так, будто он долго-долго не был дома и вот только что, минуту назад, сошел с поезда или с парохода.
— Как ты загорел за эти месяцы! — говорила Ангелина Семеновна, прямо-таки с любопытством разглядывая сына. — Как у тебя мордочка округлилась!
— Мама, при чем тут Мордочка? — вдруг осмелев, сказал Веник. — Я же все-таки не шпиц Берген!
— Не сердись на маму. Ты очень хорошо выглядишь. И это, естественно, радует ее!
В самые трогательные минуты Ангелина Семеновна начинала говорить о себе в третьем лице. Я это еще в поезде заметил.
— Да, ты очень поправился. И как-то возмужал, окреп! И Саша тоже… — Ангелина Семеновна впервые ласково взглянула на меня. — В Москве вас просто не узнают!
А мне вдруг стало грустно. Слова Ангелины Семеновны напоминали мне о том, что дни стали уже заметно короче, что лето подходит к концу и что скоро мне придется прощаться с Сашей, с дедушкой, с Липучкой… И с этим плотом, качающимся на легких речных волнах, и с этим зеленым холмом… Я вдруг наклонился и поцеловал Бергена в мокрый шершавый нос.
ДВА ПИСЬМА
"Здравствуй, Шура!
Только что я вернулся из школы. Сдавал переэкзаменовку. В классе проверять работы не полагается, но я упросил Нину Петровну. И она проверила. Ясное дело, есть ошибки. Но мало, И Нина Петровна поставила мне четверку.
Мне бы не видать этой четверки, как ушей своих, если бы не ты, Шура.
Спасибо тебе! Приезжай в будущем году обязательно. Построим новый плот и уйдем в далекое плавание. Понятно?
Саша".
"Дорогой Саша!
Мне стыдно писать это письмо. Но я все должен рассказать тебе. Всю правду!
У меня ведь тоже была переэкзаменовка по русскому языку. Только я постеснялся сказать об этом. Ты вот не постеснялся, а я постеснялся…
И еще я про стихи наврал. Мало ли на свете Сашек Петровых! Вот какой-то из них и пишет стихи, а вовсе не я. Да ведь я теперь и не Саша вовсе, а Шура.
Дома меня тоже так будут называть, потому что мама вдруг открыла, что я приехал из Белогорска «совсем другим человеком». Не очень-то понимаю, что она этим хочет сказать…
Сегодня я сдавал переэкзаменовку. Получил всего тройку.
А ты четверку! Но ничего! Ведь часто так пишут: «Ученик превзошел своего учителя!..»
***
История эта случилась три года назад. Я сразу хотел записать ее. Но не решился: боялся насажать много ошибок. А сейчас вот записал.
