Нина Грёнтведт - Первый поцелуй
— Как дела, Ода-Щепка, чуть получше? — говорит папа, и я поднимаю взгляд.
Передо мной стоят папа и Эрленд, вид у них добрый и вопрошающий.
— Да, — говорю я, потому что чувствую себя немного лучше.
Папа ставит поднос с мороженым, блюдца, ложки, чашки и чайник на столик в гостиной передо мной. Эрленд держит в одной руке плошку, полную цветных конфеток, и плошку с арахисом в другой.
— Хватит тебя на мороженое? — спрашивает папа.
— Да, наверно, — отвечаю я и сажусь на диване, чтобы им тоже хватило места, но я все еще кутаюсь в плед, чтобы они понимали, что я еще НЕ СОВСЕМ поправилась.
Папа и Эрленд включают телевизор, папа кладет мороженое во все блюдца, а Эрленд сыплет МАССУ конфет себе в мороженое.
— Хватит, Эрле, — говорит папа, забирает у нее плошку с конфетами и протягивает мне.
Потом он наливает чай мне и себе в чашки. В чашке у Эрленда уже налит сок. (Она не любит чай, но любит все равно пить сок из чашки, как будто тоже пьет чай.) И по телевизору начинается фильм.
— Да-а-а-а-а-а-а! Пиваты Кавибского мовя! — кричит Эрленд с набитым ртом и сильно дрыгает ногами — как всегда, когда она страшно рада.
И у нас получается отличный вечер пятницы, мы вместе — папа, Эрле и я, у нас мороженое и чай и «Пираты Карибского моря». И весь остаток вечера у меня получается не думать о том, что случилось в лесу.
Пока не звонит мама, когда я собираюсь ложиться. Сначала она говорит с папой, потом со мной. Папа протягивает мне телефон.
— Привет, Одадоченькамоя, — говорит мама, и тут я начинаю реветь!
Понятия не имею, почему я — реву, и я не реву в голос, только немного, только слезы текут… потому что я вдруг замечаю, что очень, очень, очень скучаю по маме.
— Привет, — говорю я в трубку и всхлипываю.
— Ну-у-у-у-у, малы-ы-ышка, — говорит мама самым лучшим на свете маминым голосом. — Ты не совсем здорова?
— Да, — говорю я таким слабым голосом и снова чувствую себя очень больной.
— Но тебе же хорошо с папой и Эрле? — спрашивает мама.
— Да, — отвечаю я, потому что это правда.
А мама рассказывает, что она делает у Рагны, что им очень хорошо и они болтают без остановки с тех пор, как Рагна встретила маму в аэропорту.
— Ты когда вернешься? — спрашиваю я маму, хотя я знаю, что она вернется в воскресенье вечером.
И мама говорит, что вернется в воскресенье вечером. Потом мы говорим друг другу «спокойной ночи» и «пока», а потом мама говорит с Эрлендом и снова с папой.
Я уже лежу в кровати, но мне не заснуть. Я просто лежу всю ночь и всё думаю и думаю о событии в лесу, или просто о Событии, как я его теперь называю.
Болею
Когда папа входит и будит меня утром в субботу и говорит, что завтрак ждет, я лежу в кровати, проспав едва ли минуту за всю ночь. Из-за События. Поэтому совершенно неудивительно, что я чудовищно не выспалась и не могу встать. Хотя уже больше половины девятого. Меня все еще тошнит, я чувствую слабость и жар, и даже голова у меня немного болит, и живот. Папа говорит, что мне стоит остаться сегодня в кровати. Может, у меня небольшая температура. А я согласна. Тут звонит мама, хочет поговорить со мной и узнать, как дела, она спрашивает, носила ли я куртку и шапку.
— Да, — говорю я.
— Весенний воздух опасен, знаешь ли, — говорит мама. — Нам кажется, что тепло, потому что светит солнце, но воздух весной обманчив.
— Я знаю, мама, — говорю я, потому что я уже тысячу раз слышала это ее правило.
Но мама продолжает выговаривать свое правило об опасном воздухе, что он холоднее, чем кажется, и — бах — ты уже простудился, получил воспаление легких, ушей, температуру и еще что-нибудь похуже.
Я не могу встать. Я лежу в кровати, поэтому папа с Эрлендом завтракают вдвоем. Потом Эрленд идет поиграть с этим Петером Снизу, новым соседским мальчиком. Папа несколько раз заходит в мою комнату с едой и питьем, бутербродами с печеночным паштетом, печеньем с коричневым сыром, чаем и какао. Вообще-то очень здорово болеть. Поэтому я лежу в кровати под теплым толстым одеялом весь день, читаю журналы, рисую, слушаю музыку, а еще аудиокнигу. Папа загрузил ее для меня и записал на mp3-плеер. «12 вещей, которые нужно сделать до конца света» — называется аудиокнига. Я еще не так много слушала, но уже жутко интересно.
Но время от времени или даже довольно часто я вспоминаю о Событии. Я думаю о мальчике в лесу, который вдруг оказался за моей спиной и сложил ГУБЫ ТРУБОЧКОЙ для меня. И который видел и слышал ВСЁ… Я чувствую, что меня снова тошнит…
Днем, когда я уже много, МНОГО раз вспомнила Событие, меня больше не тошнит. Меня все меньше тошнит каждый раз, когда я об этом думаю. На нем была кепка, и из-под нее торчали темно-коричневые (кажется) волосы. Он был чуть младше меня? По-моему, я немного выше. А волосы, они были немного длинные, чуть вьющиеся или волнистые? А глаза?
Они были голубыми? Или карими? Или зелеными? Не помню. Не знаю. Все случилось так быстро. Но да, он был небольшого роста. И очень нахальным. Подкрадываться так к людям! Это же вообще наглость!
Вечером я чувствую себя гораздо лучше. И папа так же говорит, когда заходит в комнату, чтобы меня проведать. Он говорит, что я уже намного лучше выгляжу и что завтра я точно буду совершенно здорова. «Может быть», — отвечаю я на это.
Вот, кстати, некоторые рисунки, которые я сделала сегодня в кровати. (Не суди меня, иногда так трудно придумать, что рисовать!)
Когда Эрленд идет ложиться, она останавливается в дверях между нашими комнатами и таращится на меня. И я разрешаю ей на меня глазеть. И хотя я пролежала в кровати весь день, я засыпаю даже не заметив.
Утро воскресенья
В воскресенье утром я просыпаюсь оттого, что папа стоит у моей кровати.
— Доброе утро, Щепка, — говорит он.
— М-м, — говорю я, поворачиваюсь к стене и хочу еще поспать.
— Уже полдевятого, спустишься к завтраку с нами? — спрашивает папа.
— М-м-м-м, — отвечаю я.
— Как ты себя чувствуешь? — спрашивает папа. — Можно пощупать твой лоб?
И он щупает лоб.
— Ты сегодня лучше, — говорит он. — Спустишься позавтракать с нами?
— А-а-а-а, сегодня воскресенье, — бормочу я с подушки, — я хочу еще спа-а-а-ать…
— Ах ты подросточек, — говорит папа весело.
Я слышу, как он выходит из комнаты (и оставляет дверь открытой) и спускается по лестнице.
Свежие булочки! Я слышу запах даже здесь. И тут я понимаю, как я зверски проголодалась. В животе бурчит.
Я встаю. Натягиваю на себя одежду и бегу вниз по лестнице на кухню.
— Надо же, смотрите, Щепка! — говорит папа и улыбается. — Привет-привет!
Папа, кстати, ОЧЕНЬ вредный. Не помню, кажется, я раньше не писала, но он называет меня Щепкой. ЩЕПКОЙ!!! Будто я маленькая щепка от доски. Он всегда так меня называл. Понятия не имею почему. Кроме того времени, когда я была совсем крошечной, когда была маленькой. (Но ведь ВСЕ такими были?!!) А Эрленд он называет Мини-Щепкой, поскольку она еще меньше меня. Вообще-то ничего, что он нас так называет. Так было всю нашу жизнь, и это трудно изменить. Я сама знаю, как трудно начать называть Эрленда Эрле Я пытаюсь все время — честное слово! (Точнее, я постараюсь с сегодняшнего дня.)
— Привет! — говорю я. Я иду к столу и сажусь, беру булочку.
— Где Эрленд? — спрашиваю я.
Папа смотрит на меня, подняв одну бровь, как обычно.
— То есть Эрле, — поправляюсь я.
— Эрле на улице играет с соседским мальчиком, — говорит папа.
— С этим Петером Снизу, как она его называет? С которым она вчера играла? — спрашиваю я и мажу паштет на обе половинки булочки.
— Да, — отвечает папа.
— А почему, кстати, она называет его Петер Снизу? Зеленый дом же не снизу, он сбоку от нашего?
— Кажется, было что-то о том, что лучший друг Петера там, где они раньше жили, жил над ними и они называли друг друга Кто-то Там Сверху и Петер Снизу. А теперь Эрле и Петер стали лучшими друзьями и называют друг друга Эрле Сверху и Петер Снизу, — говорит папа с улыбкой.
— Что? Они уже лучшие друзья? — спрашиваю я в шоке.
— Они так говорят, да, — отвечает папа.
— Они же только вчера познакомились! — говорю я и откусываю большой кусок от булочки.
Мы сидим едим, и вдруг мне в голову приходит мысль.
— Папа, — говорю я.
— Да? — отзывается папа.
— А какая у Петера фамилия? — спрашиваю я.
— Понятия не имею, — отвечает папа.
— А вдруг у него фамилия Дэн? Петер Пэн? — говорю я.
— Да, забавно, — отвечает папа.
