Александр Граевский - Поиски знаменитостей
— Давно у нас эта скрипка, с прадеда еще. Отец рассказывал, что привез эту скрипку итальянец один. Он с Наполеоном в Россию шел, да в плен попал. Не знаю уж как, но забрал его Кудымов, заводчик здешний, к себе, детей музыке обучать. А у Кудымовых в Сосновом с незапамятных времен дачи были. Каждое лето итальянец здесь жил, тут с прадедом и познакомился…
Притихли ребята. Давним временем пахнуло от этого рассказа, таким давним, что даже дух захватило. История, которую оба знали только по учебникам, становилась осязаемой, наполненной живыми людьми.
Помолчав с минуту, тетя Маня глубоко вздохнула.
— Худая судьба у того итальянца была, сказывают. Полюбил он дочку кудымовскую, да и она его тоже. Как узнал об этом хозяин, дочь сразу за границу отправил и замуж выдал. А итальянца сюда, в Сосновый, прислал — сторожем. Тут он в первую же зиму и помер. А скрипку перед смертью прадеду передал. Они дружили крепко, прадед слушать любил, как он на скрипке играет. И еще сказывают, что итальянец этот плакал, все прадеда просил после смерти его отправить скрипку в Италию. На родине-то, видишь, он знаменит, дескать, был своей игрой…
Тетя Маня снова вздохнула.
— Не удалось прадеду эту просьбу выполнить. Да где там, — она махнула рукой. — Неграмотные ведь были, толком и не знали, где Италия эта…
Замолчала тетя Маня, молчали и ребята. Однотонный шум самовара еще больше подчеркивал тишину.
Нарушил молчание Шурка. На этот раз он говорил не так смело, как вначале.
— Но ведь она у тебя все равно без дела, тетя Маня. Пользы от нее никакой нет.
Тетя Маня откликнулась сразу.
— Вот то-то и оно, что лежит без дела. Сама об этом думаю. Если бы в хорошие руки, не жалко и отдать. Не для забавы чтобы, а для серьезного занятия. — При этом она внимательно посмотрела на Вальку.
Вальке стыдно было сказать, что его очень заинтересовала эта скрипка, что ему очень хочется ее получить. Он молчал и не решался даже взглянуть на тетю Маню.
А она вдруг вскочила, засуетилась, захлопотала. Самовар занял почетное место на медном, до блеска начищенном подносе. Быстро появились на столе чашки, несколько красивых вазочек с разным вареньем, большой ворох баранок. Тетя Маня угощала ребят старательно, не успокоил ась, пока не выпили по две чашки.
Когда чаепитие кончилось, она вскользь бросила:
— Сейчас я ее принесу. А вы отдыхайте пока. Потным-то нельзя будет идти, простудитесь еще.
Минут через пять она вновь появилась на кухне с большим, изрядно потертым футляром. Бережно обтерев его, она поманила Вальку пальцем.
— На, коли талант у тебя есть, учись. Нельзя такой вещи без пользы пропадать. Не такая у ней судьба должна быть.
Валька попытался пробормотать что-то о том, что у него никакого таланта нет, но тетя Маня не стала его слушать, захлопотала, засуетилась, стала собирать ребят.
Вскоре они опять шли по знакомой лесной дороге. Стало темно, над горизонтом ярко и чисто светилась звезда. Казалось, что в тонком, хрупком небосводе кто-то проделал аккуратную дырку в другой, солнечный и светлый мир. Валька шагал в ногу с нагруженным свертками Шуркой (не отпустила тетя Маня без гостинцев) и не чувствовал тяжести футляра со скрипкой. Ему хотелось скорей попасть домой и играть, играть, играть… Он даже забыл в этот момент, что играть на скрипке не умеет.
* * *На улице темно. Из-за плотных штор, которыми занавешены окна, едва пробивается слабый свет. На фоне освещенных прямоугольников окон изредка мелькают силуэты прохожих. Улица тихая, малолюдная, — никто не мешает Вальке, стоящему против этого заветного дома. Вот уже третий раз приходит он сюда, подолгу стоит, прислонившись к старой липе, широко раскинувшей свои черные ветви, переплетающиеся причудливым и мрачным кружевом.
Две недели прошло с тех пор, как ездил он с Шуркой в Сосновый. На другой же день пошел к Фишеру, но незнакомая женщина, открывшая дверь, сказала, что он болен. В довершение всего и скрипка оказалась совсем не такой, какую хотелось иметь Вальке. Она была большая, облезлая, грубоватая, лак уцелел лишь в двух местах. Ни струн, ни смычка не было. Валька с тоской вспоминал скрипки, которые видел а магазине, — маленькие, изящные, поблескивающие лаком.
Вот такую бы ему! А с этой старой дрянью и показываться к Фишеру неудобно. Пойти и справиться, узнать, не выздоровел ли Фишер, Валька не решался.
Ему казалось, что если удастся поговорить с Марой, то сразу все станет на место, начнутся, наконец, долгожданные занятия с Фишером. Ведь в прошлый раз они так хорошо поговорили с этой девочкой, в глазах у которой нет-нет да и мелькали веселые искорки.
Она, правда, музыкой не увлекается, но и над Валькой не смеялась…
И вдруг Валька скорей почувствовал, чем увидел, что дверь домика открылась. Кто-то вышел, вот мелькнул силуэт на фоне одного окна, другого… Валька вытянул шею, стремясь разглядеть, кто это. И когда фигурка мелькнула в прямоугольнике третьего окна, он уже твердо знал — Мара.
Не очень задумываясь о последствиях, Валька бросился бегом догонять ее. На звук шагов она обернулась, посмотрела сначала удивленно, но, узнав Вальку, улыбнулась. Вальке даже показалось на мгновенье, что она обрадовалась. Однако девочка не спешила с вопросами, а тяжело дышавший Валька тоже поначалу растерялся, не знал, что сказать.
— Здравствуйте, как здоровье дедушки? — выпалил он, наконец, одним духом.
Девочка пожала одним плечом и пренебрежительно бросила:
— Спасибо, ничего.
Помолчали. Валька чувствовал, что он глупеет с каждой минутой.
— Вы куда собрались, в баню? — спросил он, наконец, заметив знакомый чемоданчик. И сразу сообразил, что сказал глупость.
Девочка презрительно фыркнула, вздернула головой. Бант, как и в прошлый раз, вылез из-под воротника пальто.
— Глупости какие, — сказала она. И, смерив Вальку прищуренным взглядом, добавила: — Музыкант.
После этого она повернулась и пошла. Валька остался стоять как столб.
В первый момент он обиделся, но обида только мелькнула, не задержалась. В следующее мгновенье ему захотелось догнать Мару и сказать, что все это зря. Но он не сделал этого, хотя и подался вперед.
А Мара вдруг повернулась, подошла и сердито, глядя в Валькину переносицу, сказала:
— Дедушка поправился. Он спрашивал… — она запнулась, — о вас. Приходите завтра к нему. А с чемоданом и на тренировки ходят.
И, не добавив ничего, девочка вновь резко повернулась и пошла. Бант расправился и крылья его горделиво подпрыгивали в такт быстрым шагам.
* * *Со смешанным чувством дергал на другой день Валька знакомую ручку звонка. Он волновался, как и тогда, когда шел сюда в первый раз. Но сегодня к этому волнению примешивалось желание увидеть Мару. Ему казалось, что если он увидит ее, то исчезнет неприятный осадок, оставшийся после вчерашнего вечера. Нечего сказать, отличился! Нашел тему для разговора. И странное дело, если бы Мара приняла его слова за шутку, рассмеялась, Валька, наверно, даже и не подумал бы, что поступил невежливо. А сейчас ему казалось, что он сделал глупость, да еще и непоправимую. Вспоминать о вчерашнем разговоре было мучительно стыдно. За дверью послышались шаги. Валька весь замер. Вот сейчас покажется Мара.
Но показалась не Мара, а та самая женщина, которая две недели назад сказала, что Фишер болен. Она посторонилась, давая Вальке пройти в коридор, затем долго возилась с запором.
Шагнув в коридор, Валька остановился, перевел дух. Он испытывал большое облегчение от того, что встретила его не девочка, а вот эта незнакомая женщина, которая, конечно, ничего о вчерашнем разговоре не знает.
— Проходи, мальчик, — сказала женщина, закрыв, наконец, дверь.
Валька вздрогнул. В комнату он вошел с легким звоном в ушах, казалось, что вот-вот закружится голова.
Фишер появился так же, как и в первый раз, — неожиданно и бесшумно. Вслед за ним вошел в комнату тот самый парень, которого Валька уже видел однажды, когда он прощался с Фишером. Сейчас он был весел, улыбался. Рядом с ним Фишер казался совсем маленьким и совсем старым. Болезнь не оставила заметных следов на его лице, только больше стали мешки под глазами, да еще резче выдавался подбородок.
— Ну-с, явились, юноша, — произнес он в ответ на робкое Валькино приветствие. — Прелестно. Давайте попытаемся выяснить отношения. Насколько я понимаю, вы хотите наняться ко мне в ученики.
Не совсем обычная формулировка смутила Вальку. Он только молча кивнул головой.
— Прелестно, — повторил Фишер, усаживаясь на стул и указывая Вальке рукой, чтоб тот тоже сел. Парень остался стоять, не переставая улыбаться. Его, должно быть, все происходящее очень забавляло.
— Но позвольте узнать, — Фишер высоко поднял бровь, — с чего бы это я должен с вами маяться на старости лет? Слуга покорный, — не вставая, он сделал небрежный полупоклон.
