Екатерина Неволина - Простая магия любви
Когда улица, наконец, опустела, Аня выскочила из своего убежища и решительно зашагала в конец деревни. Не стоит списывать со счетов бабу Фаю так рано. Она еще может пригодиться – и мудрым советом, и умением.
Баба Фая встретила Аню, словно ждала ее, и, не спрашивая ни о чем, пригласила в дом и тут же налила полную чашку отвара:
– Попей, голуба, успокойся, за работу надо спокойной приниматься.
– А откуда вы столько про меня знаете? – спросила девушка, делая большой глоток крепкого горьковатого отвара – на этот раз немного иного, чем предыдущий.
– Эх, милая, уж сколько я молодок на своем веку повидала. Какие у вас беды неминучие? Милок на другую смотрит. А тебя еще Сила покоя лишает. Так и бурлит внутри, просит выхода. Вот ты и неспокойная.
– Вы поможете мне? – Аня и так чувствовала, что поможет, и постепенно успокаивалась.
– Помогу, как же не помочь. Приворожить свою зазнобу пыталась? – произнесла баба Фая суровым скрипучим голосом.
Раньше слово «зазноба» вызвало бы у Ани веселый смех, а сейчас она только сглотнула и согласно кивнула.
– Та-ак. Не подействовало. Вижу, не обошлось тут без разлучницы. Видать, приворожила она твоего суженого, вот на него другие заклятья и не действуют. Надо опреждь их разлучить, в разные стороны развести, морок да болезнь на нее навести.
Старуха бормотала это, словно заклинание, у нее даже выходило в рифму, и Аня почувствовала себя неуютно.
– Научу я тебя, как с соперницей разделаться. Только сделаешь все сама, своими руками. Сил у меня прежних уж нет, да и тебе самой учиться надо. Поняла, голуба?
– Что сделаю?..
Аня отодвинулась на дальний край стула.
– Порчу, что же еще, – ответила жестко старуха, глядя ей прямо в глаза. – Можно в церкву пойти, свечку за упокой разлучницы поставить да слова верные произнести, я тебе скажу, какие. Можно землей кладбищенской проклятие наложить. Можно наговоренной булавкой уколоть да хорошо бы потом булавку ту к вещам ее пристегнуть.
Аня слушала и не верила, что все это происходит именно с ней и она сейчас слушает советы, как погубить Таньку.
Перед глазами на миг предстала залитая солнечным светом река, и высокие камыши, и мелькающая меж ними фигура подружки.
...Жаль, что теперь они столкнулись на узкой дорожке.
– А может, просто поссорить их? Зачем так сразу порчу? – предположила Аня.
Старуха презрительно посмотрела на нее.
– Что ж ты, голуба, в черное нарядилась, в колдовство играешься, а сама боишься всего, ничего до конца довести не можешь?
Ане стало досадно. И впрямь, с чего она думает о Таньке. Та наверняка не стала бы о ней так беспокоиться.
– Ты, милая, если уж решилась по дорожке идти, не сворачивай в сторону. Поздно уж, – прошамкала баба Фая. – Коль привораживала голубчика, волю его сломать пыталась – и до проклятия недалеко. Что так, что по-другому – в нашем деле важен лишь результат. Так что совесть свою в узелок завяжи и в саду закопай.
– А как же Бог, заповеди всякие? – спросила Аня. Не то чтобы она верила в Бога, но крестик у нее был, обычно она надевала его, когда заболевала или ей очень требовалась помощь.
– Так с Его попустительства и делаем! – хихикнула старуха. – Всякая вещь две стороны имеет. Вот пойди-ка сюда, – она встала и поманила девушку пальцем.
Последовав за бабой Фаей в темный угол избы, Аня с удивлением разглядела там икону – темную, почти слепую. Она раньше и не замечала ее, а еще думала, что иконы ставят в самый светлый угол избы – как им на истории рассказывали.
– Не думала, что у вас висит Богородица, – сказала девушка равнодушно.
Ну висит и висит – а к чему все это?
– Погодь, милая, – ухмыльнулась баба Фая и, взяв икону в руки, перевернула ее.
На обратной стороне старой, потемневшей деревяшки, на которой была написана икона, оказались выцарапаны какие-то фигурки – похожие на человеческие, только с двумя черточками-рожками на шарике-голове. Они подпрыгивали, кувыркались, некоторые из них отплясывали хороводом с женскими фигурками без рожек на головах.
– Что это? – прошептала Аня внезапно севшим голосом.
– Бесенята пляшут, – спокойно пояснила бабка. – Я ж толкую тебе о двух сторонах вещей.
«Уходить. Немедленно уходить! – в панике подумала Аня. – Старуха мало того, что сбрендила, она наверняка опасна!»
– И не думай, будто сама чистенькая! – крикнула вдруг баба Фая, и ее лицо исказилось злобной гримасой. – Думаешь, что можешь немного побаловаться, в колдовство поиграться, а потом назад? Ну уж нет!
Девушка попятилась, а лицо старухи вдруг изменилось, словно с него водой смыли злость.
– Ты не бойся меня, милая, одним миром мазаны, – продолжила она ласково. – Баба Фая тебя научит, как лучше все сделать. Я тебя в обиду не дам. Бедненькая моя, горемычная!
Аня и сама не понимала, что с ней происходит – настроение менялось, как погода весной. Слова старухи действовали на нее самым странным образом: то она злилась, то боялась, теперь вот чуть не разрыдалась от жалости к себе.
– Все будет, милая, хорошо, все по-нашему, – пришептывала бабка, гладя девушку по голове.
Вскоре Аня, уже совсем успокоенная, слушала ее речи.
– Запоминай слова, – говорила баба Фая. – Правильное Слово обладает Силой. Слушай и запоминай. – И она быстро забормотала, прикрыв глаза морщинистыми потемневшими веками: – Стану, не благословясь, пойду, не перекрестясь, из избы не дверьми, из двора не воротами, собачьими дырами, тараканьими тропами...
Этот ритм и созвучие произносимых слов создавали свою особую музыку, казались плотными, как камни.
В доме пахло сыростью и сухими травами, иногда поскрипывал вдруг сам по себе старый, весь в щелях, рассохшийся пол, будто тихо жаловался на что-то. Это дополняло картину, делая мир, как никогда, выпуклым и настоящим.
«Это по-настоящему. Это уже не игрушки!» – вдруг подумалось Ане, но как-то отстраненно, словно все, что происходило, случилось не с ней, а с кем-то другим, совершенно посторонним, а она лишь наблюдала за всем со стороны так, как бывает это во сне.
– Вот это тебе. Возьми, пригодится, – сказала бабка, протягивая грязную тряпицу.
– Что там? – тихо спросила девушка.
– Земля. Ну и всякое, что еще в этом деле требуется...
Глава 10
Последний рубеж
Серебрилась под ярким солнцем покрытая мелкой рябью гладь озера. Качались на легком ветерке камыши, на одном из них, самом высоком, сидела огромная стрекоза с прозрачными светло-голубыми крыльями. Огромные фасетчатые глаза без любопытства смотрели на мир.
Плеснула волна, лизнув берег, весело защебетали в густой листве деревьев невидимые снизу птицы. Все вокруг наполняла спокойная, неброская, но от того еще более полная радость.
Аня стояла и смотрела на все это, наслаждаясь каждой минутой.
Но вдруг девушка ясно почувствовала, что за ней кто-то стоит. Медленно, словно минуты растянулись, как жвачка, она оглянулась.
За спиной была улыбающаяся Танька.
– Привет! Это тебе! – сказала она, протянув Ане куклу.
Аня знала эту куклу. Это была самая лучшая и любимая Танькина кукла – очень красивая мулатка с длинными волосами цвета выгоревшей на солнце пшеницы и застенчивыми зелеными глазами под полуопущенными длиннющими ресницами. Она казалась живой.
– Это мне? – удивилась Аня, не решаясь протянуть за подарком руку.
– Конечно, тебе! Я так рада, что ты приехала, – ответила подруга. – Ну бери же, и давай играть. Чур, здесь мой дом!
– А во что мы будем играть? – спросила Аня, принимая куклу.
– Как это во что? Во что и всегда! В озерных принцесс. Наш отец – водяной царь – построил для нас этот замечательный дворец...
Что-то во всем этом чувствовалось не то. Что-то странное, едва уловимое. Может, этот едва различимый гул?
На дороге, ведущей к озеру, столбом поднималась пыль.
Присмотревшись, Аня увидела, что по ней на всей скорости несется мотоцикл.
Поравнявшись с ними, мотоцикл резко затормозил и остановился. Теперь Аня смогла разглядеть, что это новенькая «Хонда». На водителе был глухой черный шлем, но девушке не нужно было видеть лицо, чтобы знать, кто это.
Она резко повернулась к Таньке, которая смотрела на нее, все так же улыбаясь.
– Я не буду с тобой играть. И вообще, я тебя ненавижу и проклинаю! Умри! – крикнула Аня, вытянув в сторону подруги палец так, как делала это ведьма.
Тонкий луч темного света сорвался с ее руки и ударил Таню в грудь. Та вскрикнула, упала на колени. Волосы свесились на ее лицо, и Аня поспешила отвернуться, вовсе не желая видеть наполненные болью глаза.
Оставив за спиной умирающую среди перешептывающихся сплетников-камышей бывшую подругу, девушка шагнула к дороге, к Лешке.
Он медленно расстегнул застежку шлема и стянул его с головы.
А под шлемом было морщинистое лицо бабы Фаи!
– Попалась, голуба! – с торжеством взвизгнула старуха. – Что, не осталась чистенькой! Говорила же я, что мы с тобой одного поля ягодки! Сила-то моя у тебя! Никуда теперь не денешься!
