Елизавета Драбкина - Баллада о большевистском подполье
II съезд партии был созван. Он состоялся в 1903 году. На нем была создана большевистская партия.
Партия рождалась в тяжелых муках, в боях, в идейной борьбе. Во время II съезда произошло несколько отколов и расколов.
Большинство съезда было с Лениным. «Душой съезда являлся Ульянов, — сообщали Лопухину его осведомители. — Он выработал порядок занятий съезда, новый устав партии и вообще имел решающее влияние в принимавшихся резолюциях».
Те, кто остались на съезде в меньшинстве, отныне стали называться меньшевиками, а «твердые искровцы» — большевиками.
В сонете, обращенном к Ленину, Г. М. Кржижановский писал:
Теснят мне грудь воспоминанья,
Потерь тяжелых — трудно счесть.
Но юность не страшат страданья,
Когда в них смысл глубокий есть.
Заводов молодежь воспряла,
Как мысль ее рвалася ввысь!
Своей отвагой нас пленяла,
В борьбе мы тесно с ней сплелись.
Страна родная! Как сравняться
С тобой по доблести другой,
Когда тобою мог рождаться
В такой страде героев строй
Великой партии устав
Рожден у питерских застав.
На другой день после закрытия II съезда партии делегаты съезда — большевики пошли вместе с Лениным и Плехановым на Хайгетское кладбище, чтобы возложить цветы на могилу Карла Маркса.
Долго стояли они у могилы. Настроение было взволнованное, сосредоточенное. Все испытывали чувство, которое прекрасно выразил В. Н. Соколов:
«И вот он — перевал! Тягость блужданий и переходов исчезла. Им нет места даже в тайниках памяти. Вольные ветры сдувают последнюю дорожную пыль. Открывается огромный, иной, неведомый мир…»
В ближайшие же дни почти все, кто там присутствовал, уехали в Россию.
Глава третья
За рабочее дело
Второй съезд партии собрался, когда вся обстановка в стране свидетельствовала о близости решающей схватки.
Только что по России прокатилась волна крупнейших стачек и демонстраций. Рабочий класс с поразительной быстротой переходил от экономической борьбы к политическим демонстрациям, от демонстраций — к революционному взрыву.
«Чувствуется, что мы накануне баррикад…» — писал Ленин.
Письма, приходившие в Женеву из России, рассказывали в один голос о том, как изменилась жизнь рабочих кружков. Рабочих уже не удовлетворяло изучение брошюр «О штрафах» или «О формах заработной платы», — не тем была занята голова. На занятиях кружков и на собраниях, которые становились все чаще и многолюднее, раздавались горячие речи о рабочем движении, о социализме, слышались насмешки и ругательства по адресу правительства. Это настроение охватывало всех — и стариков, и молодежь.
— Теперь нам мало того, чтоб нас учили, как начать, — говорили рабочие. — Нам надо знать и как жить, и как умереть. Теперь нам уже не кружки нужны, даже не книжки. Теперь просто учи, как в бой идти, как в бою воевать…
Революция, как никогда, нуждалась в людях, которые встали бы впереди масс, чтоб указывать им дорогу.
Этими людьми были большевики.
С присущим им бесстрашием они устремились туда, где должен был разгореться бой. Одни бежали для этого из ссылки, другие нелегально перебирались через границу. Они были на улицах Петербурга в трагический день 9 Января 1905 года, помогали восставшему броненосцу «Потемкин», дрались на баррикадах Москвы во время Декабрьского вооруженного восстания. Мы видим их в рядах рабочих и матросов в дни революционных потрясений. Они сражаются во время восстаний в Севастополе, Свеаборге и Кронштадте. Вместе с массами они ведут бои за свободу, вместе с ними истекают кровью и гибнут в дни поражений, вместе с ними одерживают победы.
Партия была невелика. Но она была сильна своей сплоченностью. Она была вооружена ясной ленинской мыслью. Она опиралась на широчайшие массы трудящихся, полные революционной энергии.
И в этом был источник ее неиссякаемой силы.
2Итак, снова Россия, снова подполье, снова явки, пароли, паспорта, тайные типографии, нелегальные собрания. Все такое знакомое, трудное и желанное…
К девяти надо встретиться с товарищем с завода Розенкранца. Пришлось на конке, а больше на своих на двоих отмахать на Выборгскую сторону. Не зря кто-то пошутил, что революционеру прежде всего надо иметь хорошие ноги, а голова — «дело второстепенное».
Товарищ с Розенкранца принес прокламацию, врученную ему «Максом». Эту прокламацию надо прочесть, отредактировать и в двенадцать часов дня передать в Публичной библиотеке девушке, которая будет сидеть за третьим столом слева у самого окна. У девушки синие глаза, она будет читать «Историю цивилизации в Англии». На спинке стула рядом с нею будет висеть белый шарфик. Надо сесть на этот стул и сказать: «Что-то жарко». На это девушка с синими глазами пододвинет раскрытую книгу. В эту книгу и надо засунуть прокламацию.
После этого можно будет где-нибудь перекусить. На обед денег не хватит. Придется пойти в студенческую столовку, где вместе со стаканом кофе можно съесть сколько угодно хлеба.
В три часа на Мытнинской улице заседание комитета. Опять и опять вопрос о раскольнических действиях меньшевиков. Они не подчиняются партийной дисциплине, срывают решения съезда партии, расшатывают партийную организацию, вносят разложение во всю работу партии. Чтоб положить этому конец, решено поручить членам комитета сделать доклады во всех существующих партийных кружках и группах.
С заседания комитета, переменив две конки и даже раскошелившись на извозчика, чтоб наверняка не привести с собой «хвостов», — на Забалканский проспект, где назначено свидание с «Михаилом». Он только что приехал из Женевы от Ильича. Как всегда, масса вопросов, все дьявольски интересно…
Но где же сегодня провести ночь?
На вокзале? Там полным-полно шпиков.
Снять номер в гостинице? Но придется дать в прописку паспорт, а он всем бы хорош, только вместо печати к нему приложен медный пятак с затертыми хлебным мякишем буквами, чтоб на бланке «липы» отпечатался только двуглавый царский орел. Работа неважная, легко провалиться. К тому же денег на номер в гостинице нет.
Остается направить стопы к друзьям-рабочим за Невскую заставу. Прошагаешь полночи, зато ночлег обеспечен наверняка..
Еще день, отданный кропотливым поискам живых связей. Тут завязан узелок, там удалось что-то наладить. На таком-то заводе начал работать кружок. В таком-то районе провели партийную конференцию.
Нет, время потрачено не зря!
Среди тех, кто на другой день после закрытия II съезда партии посетил вместе с Лениным Хайгетское кладбище, чтоб положить цветы на могилу Карла Маркса, был Николай Эрнестович Бауман (партийные клички: «Грач», «Макар Иванович», «Сорокин», «Соровский»).
Он родился в Казани в 1873 году, в том же году, что Иван Васильевич Бабушкин, и был одногодком Бабушкина и по году рождения, и по году вступления в революцию, и по первому аресту, и по времени, прожитому на земле: они погибли почти одновременно от руки врага.
Так рядом шла жизнь этих замечательнейших сынов нашей партии — рабочего Бабушкина, познавшего нищету и эксплуатацию, и интеллигента Баумана, который пришел к революции в поисках высоких идеалов жизни и стал большевиком потому, что его чистая, благородная душа не могла мириться со строем насилия и несправедливости. Он ненавидел царя и религию; буржуазная среда с ее страстью к наживе вызывала в нем чувство омерзения и гадливости.
Еще юношей, когда Россия переживала полосу глубокого политического затишья, начал он искать ответа на мучившие его вопросы. К кому он мог обратиться? Только к жившим в его родном городе участникам народнического движения семидесятых и восьмидесятых годов. Но это были люди, которые растеряли свои революционные традиции и сейчас твердили, что надо заниматься «малыми делами»: учить, лечить, ждать, что авось лет через двести над Россией взойдет заря свободы.
Слушая эту болтовню, молодой Бауман неистовствовал, а порой впадал в полное отчаяние. На счастье, в его руки попали марксистские книги — и все встало на место.
В начале девяностых годов, двадцатилетним молодым человеком, он уехал в Петербург и вскоре же связался с марксистскими кружками и сделался членом основанного Лениным «Союза борьбы за освобождение рабочего класса». В 1897 году был арестован, двадцать два месяца просидел в Петропавловской крепости, был сослан в Вятскую губернию, бежал из ссылки за границу. Там встретился с Лениным, участвовал в создании организации «Искры» и как агент «Искры» отправился на нелегальную работу в Россию, в Москву.
В начале 1902 года поехал на совещание «искровцев» в Киев. На обратном пути почувствовал за собой слежку. Спасаясь от преследования, пересаживался с поезда на поезд, пока не оказался, измученный, голодный, без гроша, на какой-то маленькой станции.
