Израиль Меттер - Товарищи
«Участвовал ли в Отечественной войне?»
Что может быть для Мити мучительней этого вопроса? Да нет же, не участвовал. «Ну как я мог участвовать, когда я родился только в 1937 году? Виноват я, что ли? И можете нисколько не сомневаться, что, появись я на земле раньше, я был бы в Краснодоне около Олега Кошевого и самым задушевным моим другом был бы Александр Матросов».
«Какие имеете правительственные награды?»
«Никаких не имею. Есть у меня пятерка по математике и четверка по русскому языку, но это нельзя считать правительственными наградами…»
— Устав ВЛКСМ знаешь? — спросила Антонина Васильевна.
— Знаю.
— Какими орденами награжден комсомол?
— Двумя орденами Ленина, орденом Красного Знамени и орденом Трудового Красного Знамени.
— Расскажи, как ты учишься.
— Я учусь… — сказал Митя и остановился. Он не знал, с чем начать. Рассказывать, какие у него оценки, Митя считал лишним: на столе лежал журнал группы. Нет, комитету он должен рассказать что-то такое, чего ног в журнале.
— Я учусь в шестой группе, сказал Митя; хотя это было известно, но ему легче было начать с самого начала. — У нас дисциплина в цеху хорошая, а в классе хромает. Вообще мы практику любим, а теории у нас идет хуже.
— У кого это «у нас»? — спросила Антонина Васильевна.
— У меня тоже, — покраснев, сказал Митя.
— Что ж, это, по-твоему, правильно?
— Нет, это, конечно, неправильно, — ответил Митя. — Но только ничего с этим пока сделать не могу.
«Не примут теперь», — подумал Митя и быстро добавил:
— Я знаю, что практики без теории не бывает. То есть она, конечно, бывает, но только лучше, если они вместе.
— Ну, а скажи: каким должен быть комсомолец?
— Комсомолец должен показывать всем пример.
— Какие книжки ты прочитал за последнее время?
— «Молодую гвардию», «Повесть о настоящем человеке», потом «Всадник без головы», но это можно не считать, — быстро добавил Митя.
— Нет, уж, раз прочитал, так считай.
— Ну, а что в мире делается, ты знаешь? — строго спросил второклассник Вася Андронов. Он был маленького роста и недостаток роста восполнял чрезмерной строгостью.
— Поясни свой вопрос, — попросила Антонина Васильевна.
— Я понимаю, — сказал Митя. — Он у меня спрашивает про текущий момент.
— Можешь ответить?
— Смешно. Конечно, могу.
— Где сейчас идет война?
— В Корее. Ким Ир Сен хочет, чтоб корейскому народу было хорошо, чтобы ему свободно жилось, и китайцы тоже им помогают, а американцы бросают бомбы на мирные города. Им никого не жалко, они думают только про свою выгоду.
— Ну, а как ты лично отвечаешь на поджигательскую политику капиталистов? — спросил Вася Андронов.
— Я лично сделал досрочно пять гаечных ключей, имею отличную оценку по практике и у меня нет ни одной тройки по предметам.
Если бы сейчас в комнате комитета ВЛКСМ присутствовал какой-нибудь сторонний, совершенно объективный наблюдатель, он бы с предельной ясностью почувствовал, что мальчик Митя Власов из Лебедяни, ученик ремесленного училища, вступил в непримиримую борьбу с врагами мира на земле. И он бы почувствовал, сторонний наблюдатель, что Митя пользуется в этой борьбе благородными и честными приемами, чего никак нельзя сказать о его врагах.
— Какое твое семейное положение? — спросила Таня Созина, единственная девочка в комитете.
— Мать живет в Лебедяни.
— А отец?
— Убит на войне.
— Кто рекомендовал Власова в комсомол?
— Комсорг группы Ворончук и Сергей Бойков.
Сначала поднялся Сережа и сказал, что он уже около года знает Власова. Они даже спят рядом. Власов — человек, на которого вполне можно положиться. В трудную минуту не подведет. Недавно группе дали делать универсальные зажимы. Очень ответственное государственное задание. Власов сдал их на «отлично» и на два часа раньше срока. Значит, он сэкономил государству рубли. Разбирается в международных вопросах. Достоин быть членом ВЛКСМ.
Потом встал Сеня Ворончук. Он сказал, что в основном присоединяется к мнению Бойкова, но комитету надо говорить правду до конца. «Не для того мы здесь собираемся, чтобы хвалить друг друга. А у Власова есть недостатки, которые надо искоренять. Взрослый человек, пятнадцать лет, имеет третий разряд, а в столовую скатывается по перилам с четвертого этажа. Это несерьезно, и с этим пора кончать. В умывалке брызгаться водой тоже не дело. Ты не ребенок, Митя Власов».
Сеня, нападая, всегда увлекался. Его во время выступлений «заносило», как машину на большой скорости по скользкой дороге. Сейчас, говоря о Мите, он уже не мог затормозить, перечисляя его недостатки.
— Постой, Ворончук, — остановила его секретарь комитета. — Так ты всё-таки рекомендуешь Власова или нет?
— Горячо рекомендую, — ответил Сеня.
— Что-то не видно, — сказал Вася Андронов.
— Так, товарищи, он же сознательный парень и свои недочеты учтет и исправит. Как, Власов, — обратился к Мите Ворончук, — искоренишь недочеты?
— Водой я один раз брызгался, — смутился Митя.
— А комсомольские задания будешь выполнять безоговорочно? — спросил Вася.
— Ясно, буду.
— Есть предложение, товарищи, — поднялась секретарь комитета, — принять Дмитрия Власова в члены ВЛКСМ. Кто за это предложение, прошу поднять руку.
Митя опустил глаза, боясь увидеть, что кто-нибудь из членов комитета не поднял руки. «До чего ж глупо, — с болью думал он. — Всё так хорошо было, а тут вспомнили про перила. Как дурак, езжу в столовую, как будто дойти нельзя…»
— Единогласно, — сказала секретарь комитета. Поздравляю тебя, Власов. Не роняй никогда чести комсомольца.
И она пожала ему руку.
— Надо будет завтра же сбегать на завод, — подумал Митя, — и в анкете рядом с графой «партийность» написать: «член ВЛКСМ».
Шестая глава
Приближались экзамены.
По еле уловимым признакам можно было заметить, что всё училище насторожилось, стало собраннее.
Вечерами в общежитии Митя быт нарасхват: прошел слух по комнатам, что он хорошо диктует. Дело даже не том, что он как-нибудь особенно выразительно читает, но у него «легкая рука». Стоит вечером написать страничку под его диктовку — и утром сдашь русский как по маслу.
От него правда, требовали невероятной ясности произношения: он должен был диктовать чуть ли не по складам, чтобы бы то точно известно, где надо писать «о», а где «а», где одно «н», а где два.
Ходил Митя не только к своим слесарям, но и к токарям, к фрезеровщикам. Зазвали его однажды и девочки: в училище была одна группа девочек-токарей. Таня Созина, староста группы и член комитета, сказала как-то Мите.
— Ты, говорят, хорошо диктуешь? Заходи сегодня к нам, а то я за своих девчат немножко беспокоюсь.
Мите очень не хотелось итти к девочкам, — потом поднимутся разговоры. Но он хорошо знал Таню: не пойдешь добром, она заставит прийти через комитет.
Стоило только в чем-нибудь обойти ее группу, как она поднимала шум на всё училище. Именно то, что девочек была всего одна группа, давало Тане неоценимое преимущество; на любом собрании, в кабинете любого начальника она могла вставить бронебойную фразу:
— Ну, конечно, нас мало, — значит, о нас можно забывать.
Таня была вечно чем-нибудь недовольна. Она всегда разговаривала так, как будто кто-то уже успел обойти ее группу.
Может быть, суровость и ранняя взрослость Тани объяснялась тем, что в деревне она осталась после войны сиротой с маленькой сестренкой на руках. Сестренка умерла в прошлом году от скарлатины, и Таня уехала в Москву, в ремесленное. Ко всем своим соученицам Таня относилась, как к младшим сестрам, которыми она должна командовать и за которыми она присматривает.
Митя думал всё-таки увильнуть в этот вечер от диктовки, но ровно в восемь часов в дверь заглянула Таня Созина и строгим голосом сказала:
— Ты что ж, Власов? У меня люди ждут.
Взяв книжку, он нехотя пошел.
На пороге комнаты девочек Таня сказала ему:
— Вытри, пожалуйста, ноги.
Как будто он мог из своей комнаты натащить грязи!..
Действительно, у девчонок было на удивление чисто. Висели над кроватями фотографии, портреты, коврики, вышивки. Тумбочки были в белых чехлах, как в больнице. За длинным столом, покрытым скатертью, сидели девочки, раскрыв тетради.
Таня оглядела девочек и тоже села за стол.
Для Мити была приготовлена тумбочка неподалеку от стола, на тумбочке — стакан воды и одна конфета.
Он начал диктовать. Когда он делал слишком длинную паузу. Таня подозрительно посматривала на него и говорила:
— Диктуй, пожалуйста, всё подряд, ничего не пропускай.
Она боялась, что мальчишкам он диктует одно, а ее девочкам — другое, менее трудное.
