Тамара Лихоталь - Попутное поручение
Никанор Петрович поверх очков посмотрел на Кольку.
— Что ж, спасибо, — сказал он. — Приду. День рождения пришлось перенести. Дело в том, что Колька родился в среду. Но в среду все приходят с работы поздно. Поэтому решили праздновать в субботу. В субботу по всей квартире запахло ванилью, лимоном и ещё чем-то вкусным. Тщательно умытый, подстриженный и даже побрызганный одеколоном, Колька с нетерпением ждал гостей.
Раньше всех пришла тётя Клава. Хотя ей было далеко добираться, но она первая хотела поздравить племянника.
Тётя Клава вошла и, не снимая пальто, прямо в коридоре принялась поздравлять маму, папу и самого Кольку.
— Спасибо, Клаша, раздевайся, милая, и проходи, — приглашала мама. — Ты уж извини меня — я на кухне.
Папа двинулся вперёд, чтобы помочь тёте Клаве снять пальто. Тётя Клава почему-то не спешила раздеваться. Она потопталась ещё, что-то пробормотала, потом всё-таки расстегнула пуговицы и — у Кольки даже дух захватило — вытащила из-под пальто щенка, чудесное беленькое создание, с мягкой шёлковой шёрсткой, с крохотными тремя чёрными пуговками на мордочке, служившими щенку носом и глазами.
Некоторое время в коридоре стояла тишина. Первой опомнилась мама и прошептала:
— Боже мой, Клаша, что это ты вздумала?
— Ничего особенного. Щенок, — пробормотала тётя Клава и вдруг заговорила горячо и возмущённо: — Да можно наконец раз в жизни доставить ребёнку настоящее удовольствие! А то почему-то всегда дарят надоевшие «Конструкторы», никому не нужные летающие колпачки и прыгающих слонов. А это — щенок. Замечательный щенок. Чудесный щенок! И потом, это даже полезно. В конце концов, ребёнок должен общаться с животными.
— Да, — сказала мама, — но…
Но тут вмешался папа.
— И в самом деле, отличный щенок, — сказал он. — Шпиц. Это аккуратные собаки.
Колька тем временем утащил щенка в комнату. Он прижал его к груди и сквозь рубашку чувствовал маленькое, тёплое тельце, которое быстро, глубоко дышало. Он гладил щенка по белоснежной шёрстке, прижимал к своему лицу его черноглазую мордочку с мокрым носом. Он не мог оторваться от него даже тогда, когда пришли новые гости — дядя Гриша и его молодая жена Лизочка. Они принесли «Конструктор». Но Колька даже не стал развязывать коробку. Не взглянул он и на краски в ящичке, подаренные Валерией Герасимовной.
Гости были в сборе, и мама подала чай. Все сели за стол. И Колька сел. На коленях он держал щенка. Конечно, это был непорядок, и в другое время мама не потерпела бы такого, но сегодня был Колькин день рождения, и ему всё прощалось. Колька отламывал куски от пирога и потихоньку под скатертью предлагал их щенку, но глупый щенок только тыкался мордочкой в Колькину ладонь.
Гости пили чай, вспоминали, у кого какие были собаки, и рассказывали разные случаи из собачьей жизни. Оказалось, что собаки у всех были необычайно умные. Фокстерьер Валерии Герасимовны однажды нашёл утерянную хозяйкой сумочку. Дяди Гришина овчарка получила медаль на выставке. А потом была передана пограничникам.
Когда раздался звонок, мама подняла голову и недоуменно пожала плечами:
— Кто бы это?
Папа пошёл открывать. Сначала он удивился и спросил, не случилось ли что, но потом успокоился и заговорил уже другим голосом:
— Пожалуйста, заходите, прошу вас. У нас тут небольшое семейное торжество, и мы очень рады…
— Нет-нет, я на одну минуту, — отвечал в коридоре тихий голос. — Я вот только небольшое приношение молодому человеку, так сказать, сюрприз.
Колька вскочил и бросился в коридор. Там, придерживая на животе корзину, стоял Никанор Петрович. В раскрытую дверь гости, сидевшие за столом, увидели, как новый гость нагнулся и достал серого щенка.
Напрасно Никанор Петрович говорил, что у него небольшое приношение. Приношение было порядочное.
Как только его высадили из корзины, оно отряхнулось так, что на его лобастой голове замотались мягкие лоскутки ушей, и затопало по коридору, скользя и царапая паркет кривыми мохнатыми лапами.
Гости, сгрудившиеся у дверей, расступились, и серый щенок протопал в комнату.
— Зулькино потомство, — сказал Никанор Петрович. — Чистокровный.
— И вообще детям полезно общаться с животными, — пробормотал папа, — очень полезно.
— Он — овчарка! — закричал Колька, к которому наконец вернулся дар речи. — Настоящая овчарка, как Зулька. Да?
— Да, — кивнул головой Никанор Петрович. — Его отец Трезор… — Что хотел он сказать про Трезора, так и осталось неизвестным. Потому что в этот момент Никанор Петрович поднял голову и увидел в руках у Кольки белого щенка.
— Да-с, — протянул он через некоторое время. Сколько ни уговаривали Никанора Петровича выпить чаю с именинным пирогом, он ни за что не соглашался. Сказал, что у него срочное дело, и, захватив свою корзинку, ушёл.
Колька положил белого шпица на диван и занялся овчаркой. Щенок был неуклюжий, как медвежонок, и очень любопытный: он топал по комнате и всё обнюхивал. Сунул нос под кровать и вытащил оттуда мамину тапочку. Он только собрался сжевать её — тапочку отняли. Гости сели допивать чай, но Колька продолжал возиться со щенком.
Маленький шпиц, подаренный тётей Клавой, конечно, был прелесть. Но этот — этот был настоящей овчаркой. А овчарки, как известно, самые умные собаки. Они охраняют границы, они несут сторожевую службу, пасут стада овец и оберегают их от волков, спасают утопающих и вытаскивают из огня оставшихся в доме детей. Вот из какой породы был этот серый неуклюжий малыш. Колька решил с завтрашнего дня серьёзно заняться его воспитанием. Вот ребята ахнут, когда узнают, что у него настоящая овчарка. Теперь уж Мишка не будет спорить, понимает ли собака, о чём разговаривают люди, или не понимает. Кто хозяин этой замечательной овчарки? Колька. Значит, он больше знает. Тут Колька вспомнил, что Мишка с Генкой должны были прийти к нему на день рождения, но почему-то не пришли, и рассердился. Так им и надо. Посмотрели бы на щенков.
Но Мишка с Генкой всё же явились. Гости уже допили чай, когда они позвонили.
— Ты что так поздно, Миша? — спросила мама. — Заходи скорее. Кто это там ещё? Гена, что ли? И он пусть заходит.
Но Мишка не шёл в комнату и делал Кольке какие-то таинственные знаки. Колька нехотя оторвался от щенка.
— Ну что ты тут? Раздевайся скорее. Вы чего так поздно?
— Мы бы раньше пришли, — зашептал Мишка. — Это всё он. Уже совсем дошли до вашего дома, а тут кошка из парадного. Он как кинется за ней. Еле-еле поймали.
— Какая ещё кошка? Чего это вы вздумали кошек ловить?
— Да это не мы, а он. — Мишка потащил Кольку на лестничную площадку.
Здесь стоял толстый Генка Пухов и держал на верёвке огромного пса с измазанными грязью боками.
Когда они вчетвером ввалились в комнату, все вскочили и заахали:
— Зачем это?
— Откуда собака?
— Боже мой, какое страшилище!
— Она всех, перекусает!
— Нет, он не укусит, — успокоил Мишка. — Он ещё совсем молодой. Только ростом большой.
Трое щенят ночевали на кухне. Мама сказала, что она не хочет портить Кольке день рождения и поэтому разрешает оставить собак до утра. Но завтра пусть он выберет себе того щенка, который ему больше нравится, остальных раздаст.
Колька и сам понимал, что три собаки — это многовато. Конечно, он выбрал себе овчарку. Маленького шпица взяла у него Рита Америцкая. Он был очень милый — маленький белый шпиц, и мама разрешила Рите взять его.
Гораздо хуже обстояло дело с большим лохматым псом, подаренным Мишкой. Его никто не хотел брать. Колька не знал, как от него избавиться. Он даже нарочно открыл двери настежь, думал, пёс убежит. Но тот не убегал. За свою недолгую, но полную приключений жизнь он уже хлебнул немало горя и хорошо знал, что такое бродяжничать, когда тебя никто не кормит. А Колька казался ему подходящим хозяином. Он то и дело бросал ему куски хлеба, колбасу, скормил ему весь имевшийся в доме сахар. И лохматый пёс преданно и умильно заглядывал в Колькино лицо. Он терпеливо перенёс даже купание в ванной. Вымытый и вытертый Колькиной простынёй, он сидел в тёплой кухне и с нетерпением ждал следующей кормежки. Не мог же Колька выгнать на улицу этого лохматого увальня с кроткими карими глазами.
Вечером Колька отнёс дяде Грише будущего медалиста, сына Зульки и Трезора.
Зависть
Познакомился Женька с Лобановым из-за изюма. Собственно говоря, Лобанов никакого отношения к изюму не имел. Изюм Женька стащил у бабки. Бабка, обнаружив, что в мисочке под перевёрнутой кастрюлей, где лежала начинка для пирога, пусто, подняла крик и накинулась на Женьку. Женька затянул:
— А ты видела, что я брал? Видела, да?
Бабка ещё пуще кипятилась:
