Зента Эргле - Без пяти минут взрослые
— Верить ли глазам моим? Наша пропавшая душа. Идём-ка к ребятам.
— Я… — замялась Байба. — Что-то не хочется.
Гирт почти силой затащил её на возвышение.
— Ну, привет, — усики Тагила сложились в улыбку. — Я рад, что ты пришла на наш концерт. Как тебе новая солистка?
— В порядке, — Байба спокойно посмотрела Тагилу в глаза.
— Ещё надо, конечно, поработать, отшлифовать, но со временем…
— Тебе повезло. Это не «загипнотизированный кролик», как я.
— Это точно. Но если надумаешь… то в любое время, только позвони. Сам заеду за тобой.
— Нет, Тагил, мне хватает ансамбля в училище.
— Слышал уже. Поздравляю с успехом. Не споёшь что-нибудь вместе с нами?
— Не хочется. У вас совсем другой репертуар.
— Ну нет, так нет.
— Колоссально! — восторгалась Дезия. Щёки её горели. Глаза так и сияли. — Если бы у меня были деньги, ходила бы сюда каждый вечер.
— Жаль, что не пригласила Петериса. Был бы хоть один кавалер на двоих, — сказала Даце Байбе, когда та вернулась к столику.
— Девчонки, посмотрите! Вон Межлапса, восходящая звезда, вечный спутник знаменитого Павасариса.
— Где?
— Вон тот, с усиками, как щетина у зубной щетки. На семинаре молодых авторов он читал свои стихи. Павасарис хвалил, а мой бывший одноклассник сказал, что ни черта не понял.
— Может быть, до него доходит, как до жирафа?
— До кого? До Павасариса?
— Да ты что?! До твоего одноклассника.
— Я не замечала.
— Актёр Пелецис. Девочки, я падаю.
— Где?
— Вон. Идёт сюда. Я его обожаю. Поёт, играет на гитаре. Такой простой с виду, а как выйдет на сцену — преображается.
— Можно вас? — актёр пригласил Дезию на танец.
Дезия горделиво посмотрела на подруг. Никто из них не пользовался таким успехом, как она.
— Вот счастливая! Танцевать с самим Пелецисом! Ну что он тебе говорил?
— Ничего особенного. Расспрашивал, кто мы такие и ходим ли мы в театр. Я ответила, что ходим. Ещё сказала, что он мне очень понравился в спектакле «Пер Гюнт».
— Ну ты даёшь! Пелецис там и не играет вовсе, — возразила Даце.
— Правда? — выпучила глаза Дезия. — Так вот почему он так страшно смеялся.
— Всё-таки здорово, что мы пришли сюда, правда?
Девочки пили кофе, прикладывались к пирожным, а глазами стреляли во все стороны, чтобы не пропустить ещё какую-нибудь знаменитость.
— Самые известные приходят позже, к десяти. Они заказывают коньяк и прямо за столиком сочиняют стихи.
— В таком гаме и в дыму?
— Их окружает ореол. Он, как невидимая стена, отгораживает их от простых смертных.
— Всё это ерунда. А почему меня ничто не окружает? — удивлялась наивная Светлана.
— Потому что ты обычное смертное существо, а они гении. Чем гениальнее, тем ярче ореол. Его даже сфотографировали: он голубой.
— На сегодня хватит, — Кристина Яновна посмотрела на часы.
— Ещё полчасика.
— Нельзя. Завтра рабочий день.
— Вы можете идти, если хотите. А я останусь, — демонстративно сообщила Дезия. — Не маленькая уже.
— Вместе пришли, вместе и уйдём.
— Старики никогда не понимают молодых. Им бы поскорее домой и в постель, — злилась Дезия.
— Постыдись.
— За что? Когда и повеселиться, если не теперь?
Кристине Яновне было по пути с девочками из общежития.
— Ну, вы довольны нашим праздником? — спросила она.
— Необыкновенно! — восторгалась Элита. — Начну зарабатывать, буду ходить по кафе. Какие там женщины элегантные. Не то, что мы. Один парень, что танцевал со мной, назвал меня персиком.
— А мне не понравилось, — призналась Светлана. — До сих пор в ушах звенит от этого шума. Как в такой накуренной яме можно торчать целыми вечерами!
Кристина Яновна попрощалась и ушла.
— Наивная. Ты ничего не понимаешь в настоящей жизни. Тот парень сказал, что там каждый вечер собирается избранная молодежь, аристократия духа. Хотите, я вам открою тайну? Только никому ни слова.
— Считай, что похоронено.
— Он предложил мне прийти завтра.
— И ты обещала?
— Конечно.
— А как же Дидзис?
— А зачем мне этот молокосос? Он и танцевать как следует не умеет.
— Счастливая, — позавидовала Инна. — А меня никто не пригласил танцевать.
— Пойдём со мной завтра, — благородно предложила Элита. — Может, тот парень придёт с другом?
— Ты же не знаешь, кто он такой, даже как зовут, а уже собралась на свидание, — упрекнула Светлана.
— А тебе жалко?
Светлана обиделась.
— А хочешь, иди и ты с нами. Пойдём втроём. Мне одной немного страшно, — призналась Элита. — У него глаза, как шило, кажется, насквозь видят.
* * *— Ты, Светочка, что-то похудела и побледнела, — беспокоилась Кристина Яновна. — И отметки не очень.
— У нее же нет времени ни учиться, ни выспаться, надо идти каждый вечер…
— Инна, — оборвала подругу Элита.
Светлана, поджав губы, молчала.
Девочкам так и не удалось узнать, что она делает по вечерам. У Светланы появились новая юбка, свитер и тонкое нейлоновое бельё. Она щедро угощала девочек конфетами. Так продолжалось ещё месяц. В холодную и снежную зиму в начале марта ворвалась оттепель. Улицы затопило водой. Обрадовавшись теплу, весело чирикали воробьи. Кошки по ночам устраивали душераздирающие концерты. В воздухе уже чувствовалась весна.
Вдруг неожиданно грянул мороз и в одну ночь превратил улицы в катки. В переполненных больницах лежали потерпевшие с переломами рук и ног.
Не повезло и Светлане. У самого общежития она упала на обледенелую мостовую. С трудом добралась до своей комнаты. Нога покраснела и припухла. Встревоженные Инна и Элита вызвали «скорую помощь».
— Перелома нет, — констатировал врач. — Сильное растяжение. Надо делать компрессы и недельку полежать.
— Вот везёт: целую неделю каникулы, — позавидовали девочки.
— Мне же работать надо. — Светлана почти плакала.
Так неожиданно открылась тайна Светланы: чтобы подзаработать, она по вечерам убирала косметический кабинет.
— Не пищи, — сказала Инна. — Мы поработаем за тебя, правда, Элита?
Глава шестая
Труд не только ради хлеба, но и для души
Дезия, как на крыльях, влетела на пятый этаж и рванула дверь.
— Эдит, я буду манекенщицей. Я единственная из нашей группы. Соображаешь? Девчонки позеленели от зависти. Кристина Яновна сказала, что у меня самая лучшая фигура. Байба слишком тоща, это каждому видно. У Даце ноги толстоваты. О Свете и говорить нечего: дылда, и толстая, как бочка.
Эдит опустила на колени вязание и, улыбаясь, смотрела на младшую сестру.
— Телевидение, Москва, показ мод за границей… Колоссально! — продолжала ликовать Дезия.
— Ну-ну, обрадовалась, как бы плакать не пришлось.
— Манекенщица — это тебе не простая портниха на фабрике или в каком-то ателье. Нечего и сравнивать. Представь себе: на мне сказочное вечернее платье, шикарная причёска, модельные туфли на высоких каблуках. Тихо звучит музыка. Я выхожу на помост, медленно кружусь в танце. Все смотрят только на меня. Аплодисменты. Цветы. Эдит, я так счастлива!
— А я устала. Почисть картошку к ужину.
Дезия, тяжело вздохнув, пошла на кухню, натянула резиновые перчатки и принялась за ненавистный труд. «Все мне завидуют: и девчонки, и даже родная сестра. Ну и пусть. Мне от того ни жарко, ни холодно».
Работать манекенщицей оказалось не так-то просто.
— Как ты идёшь? Скачешь, как коза, — заметила старший мастер. — Положи на голову книгу и неси её, как дорогую вазу, которую нельзя уронить.
Девушке из деревни, привыкшей ходить летом босиком, остроносые сапожки на высоких каблуках казались непривычными и неудобными. Книга упрямо валилась с головы на пол. Дезия со злости швыряла ей в угол, потом поднимала и пробовала снова.
— Знаешь, почему у африканок такая красивая осанка и плавная походка? Потому что они с детских лет все тяжести носят на голове, — объясняла старший мастер.
* * *Каждый год в апреле самым главным событием училища была выставка работ воспитанников и демонстрация новых моделей.
— Наконец, и мы можем сказать своё слово, — радовались девушки из кружка прикладного искусства. — А то всё время славят только певцов, танцоров, барабанщиц, спортсменов. У них дипломы, награды, а нам ничего.
Светлана сияла от радости. Подушка, которую она всю зиму усердно вышивала, всем очень нравилась.
Увлечения воспитанников были разнообразны: выделка кожи, батика, вышивание, вязание, макраме, остроумные украшения. Это делало выставку особенно интересной.
— Мы тоже хотим участвовать, — в самый последний момент объявили мальчики седьмой группы. — Нам нужен стенд размером метр двадцать на метр двадцать.
