Вера Новицкая - Веселые будни
Милые! Славные! Дуси! Какая же я счастливая, что меня все так любят!
Когда я пришла домой, то застала тетю Лидушу с Леонидом Георгиевичем, письмо от бабушки, поздравительную карточку от Володи (потом скажу какую) и моего любимца Петра Ильича.
Тетя Лидуша от себя подарила мне брелок - кошечку с чудными желтыми глазами, a Леонид Георгиевич альбом для стихов (что я говорила! Je connais bien mon monde! (Я-то знаю моих родственников (фр.))). Красивый альбом, чудо, такой большой, серо-зеленый, и на нем ветка розовых, совсем светло-светло розовых и белых гиацинтов, a листки альбома все разноцветные и почти на каждом какой-нибудь чудный цветок. Прелесть, как красиво!
«Да ты, Муся, полюбопытствуй, в середину-то повнимательнее загляни, да и сначала перелистай, a то ты, по обыкновению, с конца смотришь.»
Гляжу, a на второй странице что-то карандашом нарисовано. - Вот насмешник противный! Все-то он помнит и потом всю жизнь проходу не дает!
На листе нарисована я своей собственной персоной, a рядом со мной мой милый ушастик - Ральф. Я сижу за столом и, высунув кончик языка, скривив голову на бок (сколько уже мне за это доставалось и от мамуси и от Барбоса!), пишу, a Ральф, задние лапы на кончике стула, передние на столе, старательно треплет книгу. И ведь правда это было, так он всего моего Евтушевского и сжевал, пришлось нового покупать. И откуда только этот новоиспеченный дядюшка всякие такие штуки разузнает? Неужели это мамуся такая предательница?
Петр Ильич, тот ведь без конфет и в дом, кажется, войти не умеет, a тут еще случай такой хороший - рождение, вот и притащил он громадную круглую коробку, a на ней сверху сидит на задних лапах заяц, да такой милюсенький. Роста как всамомделешные маленькие зайцы бывают, сидит, головушку свою милую на сторону своротил и грызет морковку. Ну, как не поцеловать Петра Ильича за это? И поцеловала.
Пока это я благодарила да целовала всех, пришли дядя Коля и m-me Снежина с Любой. Дядя Коля принес мне тоненькое золотое колечко, по которому бегает прехорошенькая серая мышка.
«Получай, котенок», - говорит, «нашей кошке Муське мышку на забаву».
И где он только раздобыл такую славную штуку? Я никогда еще подобной не видела.
Люба подарила мне две чудных розовых вазочки, знаете, такого цвета, как светлый кисель с молоком, a сверху на них веточки красной смородины, из стекла конечно, но так хорошо сделано, так аппетитно что съесть хочется.
Вся эта публика сидела недолго, попила шоколаду, чаю, поела всяких вкусностей и разбрелась по домам. В этот день по-настоящему праздновать не могли - будни и все заняты, a решили отложить на 25-ое, тогда и елку, и мое рождение сразу отпразднуем. Немножко это мне невыгодно… Впрочем нет, ведь подарки я полностью за 20-е получила, авось и 25-го меня не обделят.
А, знаете, какую карточку кузен-то мой (ах, вот хорошее слово для «нашего» немецкого языка - cousin (кузен) - die MЭcke(комар (нем.)), так вот самый-то этот MЭcke (комар (нем.)) мне прислал? Сидит в шикарной гостиной обезьяна, в dИcolletИ (декольте (фр.)) платье, manches courtes (с короткими рукавами (фр.)), в нарядных туфельках, с веером, a перед ней с моноклем, во фраке, в белом жилете, с коробкой конфет подмышкой и с торчащим из-под фрака кончиком хвоста - кот, толстый, жирный кот, и почтительно так мартышке к ручке прикладывается.
Ну, уж и семейка y нас, нечего сказать, родственники! Неизвестно, кто самый большой насмешник. Пусть себе, но милые они все премилые, и люблю я их крепко-крепко.
Елка. - Шарады.
Положительно нет ни минутки свободной, чтобы записать что-нибудь в дневник, так и рвут во все стороны, то туда, то сюда, и всё такие вещи, что не откажешься, уж больно интересно.
На первый день, как и решено было, устроили ёлку. Сами знаете, сколько это возни: все обвяжи, прикрепи, прицепи, a венчики - знаете, такие красивые разноцветные кружочки из леденца? Кушали? Нет? Попробуйте, следует, они y Кузнецова по 60 коп. за фунт продаются - так их еще и расцепи, потому они вечно так посклеиваются, что ни тпру, ни ну; особенно если их еще перед употреблением в холодное место поставить a мамочка прежде так и делала, думала лучше, - куда там! тогда уж прямо пиши пропало, ни за что не отдерешь, раскрошатся на кусочки и ничего больше не остается, как съесть их.
Ах, как я люблю елку! По-моему без неё Рождество не в Рождество. Если бы мне Бог знает сколько подарков наделали и без елки, я бы не утешилась. Под елкой все, все красивее кажется. И потом, что я просто обожаю, это минуту, когда елка уже готова, все навешено, свечи вставлены в подсвечники, подсвечники сидят верхом на веточках, - все это и мы, конечно, тоже помогаем прилаживать, a потом вдруг:
«Ну, дети, теперь идите в кабинет, a мы здесь без вас все зажжем».
Пойдешь это туда, двери за вами закроют; порассядешься, кто где, a только разговоры все не клеятся, нет-нет, да невольно и прислушиваешься к тому, что в гостиной творится. Бумага шуршит… Что-то вынимают… Еще… Опять… Стук… Что-то кокнули…
«Что такое? Что?» - голос папы.
- Нет, ничего, я только стукнула Турка, отвечает мамочка.
Что за турок? интересно. Опять шур… шур… шур… опять шуршит. Наконец нас зовут.
Как весело, радостно, так по-праздничному сияют милые огоньки, много-много их и среди комнаты, и на стенах залы, даже на стене кабинета, даже в мамусином будуарчике. Елочка отражается во всех трех зеркалах гостиной, в папином висящем над тахтой зеркале, в мамочкином трюмо. Чудо!
Из детей были только Снежины - Люба с Сашей, да наш Володя, a из больших мамочкины три кузины - Женя, Нина и Наташа, их брат - студент Боба, дядя Коля, Леонид Георгиевич с тетей Лидушей, Петр Ильич - да, кажется, и все; свои только, все самые близкие. Каждый получил хорошенькие подарки и чудные бонбоньерки. Всех подарков перечислять не стану, это и я засну, пока напишу, да и тот, кто читать будет, тоже носом клевать начнет, где же там? Подумайте, столько людей и каждому по одному, два, a то и три подарка. Скажу только, что я получила; журнал «Всходы» за весь прошлый год в чудном зеленом с золотом переплете; душку-предушку туалетный столик, покрытый белой кисеей и весь подхваченный голубыми бантиками, a на нем страшно симпатичный приборчик из сине-зеленоватого стекла, вроде моего фонарика. Теперь моя комнатка еще милей и уютнее станет. Потом пенал, круглый, с пресмешной головой арапчонка наверху, бюварчик и книгу «Две девочки и один мальчик», которую мне давно хотелось иметь; говорят, преинтересно, но сама я еще ничего сказать не могу, потому нет таки решительно ни минуты, чтоб почитать.
Пока елка горела, мы ели, ели и ели, да еще хлопушки хлопали и потом наряжались в колпаки и костюмы, которые в них всегда бывают. Взрослые все тоже должны были надевать. Мамочку нарядили пожарным, a Петра Ильича чухонкой молочницей; Володьке достался костюм bИbИ, мне - мак, Любе - рыбачка.
Если б вы только видели Петра Ильича чухонкой! Толстый, милый, жирный, под подбородком завязочки от чепчика, a из под завязочек его собственная говядина так и висит.
Но это все еще ничего, дальше лучше было. Затеяли опять в шарады играть, это любимая игра Жени, Нины и Наташи, они чудно умеют и выдумывать, и представлять. Этот раз все, все без исключения приняли участие. Разделились, как всегда, на две партии - одна представляет, другая смотрит и отгадывает, по очереди. Я была в одной партии с Наташей, Петром Ильичем, Женей и Володей. Этот раз очень заковыристые шарады придумывали, такие слова попадались, что я не особенно-то и понимала их. Но это все равно, не в том дело.
С самого начала была шарада «куль - е - бяка»
Первую картину так изобразили (это наша партия). В Малороссии, в крестьянской избе сидят хохлатки. Все мы хохлатками и нарядились, накрутили вроде таких… как они называются?.. ну, что малоросски на головах носят, тряпочки такие? ну, все равно. Поняли? - и сзади концы прицепили, будто ленты и косы; обмотались пестрыми салфетками, скатертями. Очень хорошо. Сидим. Вдруг из другой комнаты пение:
Я до кумы иду
Ей кулечек несу,
A y том, y куле
Черевички куме.
Входит Петр Иванович, в своей военной форме с аксельбантами, a сверх сюртука вместо кушака повязан пестрый платок, что наша Дарья на рынок надевает, на голове моя серая барашковая шапочка, как хохлы носят, под рукой кулек, и входит он приплясывая и опять припевая:
Я до кумы иду
Ей кулечек несу…
Ну, потом подходит к нам, здоровается, начинает из «куля» вынимать то одно, то другое, и всем хохлаткам раздаривать. Мы все рады, все заглядываем в «куль», a он из него вещицы все тянет да тянет.
Это был «куль».
Потом второе: «Э… э… э». Будто мы в ложе, a один господин (Боба) все э-кает, так фатовато, противно говорит.
Последнее - «бяка». Вот как мы тут все живы остались и не перемерли со смеху, так я и до сих пор не знаю. Уж не говорю про Любу, про меня, но мамуся платком слезы вытирала, так она смеялась.
