Аделаида Котовщикова - Кто бы мог подумать?
— Чего-чего? Окуньки? Это кто ж такие?
— Да близнецы у нас во втором классе, — устало сказала учительница. — Окуньковы. Ребята их прозвали Окуньками, так уж и я так… Два Окунька и одно Лихо — мальчишка у нас есть Лихов — это, знаете, такая троица, что мне дивное крымское небо кажется с овчинку!
— Лихова я знаю, — сказал дядя Микола. — Озорник первостатейный. И горлодёр.
— И добавьте: лентяй первостатейный. Бывают такие изводители. Но это что ж — не редкость. А вот Окуньки… Что-то немыслимое! Они всё делают наоборот! Скажу: слушайте! А они уши затыкают…
— Аж затыкают уши? Ц-ц-ц! — Дядя Микола даже языком сочувственно поцокал. — Прямо пальцами затыкают? Це худо!
— Не знаешь, какой к ним и подход найти. У них мать какая-то… как в Сибири говорят, заполошная. Орёт на них, дёргает. Отец — пьяница. Их дома без конца колотят, я точно знаю. Мать меня сколько раз просила: «Вы бейте их рук, не жалея. Они только битья и слушаются». Озлобили их побоями. Они перестали понимать простые нормальные приказания. Ничего слушать не желают. Но не могу же я их и в самом деле бить!
— М-да, — отозвался дядя Микола. — Бить тебе не положено. Да это и без пользы. Ничего, значит, не слухают, не признают?
— Ничего, — грустно сказала Антонина Васильевна, достала из портфеля, лежавшего на траве, носовой платок, вытерла покрасневшие глаза.
— Шо-нибудь придумать треба, — задумчиво произнёс старик. — Хиба ж не добраться до дитёвой души? Гм! А знаешь что, Антонина Васильевна, позволь, я их, этих самых окунят, к себе заберу. Погуторю с ними, поразглядаю, шо за Окуньки такие, шо воспитанию не поддаются, пальцами уши затыкают? Заберу-ка я их завтра с собой, когда пиду до дому с работы? У меня и переночуют, а утром я ваших сазанов приведу обратно.
— Надо у директора спросить разрешение.
— Сергей Петрович разрешит. Он мужик хороший. Вы бы разрешили.
— Ну что ж. Поговорю с ним и с Любовью Андреевной. Не знаю только, как вы сможете на них воздействовать?
— А это уж глядя по обстановке. Тактику и стратегию обмозгуем на месте.
Антонина Васильевна слабо улыбнулась:
— Против этих близнецов и в самом деле надо тактику разрабатывать… Да, а уроки? Ведь ребята учат их позднее.
— У меня уроки приготовят. Пусть книжечки, тетрадочки с собой возьмут.
— И главное, Микола Устинович, чтобы не убежали они! Автобус от вашего посёлка гораздо ближе, чем от интерната. Да и к морю ближе… Ведь это просто счастье, что от интерната до моря километра три. Правда, по шоссе. Напрямик, по крутизне, гораздо ближе. Всё-таки даже озорнику надо решиться удрать к морю…
— Никуда твои окунята не убегут! — немного обиженно заявил дядя Микола. — От меня в войну и фрицам-то убегать не шибко удавалось.
Так случилось, что на другой день после обеда Любовь Андреевна сказала братьям Окуньковым:
— Сейчас вы возьмёте тетради и учебники и пойдёте в гости к нашему садовнику Миколе Устиновичу. Останетесь у него ночевать. Он пригласил вас с ночёвкой. Завтра утром он вас приведёт обратно. И ведите себя по возможности прилично. Не срамите самих себя и интернат.
Окуньки подозрительно переглянулись вытаращенными глазами.
— А зачем нам… — начал один Окунёк.
— …в гости? — закончил второй Окунёк.
— Мы, может, и не… — сказал один.
— …и не хотим, да! — подхватил другой.
— Не хотим мы, может, — добавили они хором.
— Директор велел, чтобы вы приняли приглашение, — твёрдо сказала Любовь Андреевна. — Разговоры окончены. Бегите за своими тетрадями.
— И я хочу в гости! — закричал Лихов.
— Пригласили Окуньковых, они и пойдут, — сказала Любовь Андреевна. — Когда тебя пригласят, пойдёшь ты.
Лихов скорчил обиженную гримасу. Окуньковы опять переглянулись: похоже, что их предпочли другим ребятам — хорошо это или плохо?
Когда Окуньки вернулись с тетрадями, книгой для чтения и задачником в руках, дядя Микола уже поджидал их на скамейке у входа в интернат. С обычным мрачноватым выражением на лицах, недоверчиво поглядывая на дядю Миколу и вопросительно друг на друга, Окуньки пошли рядом со стариком.
Окуньки секретничают
На утро после гостевания Окуньков у дяди Миколы Антонина Васильевна внимательно пригляделась к близнецам. У одного вроде нос больше облупился. Запомнить бы, у Вовы или у Вити — всё-таки примета, хоть и временная.
Если не считать облупленного носа, Окуньки такие же, как всегда. С безразличным ко всему на свете, равнодушным видом сидят себе рядышком. Раза три она пыталась их рассадить. Братья вцеплялись друг в друга и поднимали неистовый крик. Пришлось от них отступиться.
Во время устного счёта Антонина Васильевна сказала:
— Сколько будет от сорока восьми отнять двадцать три. Отвечай, Окуньков Витя!
Нехотя поднялся Окуньков с облупленным носом. («А, значит, нос облупился у Вити!») Он стоял и молчал.
— Не знаешь? Садись! Слушай внимательно, как отвечают другие.
Окуньков сел, уставил на учительницу зеленоватые глаза, переглянулся с братом, и… оба близнеца дружно закрыли ладонями уши.
— Шесть взять пять раз. Жуков, отвечай! — Голос Антонины Васильевны звучал твёрдо. Она сделала вид, будто не заметила наглого поступка Окуньков. Подумала с досадой: «Славный старик этот дядя Микола, но самонадеянный»…
Через два дня дядя Микола снова поджидал Окуньков. На этот раз не в саду, а в коридоре возле второго класса.
— Ну, пошли! — сказал он Окунькам. — Тетрадки свои не забудьте. Сергей Петрович разрешил им идти без обеда, — обратился дядя Микола к учительнице, когда близнецы убежали. — У меня и пообедают. Я сегодня и вовсе мог не приходить, дней заработанных хватает. Да уж решил понаведаться, а заодно и плотичек ваших прихватить.
— Боюсь, не утомили бы они вас, — приветливо, но сдержанно сказала Антонина Васильевна. — Пока результатов что-то не видать… И неудивительно. Вы ведь не бог.
— Это точно. Богом не являюсь, — согласился старик. — Много чего приходилось делать на этом свете. И садовод, и плотник, и на зверей охотник. А богом работать не приходилось. А без бога ни до порога. Только поговорка эта устарела и рассыпалась в прах, бо не только до порога, а и до космоса человек добрался безо всяких божеств.
— Всё это верно. А уши-то они по-прежнему затыкают, — не без язвительности сообщила Антонина Васильевна.
— Невжели ж затыкають? — поразился старик, хитро прищурившись. — Ах, они такие-сякие-разэтакие! Ну ладно! Сегодня моя старуха блины печёт, так я теми блинами им и рты, и уши позатыкаю.
— Вам всё шутки, Микола Устинович. А я серьёзно боюсь, что вы их только избалуете. Что-то у них физиономии стали ещё более заносчивые. Но раз директор сам позволяет их уводить — пожалуйста!
Каждые два-три дня Окуньки сопровождали дядю Миколу после работы «до хаты». Причём не столько «сопровождали», сколько весело бежали впереди.
После четвёртого или пятого посещения дяди Миколы Окуньков, которому Антонина Васильевна, не называя имени, сделала какое-то замечание, понёс руку к уху, посмотрел на брата и… опустил руку, не донеся её до головы. Второй Окуньков лишь слегка приподнял руку над партой и снова положил её на крышку. Они обменялись косыми вопросительными взглядами. И вдруг — что за чудо! — оба Окунька сели чинно и прямо. Не веря своим глазам, учительница заметила выражение внимания на лицах близнецов.
«Это случайность», — подумала Антонина Васильевна.
Она неуверенно похвалила братьев:
— Молодцы Окуньковы! Сидят за партой как полагается. Поучись у них, Митя Лихов, поведению на уроке.
Все ребята посмотрели на Окуньков. Ведь их похвалили в первый раз за весь учебный год. Щёки у Окуньков чуть-чуть порозовели. Они сидели с опущенными глазами.
Случайность? Нет, это не было случайностью. Уши больше не затыкались совсем. Тетради у Окуньков стали гораздо чище. Близнецы беспрекословно выходили к доске. Отвечали они через пень-колоду, и тон у них был по-прежнему вызывающий. Но всё-таки они не молчали, как прежде, изображая из себя каких-то каменных идолов.
И вот настал день, когда на рубашках у Окуньков оказались, приколоты английской булавкой белые тряпочки. На одной тряпочке было вышито гладью «Вова», на другой — «Витя».
— Это чтобы нас… — начал Вова.
— …не путали, — закончил Витя.
— Каждый человек должен… — сказал Вова.
— …отвечать за свои поступки, — продолжал Витя. — Не отвечают только…
— …обезьяны! — твёрдо закончил Вова.
— Конечно, конечно! — поспешно сказала Антонина Васильевна и кашлянула, чтобы не рассмеяться.
По субботам она настойчиво упрашивала Окунькову не бить сыновей:
