Рут Сойер - Одна в Нью-Йорке
Старьевщик уже поудобнее уселся на камень и, протянув ноги к костру, бросал вожделенные взгляды на снедь, которую дети разложили перед его появлением. Потом он внимательно посмотрел на Люсинду и Тони. Почувствовал, что они явно колеблются, и понял, что просто обязан натолкнуть их на правильное решение.
– Вот что я вам скажу, юная леди и юный джентльмен. Пригласи вы меня опробовать зубы на этой еде, я бы не стал отказываться. Вот так.
Теперь у Люсинды и Тони не было никакого выхода. Прибегая к самым изысканным выражениям, которые только знали, они почтительнейше просили сэра Старьевщика оказать им честь и разделить с ними скромную трапезу. Тот немедленно согласился. Четыре с его помощью довольно быстро разделили на три. Все, что при делении попало в остаток, по взаимному согласию отошло в пользу «сэра Старьевщика». Так и получилось, что вскоре он поглотил Люсиндину грушу, «лишний сандвич», и остальную «лишнюю пищу» тоже.
Впрочем, Люсинда считала, что они с Тони лишь воздают должное удивительному незнакомцу. Дело в том, что на протяжении всего пикника тот непрерывно потчевал их рассказами. Правдивьми и захватывающими рассказами о ежедневном сборе старья. Процесс этот в изложении достойного джентльмена представал столь ярко и красочно, что, казалось, не было на свете занятия романтичнее. Он поведал детям о богатых домах и удивительных людях, грабежах и убийствах, корабельных верфях и матросах. Последних в повествовании старьевщика фигурировало довольно много. Все они, без исключения, побывали в самых отдаленных частях света, откуда вернулись с попугаями, обезьянками или совсем уж удивительными животными, которым, по словам рассказчика, «никто в мире еще не нашел названия».
Несколько позже выяснилось, что гость Люсинды и Тони живет в подвале. Только, в отличие от семейства Коппино, окна его подвала не выходили на уютный внутренний дворик. Окон вообще не было, но это, по словам старьевщика, придавало квартире особую прелесть, потому что и утром, и вечером надо было жечь свечи. Вернувшись с работы домой, он принимался за разборку вещей, которые ему удалось собрать за день.
– В основном, конечно, это старье. Вот так, старье, юная леди и юный джентльмен, – делился впечатлениями от пережитого старьевщик, – но иногда, следует вам сказать…
Тут последовали эффектная пауза и величественный жест давно не мытой руки.
– Следует вам сказать, юная леди и юный джентльмен, что людям моей профессии никогда нельзя зарекаться. Вот так, юная леди и юный джентльмен. Нипочем не скажешь заранее, какие шутки с тобой может выкинуть весь этот хлам. Тут уж кому как повезет.
Выдержав еще более эффектную паузу и еще величественней поведя рукой, он рассказал о том, что с полным правом можно назвать высшими откровениями в жизни старьевщика:
– Иногда мне кое-что попадается в карманах старой одежды. Иногда между тряпьем. А иногда под подкладкой какой-нибудь старой шубы. Я вижу, вы удивляетесь, юная леди и юный джентльмен? Многие удивляются. Вот. Разбираешься себе в старых вещах, сунул руку в дырявый карман, да и найдешь пару монеток. Иногда и зелененькие попадаются. А однажды я таким вот манером вытащил целую пачку десятидолларовых купюр. Во-от.
«Да он прямо как мистер Микобер из „Дэвида Копперфильда“! – с восхищением внимая старьевщику, размышляла Люсинда. – Как бы мне тоже хотелось иметь точно такую же замечательную повозку со всяким старьем и с такой же прекрасной лошадью! Сколько прекрасного мусора я смогла бы тогда собрать по всему Нью-Йорку!»
Подвал без окон казался Люсинде не менее привлекательным. Если повезет, в таком подвале могут оказаться настоящие гоблины или клад, который надо искать только при свечах!
А старьевщик тем временем продолжал щедро делиться воспоминаниями о своей удивительной жизни:
– Однажды в этих вот самых руках оказалась брошь королевы! Она зацепилась за обрывки кружев. Ох и грязные же, доложу я вам, эти кружева были! А еще как-то раз я вытащил жемчужную булавку из жутко рваного галстука. Поглядите на эту руку, – с гордостью продемонстрировал он грязную ладонь. – Она держала бриллианты, рубины! Она!..
Тут он умолк, предоставляя слушателям самим подбирать сравнения, которые были бы достойны такой чудесной руки.
– Мне бы давно пора уйти на покой, друзья мои, – немного погодя снова заговорил он. – Как-никак уж седьмой десяток пошел. Но работа меня захватывает. Ожидание, поиск, находки… Ну, как я все это оставлю?
– Должно быть, вы очень богаты, сэр? – благоговейно осведомилась Люсинда.
– Очень не очень, а пожаловаться на жизнь не могу, юная леди.
День был в разгаре. Прохладный ветерок, дувший все утро, вдруг прекратился, и солнце теперь палило совершенно по-летнему. Некоторое время спустя оно нагрело валун и старьевщика, который по-прежнему восседал на нем. Тут-то на Люсинду повеяло всеми отбросами огромного города. Нюх у нее был чуткий, и она в панике отодвинулась. Заниматься сбором старья ей расхотелось. Впрочем, подобные разочарования часто подстерегают и взрослых людей. Потому что даже самые прекрасные занятия имеют свои неприятные стороны.
Дети начали собираться домой, а старьевщик как ни в чем не бывало дремал на солнышке. Думая, что он крепко спит, Люсинда и Тони хотели потихоньку уйти, но этот номер у них не прошел. Стоило им одеть ролики, как пожилой джентльмен приоткрыл глаза.
– Может, в следующую субботу опять тут встретимся? – осведомился он. – Я тоже мог бы что-нибудь захватить…
– Нет, нет, спасибо, – поспешно отказалась Люсинда, ноздрей которой снова коснулся чудовищный запах. – Лучше мы с Тони обо всей еде позаботимся сами.
Она мгновенно все подсчитала и поняла: если взять «каждой еды по шесть», будет достаточно даже для аппетита «сэра Старьевщика».
Домой они с Тони вернулись кружным путем. И вот, переступив наконец в пятом часу порог гостиной мисс Питерс, Люсинда, к своему великому удивлению, обнаружила там дядю Эрла.
Он удобно устроился в кресле с «Записками Питеркинов», и было видно, что книга эта доставляет ему огромное удовольствие.
– О, да это, кажется, Снуди! – громко приветствовал он племянницу. – Рад, рад, что ты вернулась со своего пикника целой и невредимой.
Люсинда крепко обхватила его за шею.
– Ты пришел пригласить меня ужинать, дядя Эрл?
– Думаю, все обстоит куда лучше, – немного таинственно отвечал он.
– Значит, мы пойдем вместе к тебе и ты снова мне будешь читать мистера Уильяма Шекспира? – обрадовалась племянница.
– Боюсь, в этом случае тебе досталось бы куда больше тети Эмили, чем Шекспира, – лукаво взглянул дядя Эрл на Люсинду. – Нет, с этим мы с тобой еще подождем, пожалуй, неделю. Забыл, что обычно говорят дети, когда как следует раскачаются на качелях?
– Пусть старая кошка умрет! – немедленно подсказала девочка.
– Вот-вот. Именно так мы с тобой и поступаем, – продолжал дядя. – С тетей Эмили всегда лучше выждать, пока улягутся страсти. Ну а теперь, Снуди, попробуй-ка еще раз угадать, чем мы с тобой займемся сегодня?
Но Люсинда больше ничего не смогла придумать.
– Сдаюсь, – наконец беспомощно проговорила она. Дядя Эрл не спеша поднялся с кресла, подошел к книжной полке и поставил на место «Записки Питеркинов».
– Просто не понимаю, почему не прочитал раньше такую чудесную книгу? – задумчиво сказал он. – Тем более я так много слышал о ней.
Он снова сел, Люсинда устроилась у него на коленях. Понизив голос почти до шепота, дядя Эрл продолжал:
– К сожалению, Снуди, тетя Эмили не относит чтение к большим добродетелям. Поэтому газели, кроме «Элси Динсмор», «Путешествия Пилигрима» и Библии, ничего не читают. По-моему, это ужасно, но я тут бессилен. В каждой семье, Снуди, заправляет кто-то один. А вообще, твоя тетя Эмили – прекрасная женщина. Просто не все ее правильно понимают.
Девочка тяжело вздохнула. Она знала, что дядя Эрл очень умный. Конечно же, он правильней всех понимал тетю Эмили. Однако самой Люсинде гораздо больше хотелось правильно понимать каких-то других людей.
– Мы с тобой вот как поступим, – еще тише проговорил дядя. – Я подготовлю твою тетю Эмили, и она сумеет к следующей субботе забыть о ссоре. А ты последишь за своим языком и манерами. Если вы обе выдержите, ты останешься ужинать с газелями за одним столом. А вместо шитья мы с тобой лучше почитаем мистера Уильяма Шекспира у меня в библиотеке. Если ты, конечно, не против.
– Ну конечно, не против! – с жаром заверила дядю Люсинда. – И как вы только сумели остаться таким хорошим, дядя Эрл, когда рядом с вами все время живет тетя Эмили и…
Но стойкий муж тети Эмили не позволил Люсинде договорить.
– Я же просил тебя хоть немножечко сдерживаться, – сокрушенно покачал головой он. – Не то придется мне надеть на тебя намордник.
С этими словами дядя Эрл наклонился и очень нежно поцеловал Люсинду в макушку.
