Бьянка Питцорно - Послушай мое сердце
Но Инес с самого начала вела себя так хорошо, что ни хозяйке, ни Антонии ни разу не пришлось поднять на нее руку.
Как только мать Инес ушла, Антония посадила девочку в ванну с горячей водой и дезинфицирующим средством. Потом она долго расчесывала ее частым гребнем в поисках вшей, но не нашла. Волосы у Инес были очень красивыми: черные, как вороново крыло, блестящие, длинные.
Был вызван доктор Маффеи.
— Отличная девчушка, здоровая как бык, хотя несколько истощенная, — изрек он.
Тогда синьора Пунтони поручила Антонии купить вместе с Инес пару ботинок и нижнее белье. Заказала ей у портнихи рубашки: две розовые и две голубые, две серые юбки и четыре белых фартука. Научила ее надевать перчатки, чтобы накрывать на стол, и попросила никогда не говорить на диалекте, ни с Антонией, ни, боже упаси, с детьми.
Так Инес вошла в семью Пунтони, которую она с годами привыкла считать своей, тем более что ее собственная мать умерла, когда Инес было четырнадцать, а отец так и не вернулся с войны.
Она выросла настоящей надменной красавицей, за которой так и вились ухажеры. Когда они выходили гулять с Филиппо, Приска и Габриеле должны были их отслеживать и предупреждать Инес. Хозяйка дарила ей свои поношенные платья, которые ей невероятно шли.
Но страсть к обуви у нее осталась.
Глава третья,
в которой снова говорится о черных лакированных туфельках
Именно из-за Инес Приске выбрала такой рождественский подарок для бедных. Конечно, ей жалко было расставаться со своими изящными туфельками, но она считала, что подарок должен «сводить с ума от радости» того, кто его получает, а иначе грош ему цена.
Но ее мама была другого мнения. Когда через пару дней она увидела Приску, собравшуюся в театр с дедушкой, в бархатном платье и в желтых кожаных сапожках со шнурками, доставшихся ей от Габриеле, она сказала:
— Что это взбрело тебе в голову? Сбегай-ка надень красивые лакированные туфли!
— У меня их больше нет, — сказала Приска.
— Как нет?
— Я их подарила.
— Подарила? Кому?
— Бедным детям.
— Каким бедным детям?
— Не знаю. Тем, из коробки.
— Ты меня с ума сведешь! Что это еще за коробка такая?
Приска объяснила, в чем дело, и мама с облегчением вздохнула.
— Завтра скажешь учительнице, что ты все перепутала, и попросишь ее вернуть тебе туфли.
— Ну уж нет! — возмутилась Приска. — Подарок — это подарок, его нельзя попросить обратно.
— А ты попросишь как миленькая! Совсем с ума сошла! Пара новехоньких туфель, которые будут тебе как раз всю зиму. Да и сдались бедным детям твои элегантные туфли! Можешь отнести им те старые ботинки Габриеле, которые тебе не годятся.
— Но у них дырявые подошвы!
— Ну и что? Тот, кому они достанутся, поставит на них новые подметки.
Приска подумала, что маленькой Инес эти старые ботинки совсем бы не понравились.
— Я не могу попросить обратно вещь, которую подарила, — упрямо повторила она. Что подумают Подлизы? Нет, лучше умереть.
— Хочешь, чтоб я тебя ударила? — спросила мама и, не дожидаясь ответа, отвесила ей пощечину. — Когда ты уже научишься слушаться?
Приска рыдала так отчаянно, что у нее распухло лицо, и дедушка не взял ее в театр, а ведь давали «Трубадура», где цыганку сжигают на костре, а перед этим ее сын, который на самом деле ей не сын, поет арию, которая Приске так нравится, что мурашки по коже.
Но на следующей день унижаться и просить у учительницы туфли обратно пришлось все-таки маме.
— Не волнуйтесь, синьора Пунтони, я их держала в шкафу, даже не развернула. Я была уверена, что тут какая-то ошибка, ждала, что ваша дочь передумает, и не спешила класть их в коробку.
— Не знаю, как вас отблагодарить. Вы уже, наверное, убедились, что Приска такая выдумщица, за ней не уследишь.
— Ничего страшного. Главное, что она вовремя передумала.
Приска была вне себя от злости. «И ничего я не передумала!» С тех пор каждый раз, как они попадались ей на глаза, у нее портилось настроение, и при любой возможности она волочила их по гравию или терла одну туфлю об другую, чтобы испортить лак.
А Элиза так и не принесла никакого подарка: ни старого, ни нового.
— Чего ты ждешь, Маффеи? — спрашивала каждый день учительница. — Ты хочешь прослыть жадиной? Ты, внучка синьоры Лукреции Гардениго?
Но Элиза твердо решила, что, пусть даже это бросит тень на бабушку Лукрецию, она ничегошеньки не принесет, потому что она догадалась, хоть и с опозданием, кое о чем, что даже в голову не приходило Сорванцам и Кроликам, а Подлизы и Притворщицы отлично поняли с самого первого дня.
Содержимое двух коробок, весь этот хлам, который подло дарить и обидно получать, предназначался не как обычно негритятам в Африке или еще каким-то абстрактным и незнакомым детям, а двум конкретным людям: Иоланде и Аделаиде.
— …и их братьям и сестрам: этой шайке грязных и сопливых обезьянок, потому что для них двоих многовато будет, — нашептывала Звева Эмилии Дамиани, злобно хихикая за крышкой парты. — Думаешь Аромат Фиалок и Благоухание Роз заслужили все это добро?
Элиза, подслушав этот разговор, подтвердивший ее подозрения, вспыхнула, руки у нее так и чесались отвесить Звеве подзатыльник. Но, в отличие от Приски, драк она боялась, поэтому вернулась на свое место, вся трясясь от возмущения.
Она решила, что, если подарки на самом деле предназначены Иоланде и Аделаиде, она не собирается кое-как швырять для них в коробки всякое старье, а лучше возьмет две красивые игрушки поновей, завернет их в красивую подарочную бумагу, обвяжет золотой лентой, украсит сосновой веточкой и лично подарит их Девочкам за дверями школы. Она надеялась, что так им не будет обидно.
Глава четвертая,
в которой Аделаиде приносит подарок для бедных детей
Даже Иоланда и Аделаиде на своей одинокой парте в глубине Крольчатника не поняли, что все это затевается против них. К коробкам они никакого интереса не проявляли. Ясное дело, никто не ожидал, что они тоже что-нибудь принесут, так что им все это было до лампочки. Они не смотрели, что приносили каждый день одноклассницы и что учительница аккуратно записывала в блокнот.
Как все девочки в городе, они часами торчали перед витриной синьора Кардано, не сводя глаз с волшебной куклы. Они не строили никаких иллюзий. Не дурочки же они, и отлично понимают, что об этом чуде, как и обо всех остальных выставленных в витрине игрушках, они могут только мечтать. Но мечтать так мечтать: куда лучше о кукле, чем о сваленном в коробки хламе.
И вот 12 декабря случилось нечто неожиданное.
Пришел черед приношения даров, и синьора Сфорца стояла возле двух больших коробок с блокнотом в руке, записывая новые поступления.
— Марчелла Озио, дождевик красный. Флавия Ланди, Пиноккио на шарнирах, в тряпичной одежде. Аделаиде Гудзон… АДЕЛАИДЕ ГУДЗОН??!
Да-да, Аделаиде тоже подошла к ящику с игрушками и осторожно положила туда пару роликовых коньков, подержанных, но в хорошем состоянии.
— Что ты делаешь, Гудзон? — в ужасе спросила учительница.
— Безумие! — поддакнула Звева с первой парты Подлиз.
Аделаиде остановилась, немного удивившись такой реакции, но ожидая, что учительница тоже запишет ее дар в блокнот.
— Кто тебе дал эти ролики? Где ты их взяла? — рявкнула учительница.
— Одна синьора… — пробормотала Аделаиде.
— Какая синьора? Ага, значит, они не твои! У кого ты их… взяла?
(Она удержалась от слова «украла», чтобы не портить рождественскую атмосферу.)
— Одна синьора, — упрямо твердила Аделаиде, — я их не брала. Она сама мне их дала. Я ходила с мамой убирать у нее на чердаке, а коньки стояли в углу, потому что ее дети уже выросли. Она увидела, что я на них смотрю и спросила: «Хочешь?» Она мне их подарила.
— А можно узнать, раз это подарок, почему же ты не оставила его у себя? У тебя что, так много игрушек, что ты не знаешь, куда их девать? Зачем ты притащила их в школу?
Аделаиде пожала плечами. Что за странный вопрос! Вот уже две недели все ее одноклассницы приносят вещи для бедных… Почему бы и ей не принести?
— От тебя мы не можем ничего принять, — сказала учительница, выудив из кучи ролики и сунув их в руки Аделаиде.
Тогда Розальба вскочила из-за парты, как чертик из табакерки:
— Почему?
— Почему? — наступала Приска.
— Почему? — спросила Марчелла Озио.
— О-ля-ля! Народное восстание! — съязвила учительница. — По кочану. И не будь вы безмозглыми курицами, которые не видят дальше своего носа, вы бы сами поняли почему. Неужели вам все нужно объяснять, даже то, что ясно как день? А ты, Рапунцель, унеси их домой, эти ролики, и береги как зеницу ока или отдай кому угодно.
Подавленная Аделаиде села за парту.
