Анджела Нанетти - Мой дедушка был вишней
— На всякий случай, синьора.
Когда мама услышала эти слова, то десять раз попросила меня не шевелиться и побежала звонить папе.
Папа приехал в полдень. К тому моменту я сидел на дереве уже четыре часа. Мама и пожарные смотрели на меня снизу, и каждую секунду она повторяла:
— Ты замерз, Тонино?
Я отвечал, что нет, но у меня зуб на зуб не попадал. Кроме того, я чувствовал, что устал и проголодался. Мама смотрела на меня и заламывала руки. Неожиданно она сказала:
— Ничего не поделаешь, Тонино. Спускайся, прошу тебя. Это бесполезно, мы посадим другую вишню.
Услышав эти слова, я еще сильнее почувствовал усталость, голод и холод.
— Давай мы снимем тебя, — предложили пожарные.
Я посмотрел на них и понял, что еще больше устал, дико хочу есть и мне страшно холодно.
— Ну?
— Давай, Тонино!
В общем, я расплакался и уже был готов согласиться, когда увидел на самой высокой ветке почку, немного набухшую и розовую. Я вспомнил, как дедушка всю ночь жег под вишней костер, чтобы почки не замерзли, и подхватил из-за этого воспаление легких. Тогда я сказал, что не спущусь, и повторил то же самое папе, когда он приехал.
Папа очень рассердился. Не на меня, а на мэра, муниципалитет, полицейских, на человека с экскаваторами и даже на пожарных, потому что они не натянули под вишней спасательное полотно.
— Если с ребенком что-то случится, я вас всех засужу! — пригрозил он и тоже поехал к мэру. Так остались я, мама, пожарные и Альфонсина с Оресте, которые туда-сюда прогуливались по двору.
Прошло еще некоторое время. Мама все время спрашивала:
— Ну почему они так долго?
Когда наконец приехал папа, пожарные смотрели на часы, а я просил дедушку, чтобы он помог мне не чувствовать голод и холод. За папой подоспели полицейские с мэром. Потом дедушка Луиджи, бабушка Антониэтта и Флоппи. Потом моя учительница с Риккардо и Изабеллой, моими одноклассниками. Потом папа Риккардо с Джованной и Вальтером, другими моими одноклассниками. Потом один синьор, который оказался журналистом. И, наконец, человек с лицом бобра, но на этот раз без экскаваторов.
Двор был заполонен их машинами, а сами они стояли под вишней. Учительница спросила меня: «Все в порядке, Тонино?» Джованна и Изабелла помахали мне рукой. Риккардо попытался залезть на дерево. Вальтер начал гоняться за Оресте. Бабушка Антониэтта закрыла рот рукой. Дедушка Луиджи спросил: «Ну-с, как там наверху, юноша?» Полицейские начали говорить с пожарными. Папа Риккардо дал оплеуху своему сыну. Неизвестный синьор начал фотографировать. А мэр сказал, что он сожалеет, что смог приехать так поздно, что он узнал от папы историю дерева, что никаких проблем не будет, что дерево не срубят, что это досадное недоразумение и что он не давал распоряжений рубить такое красивое растение и дорогу можно провести как-нибудь еще и что об этом позаботится конструкторское бюро…
— Так что не волнуйся, — сказал он. — Теперь ты слезешь, хорошо? И все мы пойдем обедать. Хорошо?
Я уже собирался согласиться, но вспомнил, как дедушка забрался на дерево с Альфонсиной на руках, а они убедили его слезть, приманив обедом. А на следующий день увезли в больницу. Я им не верил.
Я сказал мэру, что сначала он должен написать на бумаге, что Феличе не сделают ничего плохого. Тогда мэр взял бумагу и написал то, что я ему продиктовал.
— А теперь ты спустишься? — спросил он.
Я ответил, что спущусь, но, когда попытался пошевелиться, почувствовал, что ноги у меня деревянные. Тогда пожарные выдвинули лестницу и сняли меня.
Когда я спустился, мама заплакала, учительница погладила меня по голове, Изабелла подарила мне клубничную жвачку, бабушка и дедушка меня обняли, Риккардо сказал: «Как тебе повезло, что сегодня ты не пошел в школу!», журналист начал задавать вопросы, а я, пока он говорил, заснул у папы на руках и уже ничего не чувствовал.
Проснувшись в своей постели, я увидел, как сквозь ставни скользят лучи света. И услышал на кухне ток-ток-ток, как когда дедушка готовил гоголь-моголь. Еще наполовину во сне, я позвал:
— Дедушка! Дедушка!
Я был уверен, что сейчас он войдет с чашкой в руках и запоет: «Пришла весна, вставайте, дети!» Но вошел папа и зажег свет.
— Уже вечер, — сказал он, — ты спал семь часов.
— Я думал, что ты дедушка. Я слышал, как он взбивает яйцо.
Папа сел на кровати и погладил меня.
— Это мама готовит тебе блинчики.
— А свет? — спросил я, показывая на окно.
— Мы зажгли костер под вишней, потому что будут заморозки.
Папа взял меня на руки и подошел к окну.
— Этой ночью я останусь тут и буду следить за костром, чтобы он не погас. Ты рад?
Я ответил, что рад. Потом мы молча смотрели на огонь, а затем нас позвала мама, и мы пошли на кухню.
В тот вечер папа остался. А так как холодно было всю неделю, он вернулся и на следующий день, и на следующий. А потом он больше не уезжал — так и остался навсегда с нами.
С тех пор прошло три года. Многое изменилось. Многое нет. Теперь мы живем в доме дедушки Оттавиано и бабушки Теодолинды: я, папа, мама, Оресте, Альфонсина и моя сестра Коринна, которой почти два года. Папа привел в порядок дом и сделал себе в нем кабинет, поэтому теперь он чаще бывает с нами и может присматривать за Коринной, когда нет няни. Мама по-прежнему работает в магазине, но только три раза в неделю. Теперь она гораздо реже злится, даже если работает больше, чем раньше, а если что-то идет не так, то она ругает не бабушку, дедушку и Флоппи, а дорожных патрульных, которые по-прежнему постоянно ее штрафуют.
Дедушка Луиджи и бабушка Антониэтта довольно часто нас навещают. Только приехав, дедушка спрашивает меня: «Ну-с, юноша, как дела?», а бабушка говорит Коринне: «Как поживает мой зяблик?» Потом дедушка идет в огород разговаривать с Эмилио, а бабушка начинает играть с Коринной.
Она разрешает Коринне все: дергать себя за волосы, пачкать конфетами, мочить лицо слюнявыми поцелуями. Бабушка без ума от Коринны — так говорит мама.
В ее первый день рожденья мы устроили под вишней большой праздник, и папа все сфотографировал.
Так как фотографий было очень много, мама начала новый альбом. На первой странице бабушка Антониэтта держит на руках Коринну, а на второй — я сижу на вишне. Я уже могу забираться на Феличе почти с закрытыми глазами: залезаю на верхушку, смотрю оттуда по сторонам или просто сижу на ветвях. Мои друзья много раз просили меня разрешить им забраться на дерево, но я всегда говорю «нет». Только Коринна полезет туда со мной, да и то когда подрастет. Я научу ее всему тому, чему меня научил дедушка.
Однажды мне приснилось, что мы с ней кувыркаемся на ветках, а вишня вся трясется, будто от хохота. Конечно, это был всего лишь сон, но раз уж деревья умеют дышать, почему бы им и не смеяться?
