Евгений Наумов - Смеющийся Пеликен
Айван не садился на нарту, а бежал рядом на коротких лыжах- вороньих лапках.
Научил его этому дедушка Ненек, который и в старости не знал себе равных в беге на таких лыжах. И теперь юноша не отставал от нарты, летящей по нетронутому снегу.
Долго продолжалась погоня. В конце концов юноша заподозрил неладное: куда-то упорно ведет его рэккен. Тундру освещал белый свет месяца. На сугробах вспыхивал синеватый отблеск. Рэккен пересекал их, не оставляя следа. Туловище его двигалось под снегом так же привычно, как рыба под водой.
Вдруг Айван заметил, что голова остановилась, и красные пылающие глаза уставились на него. Юноша сорвал со спины лук, и тонкая стрела, не знающая промаха, запела в морозном воздухе. Пока голова двигалась, он не стрелял — не умел попадать в движущееся, ведь не упражнялся в стрельбе по живому. Но в любое неподвижное пятнышко всегда попадал, даже если оно было не больше ногтя и находилось на расстоянии многих шагов.
Стрела вонзилась бы точно между глаз рэккена, но за мгновение до этого он под снег ушел.
Айван побежал и со злостью выдернул стрелу.
Когда собаки устали и замедлили бег, он решил остановиться и передохнуть.
Огляделся, выбирая место. Смутно белели во мраке снежные холмы. На миг показалось, что остался один во всем мире. Собаки сидели на снегу, тяжело дыша, из раскрытых пастей шел пар, глаза поблескивали.
И тут он услышал приятный, проникающий в душу свист. Обернулся, увидел черневший в высоком холме вход в землянку. Рядом стояла тоненькая фигурка в расшитой праздничной одежде. Девушка!
Такие землянки строили некоторые береговые жители. «Значит, к береговым попал я, — подумал Айван, и его охватила досада: — Как не заметил черневший на снегу вход? Чуть селение не проехал…»
Но других отверстий не было видно. Может, они дальше, за мыском? Однако раздумывать некогда, правила гостеприимства требовали, чтобы он вошел сначала в землянку, куда приглашают.
Собаки неистово лаяли и рвались к девушке. «Почему так странно ведут себя?» — мелькнула мысль. Но он слишком устал и промерз, чтобы долго над чем-то задумываться.
Недалеко было жилище, где горячая еда, тепло, покой! Он шагнул к упряжке.
— Привяжи собак там! — крикнула девушка.
Голос ее показался знакомым, но был низким и хриплым — у береговых, которые живут в сырых промерзших землянках, всегда такой. «Почему у входа не привязать собак?» — снова подумал Айван. Однако вбил в снег остол, бросил собакам по куску вяленой рыбы. Они успокоились и, жадно проглотив еду, свернулись клубком.
Лицо девушки до глаз, раскосых и мрачных, закрыто меховым нагрудником, опушенным белым песцом! К снова что-то знакомое почудилось в ее облике.
Айван подошел к землянке и остановился, пораженный: навстречу из снега поднялись два огромных белых медведя! Они угрожающе зарычали. Рука юноши потянулась к ножу, висевшему на поясе. Но что нож против зверей, которые одним ударом лапы ломают хребет моржу! С досадой вспомнил: тяжелое боевое копье осталось на нартах — кто же идет с копьем в жилище, да еще к такой нарядной девушке? А девушка молча шагнула к медведям, положила руки им на глаза и заставила лечь.
Стараясь не показывать страха — что за удивительная землянка? — Айван прошел мимо медведей, и звери не тронули его. Девушка шла впереди, словно танцевала. У следующего входа в землянку — внутреннего опять раздалось леденящее душу рычание: навстречу поднялись два бурых медведя и оскалили страшные клыки. Девушка и им прикрыла глаза, успокоила.
«Все-таки копье нужно было взять, — подумал уныло Айван. — Если у входа столько медведей, то сколько же их внутри?»
Но в землянке никого не было. Очень просторным оказалось жилище — таких юноша никогда не видел. Стены увешаны пушистыми теплыми шкурами, под ногами тоже густой мех, высоко над головой в широкой отдушине виднелось темное небо и звезды.
У стен ярко горели невидимые жирники. Ноздри щекотал запах свежевареного мяса.
Они пошли дальше — открылась другая землянка, еще просторнее, на стенах белый мех, словно инеем все покрыто. Следующая — будто огромная пещера, голубыми шкурами увешаны стены. Девушка не останавливалась, легко шла впереди. Вот дивная зеленая пещера! Вот красная — все стены увешаны шкурами красных лисиц… Так же ярко освещена, воздух наполнен запахами неведомых трав…..
Спутница Айвана повернулась и отбросила меховой нагрудник. Это была Яри! Он рванулся к ней, но тут же в растерянности остановился.
Белое безжизненное лицо, словно освещенное светом полного месяца. Девушка молчала, и в этом молчании было что-то угрожающее. В диких раскосых глазах полыхал мрачный огонь ненависти!
Айвану стало не по себе. Решил ничего не говорить. Понял, что в подземный мир попал. Огляделся с невольным страхом. Повсюду на стенах переливались меха, но от них веяло холодом… Искаженные яростью со стен уставились на него вырезанные из дерева почерневшие лики.
Яри быстро разделась и осталась в легком ксркере, под которым обрисовывалось гибкое тело. Неслышно ступая, вытащила из котла дымящееся мясо, ловко нарезала его на деревянном блюде. Из плетеной корзинки достала моченой морошки, съедобных кореньев, неведомых приправ, пахнущих очень приятно, положила рядом с мясом.
— Ешь! — сказала Айвану.
Но голос ее звучал неприязненно. Однако, почувствовав запах горячей пищи и острых приправ, Айван уже ни на что не обращал внимания. Торопливо разделся, не сводя глаз с удивительной посуды — расписная, звенит, блестит… Жадно набросился на еду.
Она сидела напротив, не прикасаясь к еде. Медленная судорога прошла по ее лицу, каждая черточка его дышала жестокостью ц злобой. Бросив на девушку беглый взгляд, он чуть не поперхнулся. Ничего не мог сказать Айван, только знаком указал на блюдо. По обычаю, гость должен есть вместе с хозяином. Она поняла.
— Здесь не соблюдают обычаев, — ответила резко. Пытаясь смягчить свои слова, налила из высокого сосуда в чашку какого- то темного питья, остро пахнущего ягодами. — Пей! — А прозвучало это, словно она сказала: «Не пей!»
Он упрямо дернул головой, потянулся к. чашке. Выпил, и загорелось в груди. Сразу расхотелось есть. Он любовался ее красивым, словно из прекрасной моржовой кости вырезанным лицом, тонкими смуглыми руками, легкими движениями. Показалось, будто опять в тундре играют они вдвоем! Но по лицу ее пробегали темные тени, движения становились порывистыми, словно куда-то спешила она.
Айван силился что-то понять, но мысли разбредались, как олени по грибной лощине.
Пристально вгляделся. Глаза девушки совсем бездонными стали, затянулись туманом…
Вдруг заметил — берет Яри пищу левой рукой! Мгновение смотрели они друг на друга, словно боролись взглядами. Глаза юноши выражали непреклонное упрямство. Он перевел взгляд на родинку величиной с крохотную ягоду голубики, которая раньше украшала левую щеку девушки. Родинка оказалась на правой щеке!
— Понял, — со зловещим спокойствием в голосе сказала Яри- перевернутая. — Теперь не выйдешь отсюда.
Но Айван уже не боялся. Ведь сбылось его желание — он попал в подземный мир. А смерть, как говаривал дедушка Ненек, у каждого одна бывает. Чего ж ее бояться? Но что они сделали с Яри! Как ее вернуть? Тихонько зазвучал бубен. Где это?
— Далеко это, далеко… — чей-то шепот раздался.
Откуда-то доносились запахи моря, рыбьей чешуи, сырых ущелий, где преет осыпающаяся земля и пробиваются бледные ростки, дымы костров из высушенного солнцем плавника.
— Покормлю сторожей! — сказала хозяйка, быстро встала и понесла к выходу блюдо с остатками пищи.
Айван поглядел ей вслед слипающимися глазами: выход как будто удалился, одна стена косо наклонилась… А может, она такая и была?
Медведи чавкали у входа, свирепо рычали, разгрызая острыми зубами большие кости.
От их утробного рыка Айван окончательно проснулся. «Почему так спать хочется? Значит, нельзя спать, — подумал он. — А где же Яри?»
Она вошла, губы у нее припухшие, красные, словно она только что плакала, бессильно кусая их. Но в сухих глазах по-прежнему ненависть.
— Спи! — злобно бросила она. Бесшумно шла девушка вдоль стен, и ее тень. гасила невидимые светильники. Остался один, тускло горевший в углу…
Айван блаженно растянулся на мягких шкурах, зевнул и стал дышать глубоко — вот-вот заснет. Она подошла, села и стала гладить его растрепанные волосы, приговаривая свистящим шепотом:
— Спи! Спи!
Но пальцы ее хищно скрючивались, как когти у совы, собирающейся схватить добычу, острые ногти царапали кожу. «Это знак! — подумал юноша. — Она не хочет, чтобы я заснул…»
Вдруг пальцы ее скользнули по его груди, потянули тоненький ремешок с амулетом.
Айван крепко сжал их. Она тотчас рванулась. Юноша быстро поднялся, но она ловко опрокинула его. К горлу тянулись скрюченные пальцы.
